«Мы должны найти способ, чтобы отделить настоящих журналистов от жуликов»

Глава Совета по правам человека при президенте Путине Валерий Фадеев в интервью «Фонтанке» рассказал о происходящем с независимой прессой в России.

С чем связаны проблемы журналистов в России весной 2021 года? «Главный государственный правозащитник», глава президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека Валерий Фадеев смог найти время на разговор по этому вопросу между совещаниями с полпредами, как раз по теме отделения «настоящих журналистов» от «жуликов». Советник президента Владимира Путина утверждает, что в России идёт торговля удостоверениями журналистов, а визиты силовиков по домам сотрудников СМИ, которые освещают протесты, — это от недостатка интеллекта у «искусственного интеллекта».

— Валерий Александрович, вы не устали читать новости про журналистов, которых задерживают при исполнении их должностных обязанностей или ходят к ним по домам как к участникам несанкционированных протестов?

— Журналистов задерживают очень мало, если говорить об акциях 21 апреля. Например, в Петербурге задержали более 800 человек на акциях и, по моей информации, а информация у меня от Натальи Леонидовны Евдокимовой (член СПЧ, экс-депутат ЗакСобрания Петербурга. — Прим. ред.), не было задержано ни одного журналиста. Смею надеяться, что так сложилось в том числе в результате того окружного совещания, которое мы проводили дней десять назад в Петербурге по исполнению поручения президента о безусловном соблюдении законов, регулирующих деятельность СМИ. Мы сейчас по всем округам провели такие совещания. В Петербурге не был задержан ни один журналист. Задержаний 21 апреля было несопоставимо меньше, чем в январе.

— При этом в Петербурге была удивительная результативность работы силовиков. Задержали в десятки раз больше, чем в Москве. У вас есть понимание причин такой разницы по итогам 21 апреля?

— Вы меня спросили про журналистов. Ни один журналист не задержан.

— У вас есть объяснения такой разницы цифр двух столиц?

— У меня объяснений нет. 29 апреля две комиссии Совета по правам человека проводят свои заседания. В том числе будут разбирать этот вопрос и анализировать.

— QR-код для журналистов — хорошая инициатива? «Технологичный инструмент быстрого цифрового информационного обмена между сотрудниками силовых ведомств и СМИ, позволяющий существенно сократить время идентификации законопослушных журналистов, добросовестно исполняющих свои профессиональные обязанности», — говорят в Смольном.

— С одной стороны, QR-код позволит быстро идентифицировать журналиста. Есть опыт его использования во время эпидемии в Москве в прошлом году. С другой стороны, у некоторых журналистов он вызывает раздражение. Типа «нас опять посчитали». Мы будем обсуждать эту тему в Совете, это не инициатива Совета, это журналистская инициатива. Она появилась как раз во время этих наших окружных совещаний.

— Эта нашивка вызывает нехорошие ассоциации из прошлого.

— Если вы хотите попасть в шахту угольную, чтобы сделать репортаж, вы можете размахивать Законом о СМИ и говорить, что журналист имеет право проникать куда угодно, если это не секретный объект, давать оттуда информацию. Но на шахту вас не пустят. Вам нужно разрешение. Вам дадут каску. Вам дадут спасательное оборудование. Вам дадут сопровождающего. И так далее. Потому что это работа на объекте повышенной опасности. И это же естественно. Вы же не станете требовать от директора шахты, чтобы он вас пустил туда так, как вы считаете нужным. Согласитесь?

— Идти по тротуарам в центре города теперь равносильно спусканию в шахту?

— Послушайте. Вы же согласны, что в шахту не надо идти без каски? Согласны?

— В шахту не надо. Но мы не про шахту говорим.

— Если речь идёт о несогласованных акциях, хоть в России, в Москве, в Петербурге, хоть в Париже, то несогласованные акции часто сопровождаются столкновениями протестующих и полиции. Кто-то в них участвовал, кто-то вёл репортажи, а кто-то видел по телевизору. И если происходит столкновение, то это, конечно, зона повышенной опасности. Безусловно. И в этом отношении, когда мы говорим, что у журналиста должен быть жилет, удостоверение, сейчас Роскомнадзор ещё требует, чтобы была табличка с надписью «Пресса» с ФИО, то речь идёт в первую очередь о защите журналиста. Так же, как в шахте. Чтобы, когда происходят столкновения, полицейские или росгвардейцы могли отличить журналиста от излишне ретивых протестующих. Вот какая задача здесь решается в первую очередь.

— Валерий Александрович, у журналистов масса опознавательных знаков есть уже. На акциях в начале года мы наблюдали, как именно по этому признаку коллег отводили в автобусы и увозили на окраины города. Никакой ответственности за воспрепятствование деятельности журналистов не было в итоге. Как вы думаете почему? Не в ту шахту пошли?

— Повлекла (смеётся). Я же вам говорю, что есть целое поручение президента. И сейчас мы проводим эти совещания. С участием представителей журналистского сообщества, представителей Союза журналистов, с участием правоохранителей. Генералы принимают участие.

— Вы этим объясняете смену тактики работы по журналистам?

— Думаю, что в том числе. Сигналы доходят до регионов. Проводят эти совещания, кроме меня, полпреды президентов. Конечно, это сигнал «не надо задерживать журналистов», они исполняют свой долг. Точно так же выполняют свою работу силовики, когда происходят столкновения. Вот, собственно, весь пафос наших совещаний. Силовики должны понять, что это работа журналистов. Что не надо мешать им выполнять свою работу.

— Но теперь после 21 апреля силовики ходят по домам журналистов. Как это понять?

— Я пока не знаю. Я направил письмо руководителю ГУВД Москвы с просьбой разъяснить, зачем силовики ходят по домам журналистов, вызывают их на дачу разъяснений. Но у меня есть гипотеза. Думаю, что так срабатывает система распознавания лиц, идентификация участников несогласованных акций. Сейчас много говорят об искусственном интеллекте и у нас, и во всём мире. Могу предположить, что этот интеллект пока не очень интеллектуальный (улыбается). Выявили лицо, ФИО, адрес, вот и вызывают. А интеллекта у этих систем не хватает, чтобы понять, что это журналист, который свою работу выполнял.

— Очевидно, что и «естественный интеллект» исполнителей на земле не очень справляется, когда известных журналистов, которые вели открытые прямые эфиры 21 апреля, пытаются привлекать по статье 20.2 КоАП…

— Понимаете, у нас давно работает система распознавания при нарушении ПДД. И хочу заметить, что там не автоматически присуждается штраф. Конкретный инспектор с конкретной фамилией выписывает штраф и подписывается. Не автоматическое выписывание штрафа происходит. Здесь же, похоже, система пока не срабатывает. Автоматически считает распознанное лицо нарушителем. Значит, надо систему дорабатывать.

— Дмитрий Песков предположил 27 апреля, что эта практика визитов по домам журналистов с доставлением в УВД следствие того, что «был у нас случай, когда нежурналист находился на незаконном митинге с журналистским удостоверением». Вам известны такие факты?

— Известны. Перед тем, как начать серию наших совещаний в полпредствах, я попросил коллег, и они через Интернет купили удостоверение журналиста. За 3000 рублей. Это было в Москве. Купить может любой.

— В Санкт-Петербурге такие факты встречались вам?

— Да везде можно купить. Почти в любом большом городе России. Причём проблема в том, что это не фальшивые удостоверения. Настоящие. В России 140 000 зарегистрированных СМИ. И некоторые СМИ, которые на самом деле не выполняют работу средств массовой информации, торгуют такими удостоверениями. Они по закону не фальшивые, но по сути фальшивка (21 апреля сообщалось о задержании сотрудника штаба Навального в жилетке «Пресса». — Прим. ред.).

— Нас ждёт глобальная ревизия российских медиа? Сегрегация на «журналистов» и «нежурналистов»?

— (Вздыхает) Это тоже вопрос, который всплыл в ходе этих наших совещаний. Когда вы говорите «глобальная ревизия», конечно, очень бы не хотелось ее проводить. Но проблема в том, что продажа таких удостоверений, фактически фальшивых, дискредитирует нас, журналистов. Я говорю «нас», потому что сам 26 лет был журналистом. Дискредитация профессии — проблема. Эти продажи против нас. Мы должны найти способ, чтобы отделить настоящих журналистов от жуликов. Я пока не знаю, как это сделать. Эта проблема только что всплыла (ранее Госдума приняла поправки депутата Вяткина о введении до 30 тысяч рублей штрафа за незаконное использование символики журналистов на митингах, а депутат Хинштейн предложил запретить журналистам приближаться к силовикам на митингах больше, чем «на полметра-метр». — Прим. ред.). О чём и сказал Песков.

— Согласитесь, что под этим соусом можно заниматься сегрегацией на лояльных и прочих, если стоит такая задача?

— Какая сегрегация? Есть Закон о СМИ. Этот закон работает 30 лет. Он хорошо работает. И поручение президента, которое я выполняю, ещё раз напомню, это поручение о безусловном соблюдении законодательства о СМИ. Президент требует полностью соблюдать этот закон.

— Вы не видите в происходящем и обсуждаемом риска зачистки пространства СМИ от тех, кто говорит вслух то, что видит сам?

— Как технически вы это себе представляете? Если будут продолжаться подобные акции, полицейские будут досматривать журналистов, требовать предъявить документы, а у них будет список «правильных СМИ» и «неправильных СМИ»? Вы себе это так представляете, что ли (смеётся)?

— Аргументация чиновников по идее QR-кодов наc не к этому двигает?

— Да такого не может быть! Ну не может быть такого. И когда коллеги предлагают QR-коды, в этих кодах, конечно, не будет информации: лояльное это СМИ или нелояльное, «иностранный агент» или нет.

— Вы говорите о средстве идентификации, которое будет выдавать чиновник.

— Такие действия будут нарушать закон. Когда коллеги предлагают QR-коды, они не имеют в виду, что они будут обязательными. По Закону о СМИ журналист, если он имеет удостоверение, в случае несанкционированных, несогласованных акций, жилет, карточку Роскомнадзора, то вперёд. QR-коды — нерешённый вопрос. Предлагают коллеги. Если же кто-то захочет зарегистрироваться с помощью QR-кода, то, видимо, у него будет больше шансов в случае обострения ситуации, что полицейский поймёт — это журналист. Вот и вся история. Никто не может запретить журналисту-профессионалу без QR-кода что-то освещать. Никто не может этого запретить, даже если это будет введено.

— То есть, если бы QR-коды были уже сейчас, полицейские не ходили по квартирам коллег с «Дождя», «Эха Москвы», «Медузы» (признана в РФ СМИ-иноагентом)…

— Почему вы не назвали «Комсомольскую правду»?

— Не успел. С такой интенсивностью этих новостей всех уже и не упомнишь.

— Но вы не упомянули именно «Комсомольскую правду».

— Чтобы сэкономить ваше время, Валерий Александрович.

— А разве это не предвзятость (смеётся)?

— Вы нас в чём-то подозреваете?

— Конечно! Вы клоните в идеологию. Будто бы те СМИ, которые вы перечислили, «оппозиционно настроены», а «Комсомольская правда» — лояльна.

— Ни слова такого не сказал.

— Тем не менее и журналиста «Комсомольской правды» тоже опросили. Поняли, что он журналист, и отпустили. В этом наборе оказались и частные СМИ, и зарубежные, и государственные. Разные.

— Почему это не выглядит как давление на свободу слова?

— Ещё раз говорю, на мой взгляд, это ошибка. Система плохо сработала. Очень сомневаюсь, что кто-то имел намерение давить на журналистов. Очень сомневаюсь. Получу в ближайшее время объяснения от ГУВД Москвы. И я понимаю позицию президента. Если же кто-то хочет давить на журналистов, если это действительно так, то будем с этим бороться.

— Кейс иностранного агента «Медузы» тоже не является давлением на свободу слова?

— Как я понимаю, там проблема финансовая. Есть Радио «Свобода», где набежало миллионов 60 штрафов, поскольку они не выполняют требование Роскомнадзора и не помечают свои материалы как иностранный агент. Конечно, если речь про 60 миллионов, это сказывается на финансовом состоянии предприятий и, наверное, на существовании журналистов. Если СМИ будет выполнять требования закона, не очень понимаю, как это может сказаться на состоянии этого СМИ. В «Медузе» говорят, что будет меньше рекламодателей, потому что теперь у них есть маркер «иностранный агент». А раньше рекламодатели не знали, что ли, идеологическую ориентацию «Медузы»? Они на Луне, что ли, жили?

— Что вы имеете в виду, когда говорите «идеологическая ориентация»?

— Мы сейчас далеко уйдём. Не хочется обсуждать.

— Презумпция виновности, когда ты попадаешь в список СМИ-иноагентов без аргументов Минюста, а пытаться выйти из списка должен, доказывая свою невиновность, — это повод для беспокойства тех, кто ещё не в списке?

— Была такая история, когда ввели институт иностранных агентов. Там под 200 организаций было. Потом список был подвергнут ревизии. Сейчас там меньше 70 организаций. Анализ правоприменения показал, что закон трактуется слишком широко. Список был реально скорректирован. Сейчас закон был дополнен понятием физлица-иноагенты. И в этом списке пять человек. Надо будет разбираться даже с этими пятью людьми. Понять, как работает это дополнение, в том числе относительно СМИ-иноагентов.

— Вы согласны, что это презумпция виновности? Попадаешь в список без объяснений, а дальше доказывай, что ты не лось. И отчёты пиши ежеквартально обо всех своих финансовых поступлениях и тратах.

— Презумпция невиновности имеет отношение к суду. А это же не судебное решение. Это решение на основе закона. Соответствующие институции принимают такие решения. А дальше через суд это решение можно отменить (23 марта Псковский городской суд приостановил решение Минюста о включении журналистки Людмилы Прокопьевой в реестр СМИ-иноагентов. — Прим. ред.). Нет нарушения закона.

— Вы знакомы с термином план «Крепость»? В Петербурге адвокатов не пускали к задержанным…

— Есть такая проблема. Когда были события с несогласованными акциями в январе, по всей стране более 40 таких случаев насчитали адвокаты. И мой коллега Генри Резник принимал участие в этой работе не как член СПЧ, а как адвокат. Соответствующие письма ушли в надлежащие инстанции. Претензии были предъявлены. Если после 21 апреля были такие же претензии, да, надо работать с этим.

— Но пока мы можем констатировать, что задержанный митингующий выводится за пределы действий закона?

— Таких же случаев не так много…

— Всё начинается с малого…

— Мы обсуждаем как бы реальные дела или фантазии?

— Мы обсуждаем тенденцию. Мы видим, как развивается ситуация. Без оценок сложно понимать, что будет завтра.

— А не надо брать на себя слишком много. Это проблема русской интеллигенции. Вместо того, чтобы обсуждать реальность, немножко стоять ногами на земле, русская интеллигенция любит рассуждать категориями, которые ей нравятся.

— Но всё же план «Крепость» и прочие новеллы работы правоохранителей — это же поражение граждан в гарантируемых правах.

— Ну как вам сказать? Объяснение в Москве я слышал такое. Было большое количество задержанных, люди просто толпились в отделениях полиции, поэтому был нужен план «Крепость». Прозаическое объяснение. Я его не принимаю. Мне это объяснение не нравится.

— Можете оценить асимметричность последствий? Вот полицейский. Ударил с разбегу ногой женщину. Извинился и ушел с радаров. Его и найти якобы не могут. А любое воздействие на силовика — уголовка, и извинения не помогут.

— Если пострадавшая женщина будет требовать наказания для полицейского, подаст заявление, будет соблюдать необходимые процедуры, тогда, конечно, этот полицейский будет найден. Если же никто из пострадавших ничего не предпринимает, то ничего и не произойдёт (в феврале сообщалось, что уголовное дело в отношении полицейского, который ударил в живот Маргариту Юдину на акции в Петербурге 23 января, возбуждать не стали, в конце марта в ГУ МВД сообщили, что полицейского продолжают искать. — Прим. ред.).

— 28 апреля ТАСС сообщил, что полиция начала доследственную проверку в отношении журналиста Алексея Пивоварова, который якобы «предоставил подложные медицинские справки для получения лицензии на приобретение оружия». Вы можете прокомментировать?

— Не знаю. Может быть, проверим. Не знаю пока.

— Я к тому, что новости про интерес силовиков к журналистам приходят ежедневно.

— С каждым случаем надо разбираться. Вот эти ахи и вздохи ни к чему не приводят. Вот я вам расскажу, что когда были события 23 и 31 января, коллеги в СПЧ тоже говорили: задерживают случайных людей, не пускают адвокатов. Через несколько дней спрашиваю у коллег список тех адвокатов, которых не пустили. И Генри Маркович Резник со своими адвокатами такой список составил. Написал претензии, письма. Спрашиваю остальных коллег: что-нибудь предъявите? Нет, ничего. Мы и не стали ничего делать в направлении, где ничего нет. Каждый конкретный случай должен разбираться предметно. Только так это может привести к каким-то последствиям. От простых восклицаний ничего не будет. Ну, а в случае с Пивоваровым, если у него настоящая справка, наверное, он объяснит, где он её взял. Откуда-то правоохранители взяли информацию, что справка поддельная. Я вам уже рассказал, что удостоверения журналиста можно купить в Интернете — факт. Не знаю, прикрыли это или нет. У нас можно было купить справку о прививке «Спутником» за 2000 рублей.

— То есть для вас нет линии в претензиях к разным журналистам, формально по разным поводам в один и тот же период времени?

— Конечно, нельзя всё сваливать в одну кучу. Вы становитесь неконструктивным. Тогда с вами не будут ваши контрагенты взаимодействовать.

— Если бы не Навальный, не было бы фактов, о которых мы говорили сегодня?

— Не думаю. Последний год из-за эпидемии у нас практически нет массовых мероприятий. А в «довоенное время» проходили тысячи мероприятий массовых по всей стране. И профсоюзные мероприятия, пенсионеры выступали. Много было мероприятий про экологические проблемы. Вспомните Шиес. Вспомните попытку построить храм в Екатеринбурге. Большинство таких мероприятий не связаны с Навальным. Невозможно остановить, пригасить активность людей. Это невозможно.

Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»