Смотритель книжных поездов, оператор фонтана-шутихи, «диагност» Янтарной комнаты и еще 4 необычные профессии (фото, видео)

«Фонтанка» нашла в учреждениях культуры Петербурга специалистов, о работе которых вы не догадывались, и расспросила их о тонкостях такого труда

В музеях, театрах и библиотеках работают сотни людей, и задачи не всех из них очевидны. Если смотрители и экскурсоводы всегда на виду, то люди, которых нам удалось найти, часто выходят в залы, когда публика уже разошлась, а то и вовсе не появляются на глаза. «Фонтанка» поговорила с теми, без кого слушатели бы не поняли, о чем поют в опере, в Эрмитаже остановились бы все часы, а в Российской национальной библиотеке пришлось бы днями ждать книги.

«Пытаешься понять, кто хочет быть облитым»

Александр Корсаков, фонтанный мастер ГМЗ «Петергоф»

В работе на фонтанах-шутихах в «Петергофе» много специфики и большая психологическая составляющая: ты всегда смотришь на людей и по выражению лица, поведению пытаешься понять, у кого есть настроение и кто хочет быть облитым. Чтобы научиться это «считывать», новый сотрудник должен попрактиковаться хотя бы месяца три.

До того, как я сам начал работать, был уверен, что в процесс вовлечены какие-то датчики и автоматика, а потом узнал, что за этим всем стоит человек. Так сразу стало намного интереснее. У каждого мастера свой стиль включения шутих: кто-то делает короткие всплески, а кто-то оставляет струи на подольше, реагирует сразу или с большими интервалами.

Шутихи очень любят дети — для них важно сохранить ощущение игры и исследования, им хочется знать, какой камушек «включает» систему или какой именно фрукт нужно взять со столика, чтобы появились струи. Чтобы сохранить детям такой кайф, мы чаще всего включаем фонтан не сразу, а через секунд пять или десять, когда ребёнок начинает изучать, искать закономерности. Так рождается любознательность.

Люди среднего возраста часто не хотят быть облитыми — к нам иногда приходят в костюмах или с техникой, но в то же время им тоже интересно увидеть, как шутиха работает. Для таких посетителей мы включаем фонтан так, чтобы они могли сфотографироваться на фоне, но при этом не были вовлечены в водную забаву. Часто запускаем несколько раз, чтобы человек сначала увидел, как всё работает, а потом записал видео и ушёл с полным удовлетворением. Если ты увидел, что человек подошёл очень близко и машинально потянулся за телефоном, ты, конечно, ничего не включаешь.

Отношение зависит от сезона, но, когда на улице хорошая погода, то многие взрослые не прочь намочить руку или ногу — то есть безболезненно облиться. Если летом 30 градусов, даже с виду нахмуренные мужички с удовольствием идут к нам мокнуть.

Все гиды в «Петергофе» по-разному выстраивают повествование: кто-то просто говорит, что сейчас включится шутейный фонтан, а кто-то просит людей протянуть руку или поставить ногу на камушек. Вот почему мастерам желательно быть знакомыми и с экскурсоводами.

«Мы простукиваем Янтарную комнату в наиболее уязвимых местах»

Сергей Каминский, художник-реставратор Царскосельской янтарной мастерской

Больше 30 лет я работаю в Царскосельской янтарной мастерской. До 2003 года мы воссоздавали Янтарную комнату, а с 2008 года я слежу за её состоянием. Янтарная комната — живой организм, который требует еженедельного осмотра всех элементов. При необходимости мы простукиваем её в наиболее уязвимых местах: одно из таких находится в нижнем поясе комнаты. Воско-канифольная мастика, при помощи которой на деревянную основу крепится янтарь, от времени и изменения температуры кристаллизуется, и в таких случаях янтарь отслаивается. Когда такое случается, то звук при простукивании меняется с чистого на слегка дребезжащий. Нужно снять камушек, разогреть это место, нанести дополнительный слой мастики и установить янтарь обратно. Когда через зал проходит большое количество посетителей, небольшая вибрация от пола всё-таки передается на стены, и это тоже вредит мастике. Нужно постоянно проверять состояние комнаты, следить за температурой и влажностью.

Хотя материалу 50 миллионов лет, он всё ещё живой. Окисление для него даже страшнее солнечного света и перепадов температур: на янтаре появляется тонкая сетка микротрещин, которые разрушают камень, со временем он начинает темнеть. Чтобы этого не произошло, вся Янтарная комната покрыта тонким слоем пчелиного воска, обновлять который нужно раз в три-четыре года. Это очень кропотливая работа: целый месяц, даже при посетителях, приходится снимать старый слой воска, наносить новый, располировывать.

Когда мы только воссоздали самую первую панель нижнего пояса, то отвезли её в Дом ветеранов архитектуры, чтобы показать Анатолию Кучумову — хранителю Янтарной комнаты до войны. Он был в восхищении, что работа сделана даже лучше, чем он мог предположить. Отметил, что подлинная Янтарная комната была темной, потому что ухаживали за ней не так профессионально. Печное отопление, более сухой воздух — всё это сказывалось. По незнанию покрывали и лаком, и олифой для блеска, чего ни в коем случае делать было нельзя — все эти средства разрушают верхний слой. У нас в Хранилище янтарных предметов остались кусочки комнаты, которые отвалились ещё до войны, и на них виден результат разрушения. Янтарь там не солнечный, ближе к шоколадному.

«Каждую среду кто-то из сотрудников музея надевает костюм чумного доктора»

Заместитель директора Военно-медицинского музея Дмитрий Журавлев

В 2015 году у нас в Военно-медицинском музее прошла выставка, которая была посвящена чуме и, конечно, без чумного доктора в такой теме было не обойтись. Тогда мы создали костюм такого персонажа: смастерили маску, шляпу, перчатки — все необходимые атрибуты. Результат так понравился, что было решено провести вечер анатомического театра, а затем сделать проект постоянным. С тех пор в 18:30 каждую среду кто-то из сотрудников музея надевает костюм чумного доктора: когда двери открываются под волнующую музыку, ведущий встречает посетителей, рассказывает о чуме, а затем проводит всех в зал анатомического театра. Сейчас доктора сыграла, наверное, уже половина всех сотрудников музея — это определённый обряд инициации.

Для музея это возможность давать небольшие, но представления, и в какой-то мере заманить публику, чтобы поделиться интересным об истории, анатомии. Для работников же это своего рода психотерапевтический ход: например, я как руководитель каждый день придерживаюсь определённых рамок, а переодеваясь в доктора, могу сыграть, проявить себя. Горжусь тем, что у меня есть удостоверение: «Чумной доктор № 1».

Истории бывали разные: однажды в Ночь музеев, уже после выхода фильма «Майор Гром», я вышел к публике в костюме чумного. Одна женщина тут же подбежала, чтобы сфотографироваться, и говорит: «Доктор, какой у вас сексуальный клюв!». До этого я об этом даже не думал. Люди по-разному относятся, особенно если в костюме приходится выходить на улицу: кто-то крестится и говорит: «Ох, шайтан!», другие, наоборот, улыбаются и снимают.

Детям обычно страшно, но в это же время жутко интересно. Один раз я встретил мальчика, который как раз выходил из нашего музея с занятий. Он побежал за мной и дал конфету со словами: «Ну ты же доктор, тебе же надо!». Я до сих пор её храню: наверное, это самый ценный подарок, который когда-либо получал чумной доктор.

«Оперы мы «переводим» даже с русского на русский»

Оператор титров Валентина Лапушкина

Суть нашей работы в том, чтобы синхронно переводить текст оперы на русский и английский. Это нужно, чтобы зрители знали, о чём на сцене вообще идёт речь, ведь никакая программка не даст полного понимания. Во время спектаклей я переключаю готовый текст, который до этого подготовила и в файлах разбила на строки. С клавиром работаю отдельно на слух.

Всего в Мариинском театре нас три специалиста, потому что оперы могут одновременно даваться на разных сценах, плюс проходят гастроли в Зарядье.

В театре нет понятия автоматики — это нереально. Даже у всех дирижёров совершенно разная скорость: если вечер проходит с шефом (Валерием Гергиевым. — Прим. ред.), мы знаем — опера закончится минут на пять раньше. Работа операторов титров — совсем не механический труд: паузы случаются, когда зрители хлопают, и предсказать такое нельзя.

На Старой сцене Мариинского театра, на Новой и в Концертном зале у нас стоят разные программы и работают разные табло. В историческом — интерактивное, в «двойке» — проектор и доска, а в концертном вообще две интерактивные двусторонние доски. Такие, чтобы текст был виден даже тем, кто сидит по краям зала.

Неполадки порой возникают. Бывали ситуации, когда я перевожу «Кармен», в компьютере у меня всё хорошо, а оказывается, что табло в зале зависло ещё три строчки назад. В таких случаях приходится перезагружать технику, искать место, куда ушли исполнители, и начинать уже оттуда.

Может быть, на нашу работу никто особо не обращает внимания, но на самом деле все всегда сидят и смотрят на табло даже больше, чем на сцену. Наверное, меня в профессию и привело понимание того, насколько это людям нужно. Однажды у нас без титров шла «Аида», так мне потом администраторы рассказывали, что никто ничего не понял. Оперы мы «переводим» даже с русского на русский. Со слуха воспринимать зрителю сложно.

«Увидев объявление, что Гатчине нужен специалист моего профиля, не поняла зачем»

Зоотехник Гатчинской Дворцовой фермы Наталья Александрова

Ферма в музее-заповеднике была открыта с 2015 года. Исторически она началась с фазанов: граф Орлов на них тут охотился. Позже супруга Павла I начала заводить сельскохозяйственных животных: даже специально приобрели буйволиц — это из их молока делается настоящий сыр моцарелла.

Звери на ферме сейчас официально являются живыми экспонатами при экспозиции «Дворцовая ферма». В мои обязанности входит отслеживание того, правильно ли содержатся животные, что они едят, как гуляют, какие витамины принимают, а также ветеринарное обслуживание. Когда я увидела объявление, что Гатчине нужен специалист с моим профилем, у меня даже догадок не было зачем. Так что на собеседование пошла отчасти из любопытства, а теперь не представляю, где бы мне еще было бы так интересно. У нас такой уголок деревни в центре города.

Сейчас у нас 96 «живых экспонатов», если считать с собакой и кошкой. Пока в Гатчине нет отдельного птичника, мы содержим у себя и фазанов, и страусов. Их нам подарил зооопарк. За сезон животные съедают порядка шести тонн сена и 500 килограммов зерна. Это не считая овощей, фруктов, круп.

На ферме все очень контактные: кроме ослика, можно погладить козла Сэра, который хотя и пахнет, как настоящий козёл, но очень интеллигентный — с радостью ест веточки от веника, которые посетителям выдают сотрудники. (Кормить едой, принесённой с собой, посетителям животных запрещено. — Прим. ред.)

В прошлом году интересная история получилась с эму. У этих птиц потомство высиживает самец, поэтому, когда наш Ерофей решил в один прекрасный момент стать родителем, то сел на кладку. Хотя страусиха Прасковья ежегодно откладывает от 20 яиц, раньше он такого не совершал, а тут мужественно высидел трёх страусят. Последние, неоплодотворенные яйца, нам пришлось у него в прямом смысле слова отнимать. Эму — серьёзная птица, поэтому, когда мы его лишили родительства, он затаил обиду и несколько месяцев бросался на нас.

Любимицу публики — якутскую лайку Менелаю — знает, наверное, уже вся Гатчина. Она очень общительная, добродушная и ведёт себя как Форрест Гамп — любит бегать, не задумываясь, куда и от кого, просто ради процесса. Пару раз мы её ловили по городу, а один раз она уехала на электричке. Теперь Менелая у нас имеет бирку и трекер на ошейнике.

«Фактически это маленькая железная дорога»

Заведующий отделом управления инфраструктурой центра обработки данных РНБ Сергей Костров

Одна из задач нашего отдела — поддержание работоспособности транспортной системы, по которой доставляются книги. Она с 2012 года работает во всём новом здании на Московском проспекте — и в первой, и во второй части. Фактически это маленькая усовершенствованная железная дорога протяжённостью 1 400 метров с 27 станционными терминалами, 64 контейнерами и 42 стрелками. Трасса представляет собой замкнутый короб с тремя электропроводящими шинами, по которым подаётся питание. Проходит она в основном под потолком, а спускается у «станций», где библиотекари заказывают и забирают книги. Материалы перевозятся в специальных тележках-паровозиках с корзинкой внутри, которая крутится на 360 градусов и сохраняется в одном положении. Они ездят не только по горизонтали, но и по вертикали. У каждой тележки есть свой номер и цифровой контроллер, датчики, которые читают штрихкоды. Через систему визуализации определяется местоположение каждой из них.

Мы занимаемся проверкой работоспособности всей системы, устраняем мелкие поломки, а вот ремонтирует всё сторонняя организация.

«Часы завожу каждую среду»

Заведующий лабораторией научной реставрации часов и музыкальных механизмов Государственного Эрмитажа Михаил Гурьев

Раз в неделю, по средам, завожу 50 часов в Эрмитаже. Если не возникает проблем, на это уходит около четырёх часов. Если что-то не сработало, сцепились стрелки или сбился ритм, то я смотрю [что можно сделать]. Или чиню на месте, или откладываю на понедельник, когда музей закрыт, и на починку можно потратить большее количество времени, или договариваюсь о том, чтобы забрать часы в мастерскую.

Самые старые часы — где-то XVI века — хранятся в фондах, на экспозиции же стоят механизмы начала XVIII — конца XIX века. Когда я раньше в семь часов вечера приходил заводить часы «Павлин», всегда собиралась публика. Сейчас из-за пандемии было решено делать это в разное время, чтобы не было много людей. У «Павлина» необычный механизм: нужно снять сигнал, залезть в клетку, снять крышку с механизма, завести его и проверить, что работают все фигуры и идёт секундная стрелка в форме стрекозы. Фигурки включаются только когда я прихожу, а так часы идут всю неделю.

Недавно мы закончили работу над часами, которые встроены в бюро в Белом зале: необычно звучит мелодия из колокольчиков, это вообще, наверное, самые красивые по музыкальной части часы в Эрмитаже. Ещё есть Аракчеевские часы, заказанные графом (Аракчеевым. — Прим. ред.). Они играют раз в неделю в час и в день смерти Александра I. Звучит орган. В этом же зале стоят часы «Фокусник». На них — фигурка человечка и напёрстки. Он поднимает каждый по очереди или одновременно, и под ними появляются разные фигурки: шарик, мышка или кубик. Действительно, трудно угадать, какой появится следующим.

У нас в лаборатории работают 10 человек, один из них три раза в неделю заводит Башенные часы.

На этом, конечно, список неожиданных обязанностей не заканчивается. Например, в Эрмитаже есть методист по физкультуре, один из хранителей Музея истории религии следит за сохранностью музыкальных инструментов из человеческих костей, а в Мариинском театре есть сотрудники, которые выдают коллегам за вредность работы с пылью молоко.

Собрала Ольга Минеева, «Фонтанка.ру»