Общество с неограниченной ответственностью. Как российские бизнесмены отвечают по долгам своих компаний

Когда много лет назад вышел закон «О банкротстве», в котором была прописана возможность привлекать контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности, эксперты как один говорили: «Куда мы катимся? Теперь ООО будет пустым звуком, вся ответственность будет неограниченной!» И вот мы докатились.

Теперь не кредиторы доказывают, что собственник и директор виноваты в банкротстве компании, а сами контролирующие лица вынуждены доказывать, что все их действия в предбанкротный период были обусловлены не желанием «кинуть» кредиторов, а неким планом по выходу из кризиса. Или что они были номиналами, а истинным бенефициаром являлся кто-то третий.

Интересная сегодня жизнь у банкротных юристов: они из скучных перекладывателей бумажек превратились в настоящих детективов — добывают самые деликатные доказательства и выстраивают на их основе самые умопомрачительные логические конструкции, убеждают суд в аффилированности такого-то гражданина и такой-то компании-банкрота. Об этом и еще о том, почему не надо втягивать в своих хитроумные бизнес-схемы собственных детей, поговорили эксперты на девятой правовой дискуссии «Фонтанки».

Что такое субсидиарная ответственность? Когда у компании-банкрота распроданы все активы, а долги еще не погашены, суд взыскивает недостачу с тех людей, которые компанию до такого положения довели. Соответственно, первое дело кредитора — найти таких людей. А для них, в свою очередь, первое дело — доказать, что они не виноваты.

— По сути, власти создали предпосылки для массового привлечения бизнесменов к субсидиарной ответственности, — заявила Юлия Комбарова, управляющий партнер «Юридического бюро № 1». — Ведь когда те открывают юрлицо с уставным капиталом в 10 тысяч рублей, всем ясно, что этого не хватит, чтобы рассчитаться с долгами, если те возникнут. Уже открытие такого бизнеса является миной замедленного действия. Но законодатель — вместо того, чтобы поднимать уставной капитал, — стал привлекать к субсидиарной ответственности. Тем самым уравняв ООО с ИП, где в случае чего бизнесмены отвечают по долгам всем имуществом. (Полностью ее колонку читайте здесь.)

Холмсы наших дней

Юристы еще помнят то время, когда невозможно было убедить суд, что ты собственник, если про тебя этого не написано в ЕГРЮЛ. Но так больше не происходит: и законодатели, и суды постепенно осознали, что сковывать себя только прямыми доказательствами — значит потакать недобросовестным участникам делового оборота. И стали вводить нормы и практику доказывания аффилированности по косвенным признакам. Если два бизнесмена летели вместе «Аэрофлотом» из Москвы в Симферополь, а потом из одной фирмы в другую перекочевали активы не по рыночной цене, суд вполне может признать их взаимное влияние, хотя формально они никак не связаны. Если человек никак не значится в компании, но уборщица Клавдия Петровна говорит, что это «наш босс», то этого человека суд очень даже может привлечь к субсидиарной ответственности и взыскать с него все, чего не хватило кредиторам. Особенно если среди кредиторов затесалась налоговая.

— И вот, шаг за шагом, мы пришли к тому, что в 2017 году были приняты поправки в закон «О банкротстве». В них впервые было четко прописано, кто такие «контролирующие должника лица» — не только те, кто прописан в ЕГРЮЛ, но и те, кто фактически имеет право давать обязательные указания компании, — рассказал Ахмед Кулаев, управляющий партнер юридической компании ATRA. — Эти поправки вдохнули новую жизнь в институт привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц: с тех пор эта практика растет в геометрической прогрессии.

По словам эксперта, если раньше было немыслимо предоставлять в арбитражный суд неофициальную переписку, то сейчас в ходе процесса зачастую предоставляются даже телефонные переписки в мессенджерах — и суды их принимают. (Полный рассказ о коллизиях признания КДЛ читайте тут.)

Более того, как сообщил управляющий партнер Impera Legem Алексей Кузнецов, теперь зачастую суды не столь слепо доверяют прямым доказательствам, если они не подтверждены дополнительно косвенными. «В топку» нередко летят не только выписки из ЕГРЮЛ и расписки в получении наличных, но и строительные акты КС-2 (если нет других документов, подтверждающих выполнение строительных работ).

«Верховный суд в своем определении от 23 июля 2018 высказался: при включении в реестр исследование доказательств должно отличаться большей глубиной и широтой по сравнению с обычным спором — особенно если имеются возражения против включения данного требования. В рамках установления требований кредиторов в реестр можно требовать не только предоставления первичных документов, но и отчетности должника и кредитора — на предмет отражения там этих хозяйственных операций, — объяснил эксперт. — Очень эффективно использовать такой прием против включения подрядчиков на стройке: иногда приносят в суд КС-ку о выполненных работах, а мы не можем, исходя из понимания деятельности должника, даже представить себе, на каком объекте эти работы происходили. В этих ситуациях можно требовать дополнительные документы и таким образом эффективно бороться с включением необоснованных требований в реестр». (Полностью доклад Алексея можно прочесть тут.)

Логику судов и законодателя объяснил Илья Шевченко, председатель 12-го (банкротного) судебного состава Арбитражного суда СПб и ЛО: «Почему мы сейчас пришли к косвенным доказательствам, к переносу бремени доказывания? Очень просто. Когда мы начинаем это все разбирать, часто находимся в ситуации информационного вакуума. Мы вообще не понимаем, что творилось в этом обществе-должнике. Почему он стал банкротом? Почему деньги выводятся через какую-то цепочку и оказываются на чьих-то счетах? И вот через все эти косвенные доказательства мы начинаем все это устанавливать. И плюс — у нас развивается процесс. Лет 10–15 назад привлечь к субсидиарной ответственности было практически невозможно. Потому что любой кредитор или управляющий, который пытался инициировать это, буквально захлебывался в своем бремени доказывания. Потому что прямыми доказательствами ничего не доказать. Никто нигде в документах не отражает, что он сидел на кухне и договаривался о выводе актива».

Детки в теме — дети в схеме

Отдельного внимания экспертов заслуживает последняя практика привлечения к субсидиарной ответственности несовершеннолетних детей по долгам, за которые оказались в ответе их умершие родители. «Может сложиться ситуация, когда бизнесмен работал-работал, отдал все любимым детям и, может быть, даже уже умер, а впоследствии их догоняет субсидиарная ответственность по его долгам», — заявил Алексей Кузнецов.

Он имеет в виду дело, рассмотренное Верховным судом, где к субсидиарной ответственности по долгам компании-банкрота были привлечены наследники умершего бизнесмена. При жизни он перевел на детей активы должника. «Ответственность была ограничена именно пределом полученного наследства, но легче от этого не становится: в определении сказано, что не обязательно в порядке субсидиарной ответственности взыскивать именно незаконное полученное имущество, а любое перешедшее имущество в порядке наследования. То есть получается уникальная ситуация, когда дети, наследники, никак не вовлеченные в хозяйственную деятельность предприятия родителей, не владеют документами и тем самым ограничены в способах доказывания добросовестности родителей, но вынуждены тем не менее выступать ответчиками в процессе», — объяснил эксперт.

«Дети — это, конечно, святое, но месседж, который подает Верховный суд, мне кажется, таков: не втягивайте детей в эти схемы. Потому что будет хуже. Можно обсуждать вину и ее отсутствие, но концептуально — если вы втягиваете детей в схемы, то вы их ставите под удар. Вот и всё», — прокомментировал этот тренд судья Илья Шевченко.

А ты вообще кто такой?

По сути, говорят эксперты, в свете последней практики у кредиторов и конкурсного управляющего одна забота — доказать, что такое-то лицо аффилировано с должником. А дальше уже у этого лица возникает бремя доказывания, что оно не верблюд. То есть либо не КДЛ, либо КДЛ, но в банкротстве не виновато (активы не выводил, искренне хотел со всеми рассчитаться, но просто не повезло — и все документы, какие были, передал управляющему).

При этом, как отметил Владимир Растегаев, ведущий юрист компании «Грифон» (входит в группу «ФУКАУ»), от подозрений в контроле над компанией не спасает, например, то, что у тебя миноритарная доля. «Миноритарные собственники компаний, которые не принимают никаких решений, а просто владеют какой-нибудь небольшой долей или пакетом акций, часто считают, что к ним не может возникнуть никаких вопросов в случае банкротства этой компании. У меня, думают они, всего 5 % от данного общества, какой с меня спрос?» — сообщил эксперт.

Но, по его словам, не всё так просто: «Смятение в этот вопрос внесло определение Верховного суда по делу Хорошилова. Это, сразу скажу, дело не о субсидиарной ответственности, а только о включении в реестр требований кредитора. Там, помимо основного вопроса, ВС РФ обращает внимание на то, что доля 19 % уставного капитала, хотя и не позволяет напрямик оказывать влияние на принятие решений в обществе, тем не менее, не может быть признана миноритарной. А какая доля может — ВС, к сожалению, не сказал». С тех пор практика пошла вразнобой: где-то 43 % — это миноритарий, а где-то 5 % — КДЛ.

Но всё бы ничего — в конце концов, суд разберется. Однако встала другая проблема: миноритарий в силу своего меньшинства не имеет представителя в деле о банкротстве. «По статье 35 закона «О банкротстве» в процессе могут участвовать не сами акционеры, а их представитель, который был выбран на собрании участников или акционеров, — продолжил Владимир Растегаев (полностью его доклад доступен здесь). — Только он. Между тем, как обратил внимание в одном деле еще Высший арбитражный суд в 2014 году, в обществе может существовать корпоративный конфликт. И избрать представителя участников в силу этого конфликта не представляется возможным: мажоритарий назначит своего человека, который будет действовать в ущерб миноритариям. Если доказано наличие этого конфликта, то фактически участников необходимо допускать до непосредственного участия в деле о банкротстве. Потому что иными способами они защитить свое право не могут».

«Чтобы отделить мошеннические действия от непреднамеренного краха, нужны законодательные изменения, которые бы расширяли права учредителей и акционеров в делах о банкротстве. К сожалению, до сих пор участники, в том числе и бывшие, не могут участвовать в процессе. То есть миноритарии не могут защитить свою позицию и узнают уже постфактум о том, что они привлечены к субсидиарной ответственности», — согласна с коллегой Юлия Комбарова.

По словам эксперта, в свое время еще Высший арбитражный суд предложил интересную правовую конструкцию: докажи, что у тебя серьезный интерес, и мы позволим тебе участвовать в деле. Но суды не восприняли этот кейс как руководство к действию, так что сегодня проблема остается. «От того, что мы кого-то допустим в процесс и выслушаем, хуже точно не будет», — согласился с юристами судья Илья Шевченко.

Следи за собой, будь осторожен

Вообще, как говорит руководитель корпоративной практики юридической компании ATRA Варвара Орлова, мы живем в парадигме, где о вероятности банкротства надо начинать думать, когда начинаешь бизнес. Или даже когда устраиваешься на ответственную работу не в госучреждение. Потому что в бизнесе, какой бы безобидной ни казалась твоя должность, в случае банкротства ты можешь оказаться «лицом, принимающим решения». Если ты видишь, что в компании всё плохо, а шеф раз за разом начисляет тебе заоблачные премии, имей в виду: возможно, он готовит тебя к роли «реального бенефициара», который будет нести ответственность вместо него.

«Судебная практика показывает, что даже продажа бизнеса или увольнение из компании не гарантируют, что вас потом всё-таки не признают КДЛ и не привлекут к субсидиарной ответственности по долгам компании. Ведь такой риск для владельца или сотрудника предприятия сохраняется на протяжении трех лет с момента продажи и/или увольнения, — сообщила Варвара Орлова. — Поэтому чрезвычайно важно с самого начала бизнеса или выхода на работу все решения принимать с оглядкой на риски, которые могут возникнуть в случае признания банкротом твоего предприятия или предприятия-контрагента». (Полностью ее точку зрения можно прочитать здесь.)

По словам эксперта, сегодня во многих крупных компаниях внедряются стандарты и требования, которые впоследствии позволят минимизировать риски признания действий руководства недобросовестными. «Эти стандарты мы называем «субсидиарный комплаенс», — сказала Орлова. — Он разрабатывается как для компании в целом, так и для его сотрудников и владельцев бизнеса с учетом индивидуальных характеристик их ролей в деятельности предприятия».

Павел Горошков, специально для «Фонтанки.ру»

Все правовые дискуссии и анонсы будущих событий — здесь.