«Нужно проветривать либеральному меньшинству мозги». Соавтор закона о пяти годах тюрьмы за оскорбление ветеранов

Депутаты Госдумы поле приговора Навальному за оскорбление ветерана несколько дней подряд обещают специальный закон. «Фонтанка» поговорила с одним из авторов идеи сажать в тюрьму за отрицание «непререкаемых ценностей» Михаилом Емельяновым.

«Это барьер на пути вражеской пропаганды», — рассказал «Фонтанке» депутат Госдумы, первый заместитель главы комитета по госстроительству Михаил Емельянов про таинственный закон, о котором все говорят, но пока никто не видел. После присуждения Навальному штрафа в 850 000 рублей единороссы Ирина Яровая, Сергей Боярский и Александр Хинштейн несколько дней обещают новый отдельный закон, где оскорбления ветеранов уравняют с реабилитацией нацизма. На третий день обещаний сайт Госдумы рассказал, что инициатива поддержана и коммунистами Иваном Мельниковым, Николаем Харитоновым и даже членом ЛДПР Андреем Луговым. Но самого текста документа до сих пор нет в доступе. Соавтор инициативы от «СР» Михаил Емельянов раскрыл нам все известные ему секреты новых норм, а заодно и философско-пропагандистские нюансы возможности сесть на пять лет за неправильные высказывания про ветеранов ВОВ или даже про память о них.

— Михаил Васильевич, вы не знаете, почему так трудно достучаться до изначальных авторов законопроекта? Ни Яровая, ни Хинштейн, ни даже Боярский пока не захотели рассказать городу, пережившему блокаду, как они защитят ветеранов от оскорблений.

— Я не знаю. Здесь у каждого свой принцип общения с прессой. У «Справедливой России» вот такой принцип. Будем и дальше исповедовать его. А с Боярским я не обсуждал этот законопроект. Я его с Яровой обсуждал.

— И вы вошли в список соавторов инициативы. Но текста этих поправок так пока и нет на сайте Госдумы. Из публичных заявлений Яровой мы знаем, что оскорбления приравняют к реабилитации нацизма и будут наказывать на срок до 5 лет тюрьмы и до 5 миллионов рублей штрафа. Верно?

— Верно. Но здесь есть уточнения. Если это просто состав, то до 3 лет лишения свободы, либо до трёх лет принудительных работ, либо до 3 миллионов рублей штрафа. Если это сложный состав, группа, либо оскорбление сделано через Интернет, то тогда наказание будет от 2 до 5 миллионов рублей штрафа либо до 5 лет лишения свободы.

— Вам Ирина Анатольевна как-то поясняла, откуда эти цифры берутся?

— Цифры всегда берутся несколько произвольно. Цифры наказаний. Потому это совершенно обсуждаемые вещи, которые могут быть изменены ко второму чтению.

— Вы можете озвучить формулировку, что такое «оскорбление ветерана»?

— В законопроекте она не может раскрываться. Обычно тот или иной термин, который используется в законе, наполняется содержанием судебной практикой. Но я думаю, что мы с вами понимаем, о чём идёт речь, что такое оскорбление ветеранов.

— Можете привести пример, чтобы мы понимали вас?

— Могу привести пример. Пример, который на слуху у всей страны. Это поведение Навального. То, что лично меня подвигло присоединиться к этому законопроекту, — это поведение Навального на известном суде.

— То есть вы следили за процессом ветерана Артёменко против оппозиционера Навального?

— Ну, по крайней мере… Да. Следил.

— Что именно не так с поведением Навального?

— Послушайте, он его обвинил бог знает в чём. Во-первых, само поведение было совершенно некорректным. Обвинил ветерана в том, что он чуть ли вообще и не ветеран, что он не был партизаном и так далее.

— Именно поведение одного человека сподвигло вас стать соавтором законопроекта о пяти годах тюрьмы за оскорбление?

— Да. Но меня ещё больше возмутило и сподвигло на это то, сколько потом нашлось у Навального последователей, сколько было позитивных откликов на его поведение. Я ожидал, что будет возмущение всей страны. Что после этого процесса Навальный перестанет быть хоть каким-то авторитетным политиком в России. И всё-таки у него появилось довольно много сторонников. То, что произошло в головах этих людей, мне совершенно непонятно.

— На том же процессе Навальный говорил, что пенсия ветерана в России в 12 раз меньше пенсии немецкого ветерана. Об этом тоже неправильно говорить?

— За это же его не судят.

— Пока нет.

— Почему пока? Я думаю, что за разговоры о пенсиях ветеранов никогда никого судить не будут…

— Вам не показался этот процесс странным? Навального обычно было принято преследовать за экономические преступления. И вдруг иная конструкция. Навальный с одной стороны, а с другой — ветеран.

— Ну он же сам выбрал такую конструкцию. Его за язык никто не тянул, когда он выступил против ветерана при обсуждении поправок в Конституцию (дело было возбуждено за две недели до общероссийского голосования по путинским поправкам к Конституции. — Прим. ред.). Ну выступай ты против артистов. Кто там у нас ещё участвовал в агитации? Ветерана-то 93-летнего чего трогать?

— Получается, что в целом тему «ветераны» после того, как ваши поправки вступят в силу, на всякий случай лучше вообще обходить стороной, с точки зрения критического осмысления?

— Я даже не понимаю, какое может быть критическое осмысление в отношении людей, которые проливали кровь за свою Родину. У меня просто в голове не укладывается, как у человека другого поколения, который много общался с ветеранами (Михаилу Емельянову — 59 лет, Алексею Навальному — 44 года. — Прим. ред.), у которого в семье погибли люди, просто не понимаю, как такое могло вообще в голову прийти Навальному и его сторонникам. На мой взгляд, это просто перевёрнутые мозги.

— Ваш законопроект призван оправдать смысловую конструкцию, где «Навальный оскорбил ветерана»? До Навального ветеранов не оскорбляли что ли?

— Он первый, кто позволил себе такую наглую выходку в отношении ветерана. Этого себе никто не позволял раньше. Поэтому и темы не было.

— То есть ваш законопроект нужен не для оправдания этого уголовного процесса над Навальным, процесса, который многим показался несколько странным? Депутат Боярский ранее заявлял, что «если брать этот конкретный судебный процесс, то мы понимаем, что его фигуранту [Навальному] эти штрафы как слону дробина».

— Кому этот процесс может показаться странным, я не знаю. По-моему, здесь всё настолько очевидно, что Навальный перешёл все рамки. И этики, и морали, и закона. Какие-то сомнения тут возникнуть навряд ли у кого-то могут. Мне просто непонятно. Может, вы мне объясните странности процесса? Можно оскорблять ветеранов?

— Оскорблять вообще никого не нужно. Это очевидно. Но ведь и пропагандистскую конструкцию тоже не спрячешь, когда госмедиа из всех орудий палят в защиту «священной коровы»? В хорошем смысле этой фразы.

— Но это так и должно быть! Разве так быть не должно? Разве народ не может иметь своих героев? Почему кому-то понадобилось лишать народ своих героев? Мне кажется, что вот это и есть один из путей закабаления народа внешними силами. Его кабализация. Почему надо дискредитировать своих героев?

— Безусловно, героев дискредитировать не надо. Тем более народных. Но я вас спрашивал несколько про другое. Пропаганда продолжает выжигать напалмом. Каждый день. Это и вызывает вопросы. И возникает вопрос: а что тут на самом деле первично? Понимаете?

— Пропаганда по дискредитации итогов Великой Отечественной войны. Пропаганда по дискредитации наших ветеранов. Пропаганда по дискредитации нашей истории. Это всё тоже пропаганда. Причём вражеская пропаганда. Ей не надо противопоставлять свою пропаганду? Ведь не мы же сделали предметом пропаганды итоги Второй мировой войны. Это Запад начал эту кампанию. И давно её начал. Примерно 30 лет назад. Конечно же, пропаганда сталкивается с другой пропагандой. Вы предлагаете не отвечать на эту пропаганду?

— Не я здесь политик. Моя забота задавать вопросы, в том числе тем, кто делает политику…

— Нет. Не уходите от ответственности. Вы такой же политик, как и я. Журналисты — четвёртая власть. Именно вы формируете повестку. Мы же только идём вслед за вашей повесткой. Это взаимная наша ответственность.

— Но законы пишете всё же именно вы. Вам не кажется странным писать закон по одному конкретному политическому делу?

— Слишком резонансное дело. Адекватный и своевременный ответ. А почему вы против этого закона? Я одного не могу понять. Что в нём плохого? Разве плохо защищать ветеранов?

— Почему вы решили, что я против? Я всего лишь пытаюсь понять авторов. Я несколько дней читаю пропагандистские заявления соавторов, но документа так и нет. Последовательность событий оставляет массу вопросов. И наш разговор — попытка найти и на них ответы.

— А я вам совершенно откровенно рассказываю. Что меня подвиг на поддержку инициативы именно случай с Навальным. Его беспардонное поведение.

— Это я уяснил. Но что есть оскорбление чисто юридически, я так и не понял. Вы сказали, что определять это будет суд. То есть это отдаётся на откуп экспертам?

— Не обязательно привлекать экспертов. Это и судья может решить, исходя из своего видения процесса. Но я думаю, что в большинстве случаев оскорбление будет совершенно очевидно. Как в случае с Навальным. Здесь особых сомнений быть не может. Особенность закона как нормативно-правового акта в том, что он распространяется на неограниченное количество ситуаций. Возникают некоторые пограничные ситуации. Эту пограничность разберёт суд.

— Возвращаясь к категории «границ». Я правильно вас понял, что ваш закон — это контрпропаганда на вражескую пропаганду?

— Это барьер на пути вражеской пропаганды.

— Вы знаете, что в России пять лет тюрьмы можно получить и за убийство? Оскорбление ветерана — это такое же тяжкое преступление?

— Это не тяжкое преступление, но преступление средней тяжести. Сроки не идентичны. За тяжкие преступления сроки больше. Но я не помню наизусть. Надо уточнить.

— А вы как соавтор уточнили, сколько вообще ветеранов Великой Отечественной войны живёт в России сейчас? Какого количества лиц касается ваша инициатива?

— Уточнить не могу. Их не много. Посчитайте сами. Сколько было ветеранов в 1945 году, если в 17 лет призывали в армию. Их осталось очень мало. Тем более их надо беречь.

— Насколько я понял Яровую, не знаю, обсуждала ли она это с вами, инициатива касается не только живых?

— Да. Там указано, что инициатива касается и памяти павших.

— Грубо говоря, я, как родственник ветеранов, у меня прадед лежит в братской могиле на Востряковском кладбище в Москве, могу стать потерпевшей стороной?

— Да. Но в том случае, если оскорблён конкретный ветеран. А не вообще ветераны как таковые.

— Я прекрасно помню шествие ветеранов на 50 лет Победы в 1995 году. Никакого оружия. Один уазик и колонна настоящих ветеранов. Что случилось с Россией, что спустя четверть века срочно надобилось защищать участников той войны, когда на парады теперь выезжают танки по всей стране, а самих ветеранов на этих мероприятиях остались единицы?

— С нами именно 25 лет назад случилась проблема. Когда танки перестали выезжать на улицы. Вы попали тогда в безвременье. А начиная с 1945 года танки выезжали регулярно. И только теперь танки снова стали выезжать. Демонстрирование военной мощи — необходимая часть демонстрации своего суверенитета. И когда нас призывают отказаться от демонстраций и парадов — это призыв к отказу от своей мощи. Это опять же способ дегероизации нас, лишения нас духа. А дух — необходимое условие, на котором зиждется суверенитет страны. Просто надо вашему поколению, попавшему в то безвременье 1990-х, когда вы не видели танков на улицах, понимать, что есть не только свободы, либеральные ценности, но и безопасность государства, его целостность. Эту безопасность и целостность надо защищать, в том числе вооружёнными силами. Сильная армия — гарантия суверенитета страны. В том числе, публичная демонстрация духа нации — это то, что надо защищать, как и суверенитет. Я вот так вижу ситуацию.

— Но при этом «законопроект Навального» о повышении пенсий не проходит в парламентах России. Ваш законопроект будет поддержан обществом единогласно?

— Практически да. Единогласно же он будет поддержан в Думе. Что же касается общества, то у нас появился определённый сегмент компрадорски настроенных людей, которые называют себя либералами. Людей, которые готовы отрицать всё, что связанно с Российской Федерацией как таковой. И вот этот сегмент может наш законопроект и не поддержать. Но эта беда от того, что мы 30 лет позволяли иностранным силам формировать сознание наших молодых людей. Прививать им ценности, которые чужды интересам Российской Федерации, которые чужды интересам их самих. Вот эта часть, может быть, не примет наш закон. Но это меньшинство.

— Так может пора уже пустить это меньшинство в Думу, их представителей? Там-то вы их и перевоспитаете?

— Я думаю, что это меньшинство надо не в Думу пускать, а больше им проветривать мозги с помощью СМИ, Интернета и так далее. Нужно взять под контроль информационное пространство, так как это сделано уже в западных странах. В нормальной стране, в зрелой политической системе абсолютно не все вопросы – поле политической борьбы. Есть поле политического консенсуса. Есть поле политической борьбы. Допустим, в США есть понятие «американизм». Что это значит? Это те ценности, которые никогда не ставятся под сомнение ни одной политической партией, ни одной силой в обществе. Это и федерализм, отношение к собственности, имперская внешняя политика и так далее. Ни одна политическая партия под сомнение эти ценности не ставит. Это поле политического консенсуса. А есть поле политической борьбы. Вот как в первый срок Обамы обсуждалась их реформа здравоохранения. А у нас же, какой вопрос не возьми, обязательно он ставится под сомнение какой-то частью общества. У нас тоже должны быть ценности, которые непререкаемые. В том числе и память о Великой отечественной войне, суверенитет, национальная безопасность и так далее. И все части общества нам надо воспитывать так, чтобы они все это поняли. В колонии жить никому не хорошо.

— Я правильно понимаю, что ваш законопроект лежит в русле реализации новой конституционной обязанности государства — «защита исторической правды»?

— Да. Совершенно верно.

— Государство уже сформировало все необходимые инструменты для защиты исторической правды?

— Почти не почти… Они формируются.

— Вы, как законодатель, какие видите упущения в необходимом инструментарии государства?

— Я предметно не занимаюсь этой проблемой. Этим у нас занимаются другие люди. Я присоединился в силу своего гражданского чувства. Но необходимо более тщательно работать с информационными ресурсами в нашей стране, чтобы они действительно не проповедовали антироссийские ценности, и не воспитывали антироссийское мировоззрение у нашей молодёжи.

— Вы понимаете тех, кто видит в вашем законопроекте предвыборный пиар? Пиар на редкой теме, которая близка и понятна каждому россиянину.

— Ну не знаю… Это навряд ли можно рассматривать как пиар. Для пиара есть другие, более привлекательные темы. Тем более что, оказывается, обсуждаемая тема неоднозначна. Ваше издание, судя по вашим вопросам, эту тему не очень поддерживает.

— Да где же вы это видите? Я просто задаю те вопросы, которые не слышу в государственных СМИ. А эти вопросы есть у людей. Люди в России живут разные. Важно уметь договариваться, а не делить людей на «свой-чужой».

— Ну это важно, конечно… Но я не вижу пиара в этом законопроекте, что он принесёт очков кому-то на выборах. Именно в силу того, что практически все поддерживают эту идею. Скажем, социальные вопросы больше приносят очков на выборах.

— Ну, так у нас и не лето ещё. До 19 сентября и выборов в Госдуму ещё можно много чего внести.

— Это да. Но это отдельный вопрос.

Николай Нелюбин, специально для «Фонтанка.ру»