Тоталитарный диктант. Сериал «Обитель» Велединского и Прилепина дождался телепремьеры (фото)

Как роман Прилепина превратился на экране в форменное кощунство

В понедельник, 10 мая, на канале «Россия-1» начинают показывать «Обитель» — экранизацию самого успешного романа Захара Прилепина.

В теории лента должна была бы быть прорывом — все-таки за нее взялась впечатляющая команда. Режиссером выступил Александр Велединский, автор «Русского» и «Живого», достойно выступавший и в сериальном формате — «Ладога» про Дорогу жизни у него определенно получилась. Продюсером «Обители» вовсе стал Валерий Тодоровский, органически неспособный к производству визуального продукта ниже определенного уровня. Наконец, тут можно было все-таки ждать какой-никакой редкой рефлексии на тему репрессий и отечественной истории — в предвкушении «Одного дня Ивана Денисовича» Глеба Панфилова. Но ни один из этих потенциальных козырей даже не вступил в игру. «Обитель» получилась насквозь фальшивым и неуместно благостным повествованием.

Для тех, кто каким-то чудом пропустил прилепинский бестселлер, стоит уточнить: это книжка о Соловках. Главный герой — убивший родного отца парень Артем Горяинов — прибывает в лагерь, где пытается всеми силами выжить, понемногу превращаясь из неглупого и симпатичного, даже интеллигентного юноши в безвольный винтик советского механизма, который занят лишь бесконечным продлением собственного существования. Ну а фоном проходят всякие подробности жизни в СЛОНе — Соловецком лагере особого назначения — пытки, карцеры, избиения гантелями, помещенными в валенки, отправка в страшный изолятор на Секирную гору.

Проза Прилепина — и здесь это прямо-таки бросается в глаза, вернее, льется потоком в уши — совершенно не годится даже для чтения вслух, не говоря уже о превращении ее в драматургию. Если глазки по строчкам цветастых описаний бегать еще могут, то ухо воспринимает километровые диалоги героев о смерти, Боге и правде исключительно как выразительное чтение школьного диктанта. Как будто искусственный интеллект пропустил через себя школьный курс литературы и выдал бессмысленный, но очень уж знакомый и родной порядок слов.

Совершенно «мимо кассы» пролетели все без исключения актерские работы. Даром что уж к этой-то составляющей своих работ — как продюсерских, так и режиссерских — Тодоровский всегда подходил со всей основательностью. Понятно, что выбрать на роль начальника лагеря Эйхманиса Сергея Безрукова — жест эпатажный: во, смотрите, как умеет сахарный Есенин-Иешуа-Пушкин, какой он бывает пьяный садист. Только ни с бэкграундом, ни с манерой актера Велединский ничего сделать не может. Как говорил Безруков с условно высоцкой интонацией во всех ролях за последние десять лет — так и говорит. Как играл исключительно благолепие — так и продолжает играть.

Совершенно не подходящей для роли следовательницы Кучеренко оказалась Александра Ребенок — актриса азартная, чувственная, но лишь в том случае, когда ее существование на экране ограничено коротким и эффектным эпизодом. Она не марафонец — на долгой дистанции начинает фальшивить, да и по совершенно современному экстерьеру своему не годится совсем для исторических вещей.

Евгений Ткачук, наконец, просто честно воспроизводит свой дежурный набор красок: играет нервного до истеричности и своенравного персонажа, дальше не двигается.

Даже и от Велединского тут особенно хотеть нечего: он всегда относился к визуальной составляющей фильма, стилю несколько наплевательски, что традиционно с лихвой компенсировала первоклассная драматургия и атмосферность. Причем выручала всегда: позволили эти качества ему даже совладать с прозой Лимонова, материалом очень трудным и капризным. Но здесь манера отодвигать стиль на второй план не просто подвела, а натурально потопила всю затею.

Художник-постановщик Владимир Гудилин наполнил кадр как будто собранными по закромам «Мосфильма» благостными будочками, вывесками, аккуратненькими заборчиками, ровными газончиками. Соловки в «Обители» больше похожи не на жуткий лагерь, где окончили свой век тысячи невинно замученных, а за малейшую провинность зэка отправляли «на комарика», подыхать привязанными к столбу, а на благолепный провинциальный городок из русской классики, разве что герань на окошках не стоит. Даже бревна, которые ворочают гарпунами зэка, все как подбор аккуратненькие, чистенькие — не труд, а радость. По сравнению с «Обителью» горьковский очерк и книга советских писателей про Беломорканал — просто «Новая газета».

А когда эта ленивая, шаблонная фактура сталкивается с прилепинским потоком оборотов из школьного курса литературы — «милостивый государь» и прочая лепота — получается вовсе бессовестное кощунство. Безруков тут, простите, самый уместный персонаж — очень его медовая манера игры адекватна и общей лепоте визуального решения, и шаблонному классицизму прилепинских диалогов. Через такой фильтр что угодно пропусти — хоть холокост, хоть ядерную бомбардировку Хиросимы — получится аккуратненькое, нарядное сочинение про то, что на свете живут хорошие и добрые люди.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»