Жалкий заяц. Почему закон, запрещающий высаживать детей из автобуса, вреден

Госдума приняла закон, запрещающий высаживать из общественного транспорта безбилетников младше 16 лет. Это лишит современных детей опыта борьбы. Меня кондукторша выкинула из автобуса на обочину с ранцем и лыжами за 4 километра до деревни. Мне было 12. Дома сказали, что я легко сдалась.

«Проектом федерального закона установлен запрет принудительной высадки безбилетного лица, являющегося несовершеннолетним, не достигшим возраста 16 лет, следующего без сопровождения совершеннолетнего лица», — говорится в документе. В переводе с бюрократического на разговорный это значит, что проезд в общественном транспорте для деток без комплексов стал бесплатным.

Представляю себе экстренные совещания в каких-нибудь закрытых чатах для кондукторов: «Девочки, главное — не дать мелкому запрыгнуть на подножку! Держите вход!...вход…ход…ходор...Ходор...»

С другой стороны, в законе сказано только о принудительной высадке. О том, чтобы принудительно прокатить безбилетного зайку до автопарка где-нибудь на окраине города, и так три-четыре круга подряд, нет ни слова. В том, что чадолюбивый законопроект развяжет войну между кондукторами и школьниками, у меня сомнений нет. Я — ветеран таких войн.

В детстве меня пытались высадить из автобуса по пути в школу или из школы в среднем два-три раза в год, обычно зимой. Самое смешное, что проездной у меня при этом был. А в дни физ-ры у меня случались с собой лыжи в два раза длиннее меня. И это выглядело как натуральное хамство.

В полседьмого утра подозверевший от мороза народ набивался в автобус так, что можно было поджать ноги и ехать на весу, не покачиваясь, до конца маршрута. Кондукторше при этом надо было минимум дважды протиснуться от кабины водителя до задней площадки и обратно, обилечивая все живое. Если живое прикидывалось шлангом — привлечь внимание водителя воплем, чтобы не ехал, пока шланг не заплатит. Желающие сэкономить на билетике находились каждое утро. Внутри автобуса стояло такое нервное напряжение, что можно было подавать электричество в недоразвитые районы.

Иногда попадался особенно упертый заяц. От такого зайца часто попахивало вчерашним перегаром, сообщающим, что денег нет и в ближайшее время не предвидится. Тогда автобус вставал намертво, двери открывались, и пассажиры, которые, между прочим, билетики оплатили, осыпались с нижних ступенек в коричневый придорожный снег. Кондукторше оставалось чуть подождать, пока народ сам вытолкает упертого зайца из автобуса. Но если заяц попадался чересчур крупный и ароматный или, наоборот, слишком уж жалкий, приходилось решать вопрос самой. Поэтому кондукторши подбирались крепкие и безжалостные, как спартанцы царя Леонида. Потому что у них каждое утро — как персональные Фермопилы.

Отвести душу пытались на противнике мелком и безответном. Поэтому в общении с кондукторшей действовало главное правило: ни в коем случае не давать ей в руки свой проездной. Карточку полагалось демонстрировать на расстоянии, перебрасывая из одной руки в другую, в зависимости от того, с какого фланга заходил противник. Проездной — сложенную пополам бумажку с штампом «ГП Пассажиравтотранс» — продавали за символические деньги один раз на весь учебный год. Внутри надо было написать фамилию и номер маршрута, еще был квадратик для фотографии и «место печати автохозяйства». Где брать такую печать — никто не знал, все ставили школьную. Еще раз — проездной за символические деньги выдавали на весь учебный год. За семь лет езды в школу на автобусе у меня сохранился в целости только один. Остальные — измятые, разодранные и склеенные коричневым клеем «Момент» — хранить не хотелось, как свидетельства поражений.

...В тот неприятный зимний день в 1993-м ей удалось-таки отнять проездной, потому что одна рука у меня была занята лыжами. Вылущив карточку из пластиковой обложки, кондукторша заорала: «Этот проездной недействительный! В нем номер маршрута написан, а название остановки — не написано! Проездной я изымаю, оплачиваем проезд». Билет «на три зоны» в пригородном автобусе стоил, как три школьные булочки. Сколько это было в рублях, я не помню. Но деньги были большие, особенно если их у тебя нет. Решать вопрос пришлось врукопашную. Отвоеванный проездной был мятый и влажный на ощупь. Проигравшая сторона вытолкала меня из автобуса в четырех километрах от дома. Можно, конечно, было и дальше пойти по хардкору и срезать на лыжах через поле и лес, но я не увидела лыжни и шлепала час по обочине. Дома сказали, что, когда кондукторша начала толкаться, надо было не тупить, а следовать инструкции, написанной русским языком на стекле: «Держитесь за поручни». Рано или поздно кондукторше бы надоело, а пассажиры не стали бы ей помогать, потому что я относилась к категории «жалкий заяц».

Понадобилось 28 лет, чтобы Вячеслав Володин решительно разобрался с моей детской обидкой. «Были случаи, когда детей, у которых не было денег оплатить проезд, выгоняли из автобуса на мороз, и они были вынуждены несколько километров идти пешком», — рассказал журналистам спикер Госдумы.

Если это не случайность, а тенденция, через 10 — 12 лет жду от Вячеслава Викторовича и его команды пакет законопроектов, запрещающих не принимать женщин на работу на радио, потому что у них не мужские голоса; начинать разговор с женой со слов: «А вот моя мама никогда не... »; выпускать платья сорок четвертого размера с обхватом талии, как у сорокового. Всё приходит вовремя для того, кто умеет ждать, говаривал Лев Николаевич Толстой.

Кстати, закон, запрещающий писать книги, которые нельзя прочитать за два дня, современным детям тоже понравился бы.

Венера Галеева, «Фонтанка.ру»