Владелец сети «Реалъ» о регулировании цен: «Государство в наших отношениях — третий лишний»

Попытка государства остановить рост цен на сахар и масло вызвала подорожание других продуктов и может привести к ухудшению качества, считает директор и совладелец сети «Реалъ» Александр Мышинский.

Предприниматель поделился с «Фонтанкой» впечатлениями от «новой реальности», в которой федеральные власти, выполняя «инфляционные KPI», перевели рынок на «ручное управление»: заводам говорят, кому и сколько грузить, и отчитывают региональных чиновников как школьников — за подорожание яиц к Пасхе. В выигрыше, как всегда, останется крупный бизнес, а вот локальные сети при госплане рискуют не выжить.

— Четыре месяца назад правительство РФ ввело «заморозку» цен на сахар и подсолнечное масло и уже месяц ведет постоянный мониторинг стоимости потребительских товаров. Но, если верить Росстату, да и собственным ощущениям, цены продолжили расти. Как так вышло?

— Если говорить о ценах, которые зафиксировали, то по сахару они фактически заморозились, уровень 46–47 рублей за килограмм держится несколько месяцев. По маслу растут, но за счет того, что сети стали массово завозить аналогичные товары — масло нерафинированное, масло с добавлением оливкового, кукурузное. Из-за этого средняя цена пошла вверх. Но дорожает всё остальное. Производители сахара и масла, которым не дали зарабатывать на рознице, чтобы выжить, вынуждены зарабатывать на оптовых продажах, и, как следствие, выросли цены на всё, где используется сахар и масло. Недавно кондитеры заявили, что поднимут отпускные цены на 3–12 %, так как ингредиенты сильно подорожали. Сети, естественно, стараются не принимать подорожание больше чем на 5 %, что приводит к частичному вымыванию ассортимента или ухудшению качества

— Выходит, сдержав рост цен в одной категории, власти разогнали их в других. Можно ли говорить, что эксперимент по заморозке цен оказался провальным?

— Цены меняются постоянно. Не было ни одного года, когда не было роста. Но для биржевых товаров характерна цикличность. Стоимость сахара в 2019 году упала почти на 50 %, и он продавался по 20 рублей за килограмм. Когда производители поняли, что ничего не зарабатывают (себестоимость 24 рубля), несколько заводов приостановили работу, снизились закупки свеклы, посевы сократились, что и вылилось в кризис по сахару этого года. Сейчас все ринутся производить сахар, и в следующем году цены пойдут опять вниз.

По маслу, на мой взгляд, причина была в том, что после очередного обвала рубля огромные объемы ушли за рубеж и появился дефицит внутри страны. Сейчас ввели ограничение на экспорт, и есть надежда, что цена пойдет вниз. Но это всё биржевые товары, рынок сам редактирует их стоимость. Особого смысла вмешиваться нет. Мы 30 лет строим рыночные отношения, и все как-то подстроились. Поэтому, когда был принят закон о мониторинге цен, все восприняли это просто как очередное желание выслужиться, никто не думал, что это надолго, так как это противоестественно в условиях рыночной экономики.

— Можно предположить, что крупные сети и производители подписали соглашение о сдерживании цен на масло и сахар добровольно-принудительно. Почему региональные игроки на это пошли, если понимали, к чему это ведет?

— На самом деле, большинство локальных сетей не присоединилось к соглашению. В Петербурге это сделали только Prisma, «Семишагофф» и мы. Для нас снижение цены, которое было анонсировано, было очень привлекательно. На сахаре мы, как и большинство сетей, почти никогда не зарабатываем. Разница между ценой закупки и продажи —1–2 рубля, а тут государство нам давало аж 10 рублей — по 36 рублей закупка, по 46 рублей продажа. Мы воодушевились — мы же верим нашему государству. Так что подписали соглашение в надежде, что если мы будем держать полочную цену, нам дадут закупочные.

Конечно, 36 рублей — это цена завода на юге России в мешках. С учетом фасовки и логистики стоимость в Петербурге вырастает до 43–44 рублей. Но за четыре месяца с момента присоединения к соглашению о заморозке цен нам удалось купить за такие деньги только две машины сахара по согласованной цене при потребности 2,5 в месяц. Отправили письма на все 68 заводов. Ответы были примерно такого содержания — «к сожалению, все объемы расписаны, не можем ничем помочь». В итоге в марте покупали по 51 рублю, по 46 продавали. То есть по 5 рублей с килограмма дотировали.

По маслу ситуация была лучше. Брали по 98–99 рублей, но последняя закупка уже по 103 рубля (согласно соглашению о заморозке цен, цена закупки для его участников должна составлять 95 рублей, цена на полке — 110 рублей. — Прим. ред.). Это всё, что удается выбить, чтобы как-то конкурировать и как-то продавать.

— Куда делся сахар после заморозки цен? Это спекулянты всё скупили, возникли перегибы на местах?

— Объемов хватает, просто нарушена цепочка поставок. Ладно мы можем покупать машинами сахар в предоплату и сами возить. Но сети поменьше такой возможности не имеют и всегда брали через дистрибьюторов. Отгрузка по такой схеме была по рыночной цене — порядка 44–46 рублей за мешок, то есть с учетом затрат на логистику и упаковку — 51–53 рубля за килограмм в Петербурге.

После продления соглашения мы написали письмо в Минпромторг. Нам подтвердили, что мы имеем право покупать по установленным ценам, и посоветовали обратиться в Минсельхоз, чтобы нас закрепили за определённым заводом. Но в Минсельхозе нам ответили, что 68 сахарных заводов не могут обслужить 12 тысяч розничных клиентов, присоединившихся к соглашению. Идите договаривайтесь, если вам отказывают — жалуйтесь в прокуратуру.

Но поставщики тоже не работают за идею, и говорят: у нас нет под вас объемов. Квоты, которые государство выделяет, в большинстве уходят в федеральные сети. Кроме того, некоторые заводы сахар отдали производителям свеклы. Для заводов это чуть ли не единственный способ рассчитаться с долгами, ведь они закладывали одну цену, а вынуждены продавать по другой.

— Как выглядит госпланирование изнутри? Каждая сеть закреплена за конкретными заводами? Объемы «каждому по потребности» распределяет Минпромторг?

— На последнем совещании [замминистра Виктор] Евтухов заявил, что задача стоит держать цены на полке любой ценой. Представитель АКОРТ (Ассоциации компаний розничной торговли. — Прим. ред.) сказал: «Как партия скажет, так и будем делать, но нам пока грузят». На заявления регионов о невозможности локальных сетей закупать по согласованным ценам, тут же реагировали «в ручном режиме»: «вот этой сети отгрузить товар». Но вопрос, кто должен отгрузить, когда и по какой цене, повисает в воздухе.

На практике это сделать сложно: 12 тысяч ретейлеров, которые присоединились к соглашению, хотят получать продукцию по фиксированным ценам и имеют на это право. Петербургский комитет [по промышленной политике] послал запрос на прикрепление нашей сети к какому-то из заводов, но пока ответа не было.

— Какая радость от всего этого регулирования государству? Наверное, у Минпромторга есть более важные дела, чем говорить, сколько мешков сахара завод А должен отгрузить магазину Б?

— У Минпромторга и Минсельхоза есть определенные KPI, которые заключаются в инфляционных процессах. Не хочу выдвигать конспирологические теории, но, вероятно, когда первому лицу доложили, что сахар подорожал на 80 %, а масло на 60 %, были сделаны оргвыводы и дано время на исправление недоработок. Это не имеет отношения ни к экономике, ни к социальной политике. Потому что сахар, во-первых, вреден, во-вторых, его доля в продуктовой корзине, как, впрочем, и масла, минимальна. То есть это такой пиар-ход, показывающий заботу о населении.

— Как далеко такой пиар может зайти?

— Насколько я понял по последнему совещанию в Минсельхозе, постановление о мониторинге цен, которое фактически позволяет регулировать стоимость товаров, — это надолго, и всем придется привыкать к новой реальности, а отвечать перед правительством об изменении цен придется губернаторам. Сейчас ищутся рычаги и на производителей, и на ретейл — например, проверки ФАС. Уже периодически приходят и смотрят, отличается ли цена на полке от среднестатистической или зафиксированной. Но к нам пока замечаний не было.

— То есть крайними пока сделали региональных чиновников?

— Минсельхоз получает данные от Росстата, где какие цены, и созывает на совещание регионы, где максимальный рост. Это напоминает школу, когда учеников спрашивают домашнее задание, а в случае неготовности вызывают родителей. В данном случае задача — к осенним выборам прийти с минимальной продуктовой инфляцией, чтобы у населения не было негативного настроения. Там, где не справляются, губернаторам делают определенное внушение.

Например, последнее совещание, куда меня пригласили, было посвящено ценам на яйца. Замминистра Оксана Лут очень переживала, что православные останутся на Пасху без дешевых яиц. Но если следовать этой логике, то во время Великого поста цена должна была просто рухнуть. Но, видимо, следуя заветам предков, православные покупатели всё это время копили и прятали яйца в погреба, потому что цены продолжали расти.

На самом деле заводы присылают расчеты, и к ним никаких вопросов — подорожали корма, электричество, отопление. Чудо, что они вообще что-то производят и выживают в этих условиях. На мой взгляд, вмешательство третьего лица в отношения между теми, кто производит и кто продает, не улучшит ситуацию.

— Как Смольный транслирует такую политику местным сетям?

— Надо сказать, что у нас довольно адекватно относятся и всё прекрасно понимают. Не было ни одного выговора и требования снизить цены. Я даже больше слышу сочувствие, чем раздражение.

— Почему бы вам просто не выйти из соглашения о заморозке цен и не начать торговать по рыночной, вместо того, чтобы играть в эти игры с госпланом?

— Выхода нет. Если будем задирать цену выше рынка, к нам просто не пойдут. Сейчас большинство сетей вынуждены торговать в убыток. И речь не только про сахар. Если раньше мы продавали в ноль такие товары, как картошка, бананы, хлеб, то сейчас цена на полке у многих, в том числе у нас, ниже себестоимости. В итоге в марте у всех сильно упала средняя наценка. При средней рентабельности розничной торговли 1–2 % от оборота, это критично для деятельности компании. Но зарабатывать на чем-то надо, и все сети стараются поднять цену на что-то менее востребованное.

— То есть за сдерживание цен потребитель платит дважды? Во-первых, дотации производителям сахара и масла — это наши налоги. Во-вторых, из-за этого другие продукты быстрее дорожают.

— Потребитель платит за всё. Всегда.

— Можно ли говорить, что госрегулирование оказалось на руку крупным сетям? Они без проблем получают поставки по установленным ценам, в отличие от небольших игроков?

— Итоги госрегулирования очень хорошо видны на рынке АЗС: в Петербурге уже не осталось заправок независимых операторов, не входящих в нефтяные холдинги. Убедительная победа крупных корпораций, грамотное распределение госсубсидий. То, что сейчас происходит с продуктами питания, тоже очень сильно бьет по малому и среднему бизнесу. Минсельхоз за последние годы создал большое количество союзов — Союзмолоко, Союзсахар. Фактически производители должны туда вступать, чтобы участвовать в получении дотаций. В итоге распределение благ происходит в пользу конкретных компаний, и только они могут давать нормальную цену. Малый бизнес, не участвующий в союзах, не может конкурировать. То же и с сетями. Есть АКОРТ, куда входят крупнейшие федеральные и некоторые локальные сети. Они лоббируют интересы своих участников и получают определенные преференции. Но, к примеру, для нас членство в этой ассоциации слишком дорогое.

— Что еще может подорожать, кроме уже упомянутых кондитерских изделий и соусов?

— Всё может подорожать. У нас много товаров с импортной составляющей. Тот же чай, кофе, какао-бобы, бананы — всё, что в России не растет, должно идти вверх просто при взгляде на курс.

— Если на все эти продукты введут госрегулирование, как отреагирует рынок? Можно ли опасаться, что возникнет дефицит, как при Советском Союзе?

— Дефицита, очень надеюсь, не предвидится. А вот за сохранение качества продуктов поручиться не могу. В 2020 году самой быстро развивающейся розничной компанией был красноярский «Светофор» — на 40 % вырос. Это формат жесткого дискаунтера, который ретейлеры между собой называют нищемаркеты. Бизнес-модель в том, чтобы продавать товары с минимальной ценой. Производителям говорят: «Нам нужна тушенка за 30 рублей, что там внутри — вообще не волнует». Вроде казалось, что с маслом подсолнечным ничего нельзя сделать, а оказывается, много чего можно. У многих заводов есть сахар 2018 года — слежавшийся, который не берут фасовочные производства, можно его продавать по дешевке. Потребность в таких магазинах будет увеличиваться.

— То есть весь локальный ретейл, чтобы выжить, перейдет в «нищемаркеты»?

— Там уже и так очень тесно. Кто-то пойдет в дорогой сегмент. Но мы надеемся остаться в среднем. В Петербурге пока ещё остается средний класс, когда люди не бедствуют, но и не жируют. Ведь, по факту, цены на продукты в России, по сравнению с мировыми, низкие. Просто доходы населения тоже не сахар. Премиальные сети вроде «Азбуки вкуса» и «Лэнда» здесь не столь успешны, как в Москве. Но у нас и нет большого количества бедных, которым нужна не только цена, а чтобы еда приносила какое-то удовольствие и в момент покупки, и в момент потребления.

Беседовала Галина Бояркова, «Фонтанка.ру»