«Эшелон на Самарканд» как испытание. Каким оказался новый роман автора «Зулейхи...»

В новом романе Гузель Яхина напоминает, что добро и зло переплетены в каждом тесно. И отдирать одно от другого так же нелепо, как делить людей на своих и чужих.

12 марта в «Редакции Елены Шубиной» (АСТ) выходит третий роман Гузели Яхиной — лауреата премий «Ясная Поляна» и «Большая книга» — «Эшелон на Самарканд». Герои книги будут решать, что такое доброта, может ли враг быть «хорошим» и помочь. А еще — какая она, человеческая любовь? Размышлять им об этом предстоит полтора месяца, перегоняя эшелон с голодающими детьми из Казани в Самарканд.

1923-й. Гражданская война в России закончилась. Но закончилась ли? Война прожгла и тело, и душу каждого, кого коснулась. И отравила. Молодой фронтовик Деев этого не понимает. Он молод и горяч, прост, как полушка, и при этом мягок сердцем. Ему доверено вывезти эшелон с пятью сотнями голодающих детей из Казани в Самарканд. У Деева есть напарница — комиссар Белая — резкая, жесткая, принципиальная, безжалостная. А еще кудрявая и статная.

Имен Деева и Белой читатель не узнает, при этом имена и прозвища детей прописаны с документальной точностью. Это не просто прозвища сирот и беспризорников — за каждым читается судьба. И зависят эти судьбы от взрослых, позабывших свои имена, а за этой утратой имени — потеря человеческого в человеке. Оба героя изувечены войной, и каждому есть о чем молчать и кого ненавидеть.

Тем интереснее всматриваться в конфликт антагонистов-союзников — Деева и Белой. Деятельный фронтовик не раз оправдает свою фамилию, совершая в пути подвиги, чтобы добыть лекарства, воду, еду. При этом душевно «рыхлый» начальник эшелона не зря называет себя «тряпкой», ведь из жалости принимая спорные решения, он рискует и своей жизнью (а погибни Деев — не видать детям Самарканда), и чужими. И ему кажется, что его поступки вызваны человеколюбием, хотя за этой любовью — ярость. Именно это сурово бросает в глаза Дееву наблюдательный старый фельдшер Буг.

Если Деев женственен в своей жалостливости, то Белая — наоборот. Однако эта молодая женщина о любви к детям думает не меньше Деева, но действует, руководствуясь иными принципами. «Иногда быть добрым — это казаться злым!» — заявляет она, поясняя свою тактику спасать только тех, кто физически крепче, разумно расходуя ресурсы. У Белой тоже нет имени, но есть история, узнав которую начинаешь смотреть на нее не только как на «воплощенную смерть». Белая — в прошлом белица, насельница монастыря, с распахнутыми объятиями принявшая революцию. Она красива и… бесплодна. Потому так рвется она к паршивым дистрофикам, опухшим и озлобленным, — чтобы быть нужной, чтобы любить. Не своих детей, так детей государства. Суровый ангел доброты.

Но роман Яхиной — не о несостоявшейся монахине или пламенном красноармейце, хотя безбожие уравнивает их, как больных в лазарете. «Гирлянда» вагонов с голодными больными детьми, которую эти двое должны сопровождать четыре тысячи верст, по сути — гирлянда метафор, отсылающих к Библии и мифу. Одна из них названа автором «Ноев ковчег». В эшелоне находят пристанище дети без ранжира по здоровью и возрасту, право на надежду получают и «чужие» — подкидыши и беспризорники, которых по пути подбирает сердобольный Деев, нарушая правила. Только если ветхозаветный Ной был праведником, таков ли Деев? Он — мечтающий о всеобщем счастье и женитьбе — помнит, что под его ногтями запеклась чужая кровь.

А врагов за время изнурительной Одиссеи он встретит предостаточно. И совершит немало геракловых подвигов, сражаясь с казаками, басмачами, ворами, чекистами, болезнями, страхом и голодом. Хотя, если вернуться к Ветхому завету, сравнение с Моисеем и хождением по пустыне будет допустимым. Но Моисей был любящим избранником Божьим. Атеист Деев не по этой части: он не знает молитв, но умеет просить за других и хитрить. Этим и пользуется во время передряг. И Тот, в кого он не верит, руками врагов посылает лихому просителю манну. Не для него — для детей. А сам Деев морщится от рассуждений фельдшера, который теребит его вопросами о том, что такое истинная доброта. Деев и Буг живут по разным понятиям. Оба ищут доброту, но каждый видит ее в своем. А пока спорят и наблюдают друг за другом, понимая истинные порывы души, начинают прорастать в своего вроде бы противника.

Гузель Яхина ставит вопросы простые, но вечные, а потому сложные и для героев, и для читателя. Что такое добро? И может ли быть добрым зло? А любовь — какая она? Где та граница, перейдя которую возврата не жди, и молодой парень становится стариком, поцелованным Смертью? Не случайно хладнокровие, с которым Деев хоронит мертвых и рискует собой, пугает фельдшера. Он понимает, что за этой бравадой милосердия прячется и боль, и страх, и потеря человеческого в человеке. А Дееву есть о чем помнить и молчать.

Искать героев в буквальном смысле этого слова среди персонажей романа не надо. Их, строго говоря, нет, но при этом они есть как носители доброты и любви. И каждый по-своему гуманист: Деев, Белая, Буг и другие. «Доброта требует мужества. Ей нужен хребет покрепче и зубы поострей», — рубит Белая. Буг не приемлет доброту, замешанную на крови. А Деев ему по-платоновски шпарит: «Везде доброта. В сапогах дети пришли на вокзал, не босые, — доброта. В рубахах едут, не голышом, — опять доброта». Чего стоило добыть этот «добрый подарок» и так ли он чистосердечен — другой вопрос.

Взрослые и дети — не единственные персонажи романа. Смерть (с большой буквы) — вполне себе значимая героиня этой книги. Именно с ней сражается обезумевший Деев, который смотрел в лицо смерти сам и убивал много раз. Он, одержимый спасением детей, то есть самой Жизни, самоуверенно состязается со смертью во время пути. Но бывший фронтовик не Христос, чтобы победить такого врага. Его отвага граничит со слабоумием, а смекалка не мешает робеть перед женщинами, которых он на самом деле не знает. Женственная, мудрая Фатима — одна из сестер милосердия эшелона — олицетворяет ту самую любовь и истинную женственность, к которым жадно и смущенно тянется и молодой, и старый. Огрубевший, израненный войной Деев надеется на счастье и ищет тепла. Суровая Белая любви тоже не знает, хотя, говорит, испытывала это чувство, глядя на… портрет. Не знала ведь по наивности, кто на нем изображен… Вот и получается, что любовью к ближнему охвачены люди, в этом чувстве малосведущие.

Когда открываешь новую книгу Яхиной, думаешь: обязательно будет любовный союз, который срежиссировала сама война. И сойдутся люди разные, но крепко, пылко, страстно. Если мужчина и женщина друг без друга не могут, то и роман без подобных линий не роман. А «Эшелон…» — роман, и сильный...

Мотив детей докочевал из одной книги Яхиной в другую уверенно, как и послевоенная тема, которую автор изучает, правда, порой художественно переосмысливая. Но вот язык изменился. Он прост, понятен и четок. Вязкости метафор и сравнений напуганный предыдущей книгой читатель может не опасаться. Образы персонажей выписаны крупными, хотя и скупыми мазками, что заставляет внимательнее приглядываться к каждому жесту и прислушиваться к каждому слову.

«Эшелон на Самарканд» мчит читателя стремительно и резко, и вонь холерного барака, крови и грязи не прячет. Напоминает: война именно так смердит. Но у каждого, попавшего в эшелон, есть выбор: надеяться на чудо и верить в светлый исход. Либо повернуться к смерти теперь уже насовсем.

Мария Башмакова, специально для «Фонтанки.ру»

17 марта Гузель Яхина представит свой новый роман в прямом эфире