Спортсменки петербургского тренера по фехтованию Артема Седова выиграли золотые медали в командных соревнованиях на Олимпиаде в Токио, еще одна из них стала бронзовой медалисткой в личном зачете. В интервью отделу спорта «Фонтанки» Артем рассказал о том, как происходила борьба за награды изнутри.
На соревнованиях по фехтованию на Олимпиаде в Токио спортсменов из Петербурга не было, хотя ленинградская школа традиционно сильна в этом виде спорта. Зато был петербургский тренер Артем Седов, который приехал в Токио с двумя подопечными — рапиристками Ларисой Коробейниковой и Аделиной Загидулиной. Обе взяли золото в командных соревнованиях, а на счету Коробейниковой еще бронза. Мы поговорили с Артемом после его возвращения в Петербург.
— Какие впечатления остались от это странной Олимпиады?
— Соревнования действительно проходили своеобразно. Мы находились в «пузыре» и каждый день сдавали тесты на коронавирус. Из-за этого все время находились в напряжении: понимали, что в любой момент может прийти положительный результат и нас могут снять с соревнований. И так было до самого последнего момента. Причем это коснулось бы не только того, у кого нашли бы коронавирус. Был случай, когда один из спортсменов сборной Великобритании, кажется гребец, сдал положительный тест, и вместе с ним на карантин отправили еще пятерых. В итоге они пропустили соревнования.
— Гребец Василиса Степанова, ставшая серебряной медалисткой, рассказывала, что у них тренировки перед Играми были настолько тяжелыми, что ей становилось страшно за свою жизнь. У вас как проходила подготовка?
— Да, знаю ее. Как раз, когда ездили давать интервью Первому каналу в Олимпийской деревне, она перед нами выступала. Ну, видимо, такие жесткие тренировки им помогли, раз они взяли первую медаль за 17 лет. Наш главный тренер, наоборот, на последнем сборе снизил нам нагрузки, сказав, что все, что нам было надо, мы сделали в течение года.
— Расскажите о пути Коробейниковой к бронзе. Как вы ее настраивали на поединки?
— Да, здорово с ней получилось. Я даже сказал бы, что эта бронза стоит золота. У нее был очень тяжелый путь. На прошлую Олимпиаду в Рио она не отобралась. Для нее это был удар. Она даже закончила на какое-то время выступать, потом вернулась, но вернулась неудачно: результатов не было. С 2018-го года мы начали совместную работу с ней и как-то пошло. Мы с ней достаточно хорошо общались еще, когда я выступал и ездил на соревнования. Разница в возрасте — всего три года. Из-за такого близкого знакомства я очень сильно переживал за нее и мне очень хотелось ей помочь. С самого начала работать с Ларисой было легко. В этом смысле мне с ней очень повезло.
— Из-за того, что вы начинающий специалист, не было с ее стороны сомнений, что вы можете ей помочь?
— Наверное, были. Когда я только пришел в сборную, и главный тренер предложил ей мою кандидатуру, она отказалась. Я нормально отнесся к ее решению, потому что она уже была на тот момент очень титулованной спортсменкой, а ей, получается, предложили молодого тренера. Она не знала, что у меня уже был неплохой опыт работы тренером в Петербурге. Но потом она поверила в меня и это нам всем очень помогло.
— Поражение в полуфинале от американки Ли Кифер сильно вас подкосило?
— Да. Очень мягко выражаясь, я сильно наругал Ларису после этого боя. Говорил ей, что нельзя отдавать бой с таким счетом, что она всю жизнь шла к этим соревнованиям. Я на самом деле был очень зол. Я психанул, сказал, что не могу больше и ушел. Но через 15 минут я остыл, все обдумал и вернулся. Сказал, что ничего страшного, будем считать, что этого боя не было, что у нас есть еще один шанс показать себя по-другому. Тут надо отдать должное американке: это был ее день, она фехтовала, как никогда в жизни. Не зря она в финале победила Дериглазову.
— Такие бурные эмоции — это норма для вас?
— Я очень эмоционален по жизни, но на соревнованиях обычно стараюсь этого не показывать. Меня даже спрашивали те, кто по телевизору смотрел фехтование, почему я так спокойно себя веду, словно идет чемпионат России, а не Олимпиада. Мне это спокойствие дорогого на самом деле стоило, но я сам для себя решил: если я начну нервничать и кричать во время боя, это может передаться спортсмену. А это совершенно не нужно.
— Сама Коробейникова нормально отнеслась к вашему эмоциональному взрыву?
— Конечно. У нас с ней полное взаимопонимание. Она меня всегда слушает и доверяет. Она знает: если что-то идет не так, ей может достаться от меня крепкое словцо.
— Не боялись, что именно в тот момент, это может ее эмоционально прибить.
— А мне надо было ее встряхнуть. Я знал, что она сейчас может выйти на бой за бронзу и остаться ни с чем. Поэтому я должен был так себя повести, чтобы она вышла заряженной. Если бы я спокойно отреагировал, она могла проиграть. Я же потом успокоился, вернулся и мы спокойно все обсудили.
— Матч за бронзу с итальянкой Аличе Вольпи получился очень нервным.
— Это точно. В этом бою ей попалась сильная соперница: двукратная чемпионка мира. Лариса в этой четверке вообще была самой слабой по мировому рейтингу: 18-я. Так получилось, что на своем пути к бронзе ей пришлось сразиться со всеми сильнейшими, кроме Дериглазовой. Я понимал, что бой будет очень трудным. Но также я понимал, что Лариса находится в отличном физическом и психологическом состоянии.
— При счете 14–14, когда всё решал один укол, какие были мысли?
— Я подумал: будь, что будет. Даже смотреть не хотелось.
— Какие подсказки ей давали?
— При счете 14–14 я уже ничего не говорил. Просто наблюдал со стороны, как зритель. А незадолго до этого я ей сказал поменять рапиру, потому что она опять начала пропускать уколы и нужно было срочно исправлять ситуацию. Во время этой паузы она пришла в себя и вернулась в бой.
— Кстати, про этот трюк с заменой рапиры уже после командного турнира довольно резко высказалась французская саблистка Сесилия Берде. Она назвала россиянок обманщицами, потому что как только француженки начинали контролировать бой, вы сразу шли менять рапиры и после паузы восстанавливали контроль.
— Это никакой не обман. В условиях соревнований официально разрешено поменять рапиру, если тебя что-то не устраивает. Мы все были в одинаковых условиях. Наши соперники могли делать то же самое. Естественно, когда твоя спортсменка получает несколько уколов подряд, если тренер хоть что-то соображает, он должен как-то прервать бой и попытаться изменить ситуацию. Я, наоборот, считаю, что это ошибка, когда тренер не пользуется этим способом. Из-за этого спортсмен впадает в паническое состояние и продолжает пропускать.
— В командном турнире у вас были две спортсменки. Как происходило взаимодействие с другими тренерами?
— Все было хорошо. Опять же, спасибо нашему главному тренеру Мамедову Ильгару Яшаровичу, который смог выбить для меня лицензию и путевку на эту Олимпиаду. Это было непросто: заявка была очень ограничена. Из-за этого многие личные тренеры не смогли поехать. Но благодаря как раз тому, что у меня в сборной две подопечные, получил место. Со старшим тренером мы отлично взаимодействовали. Он давал мне полный карт-бланш в работе с моими спортсменками.
— Спортсмены получают приличное денежное вознаграждение за успехи на Олимпиаде из федерального бюджета, из бюджета городов, которые они представляют. А тренеров как финансово отмечают?
— У нас тоже есть какие-то премии, выплаты, звания. Кстати, на этой Олимпиаде я получил звание заслуженного тренера, чему очень рад.
— Но вам, наверное, не миллионы выплачивают.
— Думаю, это некорректный вопрос.
— Просто хочется понять, как вашу работу оценивают.
— Честно говоря, я даже не знаю пока этих цифр. Надеюсь, что оценят по достоинству.
— Звание заслуженного тренера что меняет?
— Это большой статус. Оно присваивается пожизненно. Его очень сложно получить, особенно в таком возрасте. Кажется, еще оно дает какую-то небольшую прибавку в пенсии.
— Как вам условия в Олимпийской деревне?
— Спартанские. Но, как я узнал у своих старших коллег-тренеров, для которых это не первая Олимпиада, так было всегда. Старший тренер по женской рапире рассказывал, что в Сиднее, когда он был еще спортсменом, он вообще жил в гараже. Может, в Рио было немного получше.
— Говорят еще, что у вас там были строжайшие меры безопасности, но вот сами организаторы признались, что одни спортсмены сумели как-то устроить алкогольную вечеринку, а дзюдоисты из Грузии умудрились выбраться в Токио за пределы Олимпийской деревни. Слышали про эти истории?
— Я уже улетел к тому моменту. Но там действительно все жестко. Я считаю, что это правильно. Организаторы охраняют безопасность спортсменов, целостность этого «пузыря», чтобы внутри деревни не началась эпидемия. А на вечеринке с алкоголем меня не было. Видел только, как однажды шумно праздновала сборная Южной Африки чью-то победу. Они пели, танцевали. Но не знаю, было ли что-то еще у них.
— В последние дни много разных заявлений звучит со стороны иностранных спортсменов в адрес их российских коллег: что русские — мошенники, и их вообще не должно быть на этой Олимпиаде. Как вы реагировали на такие разговоры?
— Да, я читал. Думаю, на это надо спокойно реагировать. Такие разговоры от безысходности, от обиды. Уж точно не надо из-за этого расстраиваться и тем более отвечать.
— Не было чувства неловкости из-за того, что приходится выступать без флага и гимна?
— Не было. В нашей команде было скорее большое единение. Все равно все понимают, что мы выступаем за Россию и все равно у нас были опознавательные знаки нашего олимпийского комитета — триколор. Единственное неудобство было, когда исполняли гимн. Внутренне все готовились петь гимн, хоть и знали, что будет играть Чайковский.
— Как вы так рано стали тренером сборной России?
— Тут надо сказать огромное спасибо нашему главному тренеру Мамедову Ильгару Яшаровичу, который пригласил меня работать в сборную. Я действительно там был одним из самых молодых. Для меня это было неожиданно. Почему-то именно на мне он остановил свой выбор, что-то разглядел, наверное. Судя по результатам, он, видимо, был прав.
— Почему так рано закончили карьеру спортсмена?
— Потому что перестал попадать в сборную. Я привык постоянно ездить на чемпионаты мира и Европы. Мой последний чемпионат мира был в 2013 году. В 2014-м я остался уже вне сборной и в 2015 принял решение заканчивать. Просто так ездить в качестве спарринг-партнера меня не устраивало. Никогда не понимал некоторых спортсменов, которые занимаются этим всю жизнь.
— Ваше самое большое достижение в качестве спортсмена?
— Две бронзы на чемпионате мира в 2009-м году — в личном турнире и в команде.
— Сразу решили, что дальше будете тренировать?
— Да. Последние пару лет своей спортивной карьеры я уже тренировал в спортшколе «Комета». Уже тогда у меня появился маленький мальчик Захар Козлов. Он мне сразу понравился, потому что, как и я, фехтует левой рукой. До сих пор с ним работаю. Кстати, за два месяца до Олимпиады Захар выиграл две золотые медали на юниорском чемпионате мира: в личном турнире и в командном.
— Здорово. Давно у нас не было классных спортсменов в этом виде. Как в целом в Петербурге сейчас дела с фехтованием?
— Неплохо. Помимо Захара Козлова есть еще сильные ребята в его команде, которые тоже показывают высокие результаты. Понимаю, что по сравнению с Рио-2016 результаты похуже. Там у нас были Николай Ковалев, Екатерина Дьяченко. К сожалению, они закончили, но сейчас подрастает новое поколение.
— Слышали, наверное, что брат Дьяченко, призер Афин-2004 в командной сабле, сейчас работает летчиком в США?
— Да, это мой старший товарищ и друг. Очень рад за него. Он получает огромное удовольствие от того, чем он сейчас занимается. Не каждый день можно увидеть человека, который всю жизнь отдал спорту, а потом так кардинально все поменял.
— У вас не было мыслей тоже кардинально изменить свою жизнь и пойти чем-то заниматься не спортивной линии?
— Были, конечно. Когда я закончил спортивную карьеру, вместе с ней закончились и мои финансовые возможности. Нет результатов — нет денег. Мне даже предлагали перебраться в другую страну, но не хотелось уезжать. Как я и говорил, еще будучи спортсменом начал тренировать детей. Но денег это вообще не приносило. Прожить на эти небольшие деньги было невозможно. Поэтому параллельно я пробовал заниматься продажами, если коротко. Мои друзья, с которыми я когда-то вместе фехтовал, открыли бизнес по продаже металла. Они создали мне отличные условия, всему обучили, стало получаться, но потом мне предложили поработать в сборной. Я сразу ухватился за этот шанс, потому что дважды в Большой театр не приглашают.
— Какие творческие планы?
— Отдохнуть немного, а потом снова начать работать. Олимпиада закончилась, но помимо Коробейниковой и Загидуллиной, у меня в Петербурге есть два молодых спортсмена: Захар Козлов, про которого я уже говорил, и Александра Сундучкова. У Козлова как раз начинается юниорский сезон. Так что останавливаться нельзя.
Артем Кузьмин, «Фонтанка.ру»