Между серыми сталинками у «Чёрной речки» каждую зиму появляются открыточные символы Петербурга. Белоснежные скульптуры создаёт таксист на пенсии, и его Ростральные колонны тоже зажигают.
Петербуржец Владимир Кузьмин открыл в себе талант скульптора и теперь превращает собственный двор в музей под открытым небом. Всё, что для этого нужно, — сугроб побольше и хорошее настроение.
«Беру коробки, их на помойке много, — Владимир Кузьмин демонстрирует картонную коробку из-под памперсов, — засыпаю туда снег, утрамбовываю, закрываю и пусть постоит». Полученные кирпичики служат полуфабрикатами для будущих творений. Их нужно поставить один на другой, а потом с помощью инструмента вытачивать нужную форму.
Технологию производства Кузьмин описывает школьнице. Девочка вместе с папой засмотрелась на белоснежную вазу и тоже захотела прикоснуться к зимнему искусству. Двор на Ланском шоссе притягивает соседей. Прохожие останавливаются, достают смартфоны, делают снимки и благодарят. Мальчишка приноровился к снежной пушке и готовит орудие к огню. Подружки-пенсионерки одобрили копию Ростральной колонны. Для большей схожести с оригиналом Владимир Кузьмин поджигает сухой спирт в коробочке и ставит огонёк наверх. Автор тающей экспозиции ходит между скульптурами, не переставая их совершенствовать. На парящих люках нахохлились коты, они, словно бабушки-смотрительницы в музее, прикорнули, пока следили за порядком.
У Владимира Кузьмина короткий творческий период. Спасительная для многих петербуржцев весна — для него угроза, потому что при плюсовых температурах начинается дождь, а «дождь — это труба». Так, однажды осадки сгубили яйцо Фаберже. Оно не простояло и суток. На дворе вторая половина февраля, и Кузьмин старается использовать отведённое зимой время по максимуму. Скульптор ежедневно проводит по три-четыре часа на улице, стойко терпит мороз.
«Час постоишь и уже продрог весь, лицо красное, как у индейца, одеваюсь потеплее. Бегаю домой, греюсь то тем, то тем… — улыбается Кузьмин с хитрецой во взгляде. — Ну, там, чай с малиной».
Он сам не понимает, как и почему разгорелась в нём снежная страсть. Однажды пенсионер вышел во двор, побродил немного и наткнулся на сугроб, начал лепить, стало что-то выходить — и получилась крепость с башнями, пушками и маленькой церковкой. Своему хобби Кузьмин верен уже 10 лет.
«Я же не художник, не архитектор, и представления не имел, что и как делать. А в процессе сам доходил, как снег прессовать, как вырезать, — говорит петербуржец. — Рисовать не умею, смотрю по картинке, как это делал архитектор, и стараюсь делать похожее, чтобы он на меня там наверху не обижался, что я переврал его».
Владимир Кузьмин родился в Ленинграде, после армии друг позвал его в таксисты. Вместе они прошли обучение в «Третьем парке» и так и остались там работать. Кузьмин разъезжал по ленинградским улицам на «Волге». Мог в день получать рублей 10 чаевых. «Таксисты считались обеспеченными, после барменов или рестораторов», — уточняет он.
В свои 65 Владимир Николаевич подрабатывает в извозе в свободном графике, потому что «на пенсии далеко не уедешь». От государства он получает около 14 тысяч ежемесячно. Романтика уходит из профессии, «рук почти не видно», замечает водитель. Теперь пассажиры пользуются приложением и стабильно платят, а раньше случались приключения. «Однажды карманников возил, — рассказывает Кузьмин. — Сели ко мне прилично одетые, всё нормально, говорят, пойдемте за автобусом, у нас там друг. Я подъезжаю за автобусом, друг выходит и садится ко мне. Слышу, они там шуршат, поворачиваюсь — они чужие кошельки в окно выбрасывают. Говорю: ребята, всё, до свидания».
Работа с людьми Владимиру Николаевичу нравилась, потому что «таксист — он ведь психолог». Пенсионер сейчас охотно общается со всеми, кто интересуется скульптурами, и не скрывает, что стал местной знаменитостью. Исаакий в снежном исполнении Кузьмина показывали по Первому каналу. К нему, как к Деду Морозу, известность снова и снова возвращается зимой.
Летом петербуржец тоже предпочитает занятия на свежем воздухе и трудится на даче. Дети подарили ему металлоискатель, появилась ещё одна забава. В коллекции уже 6 серебряных и 50 медных монет. «Еду на дачу и вижу поле вспаханное — сразу туда бегу с металлоискателем. Когда нашел первую монету 1919 года — такая радость была!» — признаётся пенсионер.
Владимир Николаевич окидывает взглядом свои владения во дворе на Ланском и показывает на сломанный ствол ёлки.
— Вот, перед Новым годом, видите? — сетует он.
— Браконьеры?
— Какие браконьеры, это алкаши за бутылку, наверно.
Злодеи пришли ночью, Кузьмин, почуяв их, выглянул в окно, но пока бежал по лестнице, те успели удрать. Похищенная ёлка стала одиннадцатым утерянным деревом. «У меня всё засажено деревьями было. Оставляют самые маленькие или неказистые», — замечает пенсионер.
Владимир Николаевич любит старый Петербург и мечтает слепить храм Спаса на Крови или Смольный собор. «Что из современного достойно? «Газпром» этот, что ли? — рассуждает снежный архитектор. — Ну, сосулька и сосулька. Теперь строят коробки железобетонные да стеклянные».
Мы попросили мастера исполнить в снеге символ «Фонтанки» — чижика. Владимир Николаевич не отказал.