Какая Украина нам нужна?

Запальчивый заголовок имеет ключевое значение: соседствовать придётся не чиновникам и элитам, а нам и нашим потомкам. Так что отойдём от бойкой публицистики, а заодно — как частность — поверим политологию выборочной социологией. Она, на мой взгляд, дополнит картину. Тем более что образ Украины, рисуемый в публичном поле, не всегда адекватен в ней происходящему.

Весна избавила от разрухи

Начнём с главного российско-украинского события нынешнего века — зимы-весны 14-го года. Вместо поднадоевших рассуждений вспомним незаслуженно забытый эпизод. Выступая на съезде соотечественников в 2008 году, тогдашний депутат Верховного совета Крыма Владимир Константинов назвал расчётный процент сторонников объединения с Россией: по республике — 96, по Севастополю — 98. Ему тогда мало кто поверил, но именно таким оказался итог весны-14-го. Откуда взялись эти проценты?

Вот личные воспоминания. Когда открылся Крымский мост, стало возможным зримо оценить состояние, например, Керчи… Пожалуй, ни в одном городе бывшего Союза вы бы не увидели «убитые» «горбатые» «запорожцы» и сгнившие киоски Союзпечати… И ещё — «мёртвые» цеха, пустые причалы с полузатопленными посудинами и заброшенный аэропорт (аэродром?) с пасущимися козами… Глава города в 2014 году отговорил Киев посылать сюда «активистов майдана» по выразительной причине: за их безопасность не отвечаю.

Другое дело, что собственно антиукраинского знаменателя, на чём настаивает Киев, в событиях 2014 года не было… Считается, что Крым был предоставлен местным же полутеневым дельцам, от которых Киев ничего не требовал, но ничего и не давал. Долго так продолжаться не могло. Да и рационального, а не символического значения для Украины полуостров до 2014 года не имел.

В той же логике можно характеризовать и Донецк с Луганском. Фактический крах угледобычи при деградации по сути всех отраслей местной экономики привёл к нищете значительной части тамошних жителей. Во время второй чеченской кампании в составе федеральных войск воевали в том числе донецкие шахтёры, которым удалось оформиться контрактниками в российских военкоматах по документам российских же родственников. Воевали ради 20 тысяч целковых, которые всеми правдами и неправдами тут же переправляли домой (некоторые на этом и попадались). Что тут добавить?

Дончане-луганчане, будучи в абсолютном большинстве русскоязычными, вряд ли мыслили категориями «русской весны», но инстинктивно стремились вернуть хотя бы советский уровень жизни. Когда вместо него Киев предложил «евроукраинство», ничем не вдохновившее простого шахтёра, он взялся за оружие. В том числе — чтобы, да, заработать. Но главное — в другом: Киев покусился на фактическую разноликость Украины, что и удерживало её в общих границах. С исторической русскостью своего Востока, подогретым за последние 20 лет антимоскальством западенцев и конформизмом Центра. Заметьте, в Харькове, Запорожье, других русскоязычных областях Украины этого не произошло. Ибо уровень жизни там был всё-таки выше.

Будут ли с нами воевать такие же, как мы?

По редко доходящим до нас оценкам украинских социологов (когда-то социология считалась коньком гуманитарной школы УССР!), население Незалежной (35–40 млн чел.) можно разделить по трём главенствующим мотивам: преуспеть-заработать-выжить. Каждая из общностей составляет плюс-минус треть. Первые — в массе сколько-нибудь квалифицированная молодёжь и такие же лица среднего возраста, в основном мужчины. Кто не стал «заробитчанином» (то есть надолго или насовсем не подался за рубеж на заработки, таких более 6 млн, в России — до 1 млн), ищут себя поближе к государственным и иным «надёжным» структурам. Туда, где сохраняется не столько высокий, сколько стабильный уровень зарплат. В пересчёте на рубли — это соответствует минимальным надеждам его российского коллеги-одногодка, где-то 30–35 тыс. рублей в месяц. В этой группе наиболее политизированная, значит, антироссийски мотивированная часть — госчиновники и те, кто обслуживают власть. Среди аппаратчиков увеличивается удельный вес участников боевых действий в Донбассе (до 15–20 % чиновничьих мест уже заняты «боевиками», общая численность которых около 400 тыс.).

Вторую группу составляют менее уверенные в себе граждане со средним (во всех смыслах) образованием. Много сельских жителей, особенно женщин. Эти находятся в постоянном поиске, и часто представляют собой сезонно трудоустраивающихся работяг — дома или за границей. С учётом перепадов их ежемесячный достаток колеблется в пределах 20 тыс. рублей. Политикой они не интересуются. Зато этой категории лиц свойственно безоглядное селянство: что это такое, скажем позже.

Третью группу образуют те, кому за 60. Почти 12 млн пенсионеров получают в среднем 9 тыс. рублей в месяц (у нас — 15 тыс.) при ценах, как правило, ниже, чем у нас, но более высоких расценках на коммунальные нужды, а также здравоохранение. Одинокие живут в нищете. Им, повторим, ничего другого не остаётся, как вспоминать советскую молодость. Среди «стариков» около 60 % (в том числе до 40 % на Западной Украине) мечтают (термин из опросного листа 2019 г.) вернуться (!) в СССР.

Поэтому Киев не только не афиширует «обидные» для себя результаты соцопросов, но и подчёркнуто избавился от компартии. А если учесть, что 27 % украинцев не считают Россию агрессором (на Востоке — 47 %, 2020 г.), то переоценивать действенность официальной пропаганды всё же не будем. Тем более что почти треть жителей Юго-Востока постоянно или регулярно смотрят российское телевидение.

Приведем не менее красноречивую статистику: националистов поддерживают до 14 % украинцев — в массе западенцы. А в юго-восточных областях примерно столько же жителей их опасаются. Ибо таковые, хоть и немногочисленны, но шумные и «отвязанные».

Теперь о селянстве, которое присуще и многим нашим соотечественникам. Проще говоря, это концентрированное проявление хуторского прагматизма. Оно выражается, прежде всего, в самоощущении, что от тебя ничего не зависит, да и сам ты никому не должен. Поэтому — что успел, то и съел. Без политики и с ней. Да и доверие «хуторян» к духоподъёмным лозунгам тоже не требует «перевода»: «Тут брешуть, там брешуть. А Микола сам чув». Такой подход нас скорее роднит.

Отсюда родом и политическое приспособленчество, порой изумляющее. В конце девяностых довелось присутствовать при одном из первых дипломатических назначений будущего министра иностранных дел Украины. Это происходило на фоне международной конференции, в ходе которой ныне экс-министр проявлял себя всяческим русофилом. Но тогда, откликнувшись на вопрос, кажется, немецкой журналистки, каким видит себя дипломат в новом качестве, интервьюируемый рассказал об украинском заслоне на пути российской агрессии. На резонный вопрос: «Ти шо, з глузду з’iхав?» — последовало чистосердечное признание: «Подошёл бы русский журналист, я бы сказал другое». Увы, это не эпизод. Это во многом взгляд на мир и своё в нём место.

Что в предварительном итоге? Общие историко-психологические корни, сходное понимание и доброго, и разного, наконец, никем не оспариваемая взаимозависимость — часто на уровне русско-украинских родственников — оставляют надежду на лучшее. Но вновь напомним, кто на Украине — хозяин…

Что бы устроило нас всех?

Сколько бы мы ни говорили об общих корнях, Украина в лице большей части своих сограждан уже впитала самостийность, пусть и пропагандистски утрируемую. Скажем больше: запальчивость на протяжении десятилетий многих украинских политологов оставляла впечатление, что они не столько строят что-то своё, сколько продолжают разваливать «империю». Кстати, с развалом России официальный Киев связывает едва ли не главную надежду на перемогу. Некоторые иного не видят. Другие задаются вопросом: станет ли Украина от этого «краще»? Собственные же ошибки на пути к 14-му году разберём в другой раз.

Сейчас самое время остановиться не оглядываясь. В дипломатическом плане явно недостаёт обновлённого списка посредников. Ну, не могут ими быть Франция с Германией! Хотя бы потому, что они представляют коллективный Запад. Ему наши аргументы чужды и непонятны. А Украина перспективна уже тем, что она — анти-Россия. Не опереться ли на тех, кто понейтральней и подальше? Например, на Китай, имеющий, к слову, нескрываемые виды на Европу. Во всяком случае транзитное значение Украины для Пекина только возрастёт, если Киев с Москвой найдут общий язык. Пусть и без братских объятий.

Во-вторых, поставив во главу угла мир и безопасность, необходимо пояснить, как я это вижу. Либо конфедеративный, отсюда нейтральный статус Украины, либо включение Донецка — Луганска в состав России. При первом варианте стоит с циничной прямотой оговорить российские гарантии и концессионные права. Во всяком случае, «Донеччина», уже семь лет пребывающая в состоянии полумира-полувойны, заслуживает не меньшего уважения, чем Крым. Любой третий вариант — это война. Значит, в том числе, новые бедные и озлобленные, по-боевому мотивированные беженцы, прежде всего, в ту же Европу. Ей это надо?

В-третьих, многочисленные разговоры с экономистами так и не прояснили, в чём состоит стратегическая взаимообусловленность наших интересов и каков потенциал их углубления-развития. Например, в сырьевой или коммуникационной сферах, до сих пор не забываемых целым рядом украинских предпринимателей (ну, не о солеварнях же вести речь!). Тут скорей бы поговорить о Крыме, который никуда от нас не денется, но может стать полезной площадкой для льготного сотрудничества с украинским (лучше — многонациональным) бизнесом.

В-четвёртых, пока живы и общественно активны советские украинцы, время требует их экстренного привлечения к гражданскому диалогу. Тем более что среди украинских учёных не все грезят о Тихом океане сразу за Днепром. С опорой на здравомыслящую (хотя бы по-селянски прагматичную) часть украинского общества можно договориться и об обоюдной сдержанности — она точно не повредит. Во всяком случае, пока — при редком неформальном общении — вспоминаются общие для тех и других оппоненты при защите диссертаций, а заодно и посредники в торговых соглашениях. Пока они не утратили влияния на общественную, да и обыденную жизнь. Но тут надо спешить.

Для начала, думается, достаточно. Кто скажет, что это нереально, пусть предложит что-то своё. При этом — мирное…

Борис Подопригора,

член Экспертно-аналитического совета

при Комитете по делам СНГ, евразийской

интеграции и соотечественников ГД ФС РФ