Экс-ректор РГПУ им. Герцена Сергей Богданов раскрыл тайную кухню своего скандального ухода из университета
Приказ о назначении на место и. о. ректора РГПУ им. Герцена Василия Рабоша 2 августа застал его прежнего главу Сергея Богданова врасплох. Он собирался готовить новые выборы на пост ректора и как минимум продолжить научную работу в университете. Однако покидать свой кабинет ему пришлось одним днем.
После скандального ухода Богданова из Герцена по университетской среде поползли слухи о грядущей кадровой чистке. В «расстрельных списках» виделись чуть ли не 200 соратников ректора, которые за последние пять без малого лет постепенно заняли места прежних преподавателей РГПУ, переходя туда из СПбГУ.
«Фонтанка» в беседе с Сергеем Богдановым расспросила его, что происходит сейчас в Герцена, попросила развеять неприятные для него слухи и поинтересовалась его взглядом на современную педагогику, фигуру учителя 21-го века, меcто религии в вузе и школе и о том, про что ему действительно интересно разговаривать.
— Сергей Игоревич, как бы вы охарактеризовали громкие события последних дней в Герцена?
— 1 августа завершился срок моего трудового договора. И понятно, что должен был появиться исполняющий обязанности. Правда, обычно выборы происходят до завершения срока работы ректора. Еще в феврале я направил информацию министру просвещения Сергею Кравцову, но никакого официального ответа не получил. И с позицией министерства, так же, как и все остальные сотрудники Университета Герцена, я ознакомился 2-го числа. В июне у меня был разговор с Сергеем Сергеевичем по телефону, он сказал, что намерен объявить выборы в октябре или ноябре. Ну и пожалуйста, в них может участвовать кто хочет. Что касается назначения исполняющего обязанности, это прерогатива целиком министерства.
Я рад, что никаких претензий ко мне как к ректору за тот период, что я руководил университетом, не поступило. Более того, у нас есть уникальные показатели развития.
Немного странно то, что стало происходить после назначения и. о. ректора. Я обратился к нему с просьбой разрешить мне продолжить работать в университете. Думал, что могу принести пользу, и до сих пор думаю, что могу, имея в виду все, что сделано за последние годы. Но и. о. ректора мне отказал. Почему — не уточнил.
Следующий день был еще более странный, потому что девять из десяти проректоров, которые обеспечивали прорывные результаты университета, были отстранены от выполнения своих обязанностей проректоров. Зачем это делается, не очень понятно.
Это, кстати, сказывается не только на работе проректоров, но уже может оказывать влияние на ход выборов. Очень бы хотелось, чтобы были определены их сроки. Потому что продление ситуации неопределенности, когда непонятно, когда они будут, сказывается не лучшим образом на состоянии коллектива.
Еще хочу обратить внимание на стилистику. Все же со мной как с ректором можно было бы переговорить, высказать свою позицию. Я, например, уверен, что чем больше будет кандидатов участвовать в выборах университета, тем лучше. Но, как мне известно, исполняющий обязанности ректора Василий Рабош, ссылаясь непонятно на кого, говорит, что ему поставлена задача, что он должен делать. Что за задача, непонятно. По характеру действий кажется, что она сводится к тому, чтобы полностью разрушить сложившуюся команду. Дай бог, чтобы это не затронуло и руководителей подразделений — это вообще будет грустно. Потому что изменения большие были за последнее время. Пришли молодые креативные люди. Очень многие пришли из СПбГУ, и ходят такие слухи, что именно они окажутся в первой очереди тех, кто будет отстранен от исполнения обязанностей.
Хотелось бы ясности, открытости, последовательности действий в развитии университета. Надеюсь, что это будет обеспечено и что крайне нелогичные действия исполняющего обязанности будут ограничены, потому что они дестабилизируют ситуацию в университете.
— Сейчас на сайте университета упомянуты семь проректоров и один замректора, все, как и ректор, в статусе и. о.
— Да, это все новые люди, за исключением Ирины Кондраковой. Она сохранила свою позицию, а все остальные — это те, кого сейчас привлек к работе Василий Антонович Рабош.
— Некоторые из них — давние сотрудники университета и тоже до вашего прихода были проректорами и претендовали на пост ректора?
— Да, например, Виталий Кантор — лучший в России специалист по инклюзивному образованию, и за время нашей с ним работы создано два федеральных центра инклюзивного образования. Мы становимся заслуженными лидерами в стране в этой области. Сейчас он получил повышение, но, с моей точки зрения, лучше бы он оставался на позиции, где он является абсолютным специалистом.
Просто я не понимаю, на каком основании надо было все делать в таком спешном порядке и в такой странной модальности.
— Дмитрий Бойков до вашего прихода уже был первым проректором и тоже баллотировался в ректоры. А при вас у него такой должности не было — только сейчас ему вернули этот пост. Возможно, в глазах «старой гвардии» Герцена происходящее сейчас выглядит некоей реконкистой.
— Я не помню, чтобы он баллотировался. Вы имеете в виду в 2016 году? Может быть. Вот ничего не хочу говорить плохого о людях, с которыми я работал. Бойков при мне остался работать в Институте дефектологического образования и реабилитации.
— Мне передавали слова ваших коллег, которые вслед за вами сейчас готовятся покидать Герцена, что увольнение Богданова, а вместе с ним в перспективе еще нескольких десятков преподавателей и менеджеров, в очень короткое время нанесет непоправимый ущерб системе педагогического образования в городе и в стране. А вы верите в такую роль личности в истории? Действительно ваш уход может нанести вред университету и отрасли?
— Во-первых, пока нельзя сказать, что мои коллеги остались не у дел. Пока что ушел я один, а все остальные остаются сотрудниками университета. А во-вторых, те примерно 200 человек, что пришли из Большого университета в Герцена вслед за мной, они во многом изменили его. И изменили в лучшую сторону. Это признается всеми.
Но мнение о том, что все исчезнет... «Никогда так не было, чтоб никак не было». Я верю, что ничего не закончится. Что мы продолжим работать. Я очень хочу, чтобы все эти непродуманные вещи не замедлили развитие университета, которое сейчас в очень активной фазе находится.
— Много слухов вокруг сегодняшней ситуации. Давайте с вашей помощью превратим их либо в факты, либо опровергнем. Например, еще в 2016 году, когда вы только пришли, ходили разговоры о присоединении Герцена к СПбГУ — вас ведь воспринимали как варяга оттуда. Этого не случилось, а насколько сейчас реальны эти слухи?
— Я оснований для этого особенных не вижу. Университет Герцена — это огромный вуз, имеющий свою отчетливую специфику. Ему, между прочим, исполняется 225 лет в следующем году. С Санкт-Петербургским университетом их связывает очень многое. И история, и масса замечательных ученых, которые работали и там и там. Я не так давно посмотрел интервью, которое я давал в 2016 году. И тогда был задан точно такой же вопрос. Тогда я сказал: «А зачем это Николаю Кропачеву? У него есть свои задачи, и он сам говорил, что ему заниматься этим основания нет». Так что особой реальности я не вижу. Вряд ли это целесообразно. Возможно все, конечно. И при правильной постановке объединить ресурсы — это всегда хорошо. Но не думаю, что происходящие сейчас события обусловлены этим.
— Известно о претензиях к вам как к менеджеру со стороны Николая Кропачева — уже после вашего ухода из СПбГУ. И о его возражениях против назначения вас ректором Герцена. Видите ли вы его руку и в сегодняшних событиях?
— Не готов подробно об этом говорить. Хочу только обратить внимание на некоторые факты. С Николаем Михайловичем у нас были вполне партнерские отношения — мы с ним проработали 28 лет. У нас сохранялись партнерские отношения, хорошо помню, как мы тепло расстались. Но это было до того момента, когда были объявлены выборы, и стало понятно, что я в них участвую. Уже в той ситуации Николай Михайлович занял активную позицию, написал письмо как член кадровой комиссии, где возражал против того, чтобы мою кандидатуру утвердили.
При этом он составил некую справку с огромным количеством пунктов, где вменил мне в вину целый ряд нарушений. Эта справка внимательно рассматривалась правоохранительными органами, в результате чего все претензии ко мне были сняты. Хотя с участием средств массовой информации эти непроверенные и несовершённые вещи были обнародованы, как будто это является фактом.
По имеющимся у меня документальным данным, когда в этом году вновь начались предвыборные процедуры, Николай Михайлович попробовал опять активизировать свои претензии — на базе того же материала, который проверялся в 2017 году. Так что ответить на ваш вопрос я не могу, только констатировать эти факты. А дальше сами делайте выводы.
— По ходу той избирательной кампании на пост ректора Герцена поступали данные о якобы возбуждении против вас уголовного дела. Даже статья и подробности назывались. Какова судьба тех дел? И есть ли сейчас какие-то уголовные дела, где вы были бы фигурантом?
— Не знаю, о каких делах вы говорите, возможно, надо Николая Михайловича спросить. Я не являюсь сейчас фигурантом никаких дел и никогда не являлся. Если кто-то говорит, что были уголовные дела, пусть представит какие-то документы.
— Вас называли протеже президента СПбГУ Людмилы Вербицкой. Означает ли это, что сейчас, когда ее нет, и вас тоже не хотят видеть ректором? И означает ли это, что политика назначения руководителей вузов в стране носит характер элитной борьбы, то есть ректора назначают не по профессиональным навыкам, а по наличию влиятельных заступников?
— Начнем с того, что с Людмилой Алексеевной меня связывают многие-многие годы. И в данном случае термин «протеже» не подходит. Я был одним из самых близких ей людей, по-настоящему близким человеком. О Людмиле Алексеевне можно говорить с большим пиететом. Потому что это удивительный человек. И главное счастье в том, что она была в жизни не только моей. Но и всех нас.
Второй момент. Я считаю, что жизнь наша сложная, там есть все. И элемент лоббирования, и элемент интересов. И защиты своих интересов.
Могу вам привести пример. Когда я пришел, у нас было передано в аренду больше 4 тысяч квадратных метров помещений университета. В течение этих лет мы занимались тем, чтобы выселить рестораны, медицинские кабинеты непонятного происхождения и так далее. В результате сейчас у нас всего 400 метров аренды. А те профильные подразделения, которые мы разместили на освобожденных площадях, дают в шесть раз больше университету.
Этим не все довольны. В частности, те, кто строил свои планы по использованию недвижимости и имущества университета.
Я с оптимизмом смотрю на то, что есть у нас в системе образования. Есть проблемы, конечно, безусловно. Но развитие есть. Сейчас очень большое внимание общества к этой сфере. И это правильно. Это позволяет надеяться на лучшее.
Я исхожу из того, что все надо делать правильно. Думаю, Сергей Кравцов и его коллеги могли объективно оценить происходящее. А также коллектив университета. А главное, выборы ректора — это именно выборы. А никак иначе.
— Положа руку на сердце, изначально и вы пришли в университет не как выбранный ректор, а как и. о., назначенный в Герцена со стороны в приказном порядке.
— Но потом я вполне честно прошел выборы, несмотря на то что этому пытались помешать. Всегда кого-то сперва назначают. И тоже сменил другого исполняющего обязанности, который в итоге не прошел выборы. Именно они должны определять руководителя. Плохо, когда кто-то вмешивается в них и пытается использовать их для своих целей.
— Вы говорили о больших достижениях, к которым Герцена пришел за время вашей работы: выросли места в рейтингах, проведены крупные акции, запущено несколько заметных программ. А что за эти годы изменилось в программах подготовки учителей в вашем вузе? Чем отличаются педагоги, которые выпустились у вас в 2016 году и в 2021-м? Можно ли сказать, что они стали лучше, благодаря вашей работе?
— Я могу рассказать, на что были направлены усилия в части развития образовательных программ. А так — в 2016 году тоже были замечательные выпускники. И вообще уже 225 лет мы являемся лидерами в этой области.
Могу перечислить некоторые достижения. Мы первый педагогический вуз, который вошел в рейтинг QS. Это международный рейтинг, где педвузов сроду не было. Мы там находимся на местах 1000–1200. В числе лучших университетов мира. Из российских вузов мы занимаем в этом рейтинге 30–40-е места. Кроме этого, РГПУ — один из трех педагогических вузов, который соответствует всем параметрам для вхождения в программу «Приоритет-2030» https://priority2030.ru/. Это большое достижение. И очень хочется, чтобы никакие непродуманные решения исполняющего обязанности ректора не сказались бы на участии в этом конкурсе.
Кроме этого, университет в последние годы осуществляет незаурядную программу в части работы в Центральной Азии. Там создан филиал — на узбекские средства создают для нас кампус, рассчитанный на 2 тысячи студентов. Обучение, естественно, будет вестись на русском языке. И задача стоит в течение 10 лет подготовить огромное количество квалифицированных преподавателей русского языка для Узбекистана. Это продвижение геополитических интересов России.
Кроме того, когда мы пришли, бюджет университета составлял 2,2 млрд рублей. А сейчас — даже в пандемийном году — более 4,2 миллиарда. По количеству иностранных студентов — по соотношению с отечественными — мы занимаем 321-е место в мире. И уверенно входим в десятку по количеству студентов в РФ. Для педагогического вуза это тоже нетривиально. Средняя зарплата, с учетом отпускных (мы постоянно об этом отчитываемся), для профессорско-преподавательского состава — 125 тысяч. Так что результаты хорошие, я горжусь тем, что мы сделали за это время.
— Каким новым вещам, навыкам и умениям учат сейчас учителей-предметников? Тем, чего не было 5–10 лет назад?
— Несколько десятков лет назад отчетливо обозначились две альтернативные тенденции в части педагогической теории и практики. Первая связана с традиционными программами и системами. Она утверждает ценность традиционной культуры и направлена на то, чтобы в максимальном объеме передать накопленные тысячами и тысячами поколений знания ученику. Причем желательно в отработанном и в каком-то смысле сухом формате. То, что у нас было всегда, и то, что у нас делается очень хорошо.
А некоторое время назад появилась тенденция в первую очередь развивать личность обучающегося. В данном случае упор делается на развитие способностей учиться и порождать новые знания. В результате взаимодействия педагога с учеником возникает ситуация, когда появляются компетенции учения в течение всей жизни. В данном случае не так важны знания сакральной культуры, как важна способность ученика порождать эти знания самостоятельно.
В какой-то мере эти два направления противоречат друг другу. У традиционной культуры центр всегда сзади. У новой культуры ценности определяются сегодня и закладываются на завтра. Причем могут изменяться в процессе. И это действительно большая разница. Но любому разумному человеку сейчас понятно, что и то и другое сейчас должно быть. И две эти тенденции надо совместить каким-то образом. И вот самое главное, что должны уметь наши выпускники — если серьезно говорить, — самому владея системой выработанных традиционных ценностей, развивать способность учиться и развивать способности, в зависимости от наклонности личности своего ученика. Это очень важная вещь, и этому уделяется большое внимание. И должно еще больше уделяться.
— Кажется, что вы сейчас говорите не о каких-то новых веяниях в педагогике. Облеченные в законченную систему идеи о необходимости развития способностей ученика как основной задачи педагога все же относятся к началу не 21-го, а 20-го века. Уже больше ста лет они активно внедряются в массовом образовании, и самые первые из них уже даже признаны устаревшими.
— Ну конечно, самые первые университеты предполагали и то и другое. И если вы посмотрите на развитие того, что сейчас называют либеральным образованием, или индивидуальным образовательным маршрутом и т. д., то в таком объеме, как сейчас, этого не было никогда. Вообще интерес общества к общему образованию сейчас высок как никогда. И это замечательно и правильно. И сейчас то, что было всегда, как вы правильно заметили, получает развитие в каждом направлении.
Посмотрите то, что сейчас делается в рамках российской электронной школы, например в Москве. Как развиваются программы Сбербанка. Здесь все эти тенденции представлены на конкретном материале в условиях конкретной сегодняшней ситуации.
— Я надеялся услышать что-то про самые актуальные вызовы последних 5–10 лет. Например, про ситуации, в которых оказывается педагог из-за массового распространения у детей возможностей для доступа к знаниям всего мира — посредством смартфонов. Учитель уже потерял монополию на знания. И учебник — не единственный источник сведений об окружающем мире и его законах. Даже в средней школе нередко можно встретить ребенка, энциклопедичность знаний которого далеко превосходит уровень иного учителя. Это, разумеется, не говорит о нем как о более образованном и подготовленном к жизни человеке, но, согласитесь, заставляет как-то по-новому относиться к процессу его обучения.
— То, что вы говорите, это да, новые условия для педагогики. Но это совершенно тривиально и понятно. А если говорить о чем-то остром — то о том, что я говорил. То, что вы говорите, что учитель и учебник перестал быть единственным источником знаний — это, конечно, так. Об этом давно уже говорят. И разумеется, в программах подготовки педагогов это учитывается. И это приводит к необходимости научить школьника нормальной навигации. Википедия — это очень хороший ресурс. Но надо еще научить детей им пользоваться. Потому что в противном случае может получиться только вред. А так то, что вы говорите, — абсолютно понятные вещи.
— Построен ли уже образ идеального учителя, каким его хотят видеть авторы реформ педагогического образования в стране?
— Он строится. Все время об этом говорят. Есть «Учитель будущего» и прочие программы. Но, как вы понимаете, это сразу не решить, и было бы неправильно, если бы кто-то взял и нарисовал нам такого учителя со всеми его признаками. Но приближение к этому идет. В целом ситуация небезнадежная.
— Не могу не спросить вас про теологическое направление в педагогике. И про ученый совет в Герцена по этой специальности, который рассматривает диссертации. Зачем это нужно университету и чего вы ждете от педагогов-теологов в свете всего того, о чем мы с вами уже говорили? Неужели у нас недостаточно семинарий и медресе, чтобы учить этой специальности?
— Странный вопрос. Одно дело — подготовка священнослужителей, а совсем другое дело — светская теология. Сейчас в школе есть специальные курсы, и они должны быть обеспечены грамотными и подготовленными учителями. Для них нужно разработать учебно-методическую среду. Я надеюсь — какое бы у вас ни было мировоззрение — вы не будете спорить с тем, что это необходимо.
— То есть таким образом Герцена готовит учителей по недавно появившемуся в школах предмету «Основы религиозных культур и светской этики»?
— В том числе и для этого. Но не только. Вот у нас сейчас идет уникальный проект. Я считаю, что один из главных в моей жизни. И мне надо его завершить. По созданию новой Библии для детей. Новой Библии, которая будет построена с учетом так называемых новых текстов. С учетом другого восприятия текстов детьми. С учетом всего накопленного опыта.
— Возможно, не очень верная формулировка — «Новая Библия»?
— Почему? Именно новая Библия для детей. Точная формулировка — «Библия для детей 21-го века». Так называется проект.
— А она на каком языке должна быть написана?
— Мы работаем для детей, в первую очередь российских. Так что на русском.
— Ответ не так очевиден. Ведь сейчас, если дети придут в православную церковь, они там услышат службу и увидят тексты совсем на другом языке. И если в мечеть придут — там тоже не по-русски будет. А довольно большой корпус терминов из священных писаний при переводе на современный русский меняет значение.
— Как раз в этом одна из трудных задач, практически неразрешимых, — соединить жанр книги для детей с практиками, которые происходят в храмах. Мы поэлементно вводим элементы текста на старославянском. Делаем соответствующий перевод рядом. Так, чтобы люди, приходящие на литургические практики, узнавали бы какие-то вещи, которые будут звучать. Потому что сейчас, вы справедливо отметили, многие приходят в храм и не особенно понимают те тексты, которые там звучат.
— Но уж тут-то вы точно заходите на поле медресе и семинарий, а вернее даже, воскресных школ. Они есть у нас в стране, успешно развиваются. И их руководители за последние годы достигли больших успехов в своей работе. И это же точно не то, чем всегда занимался Герцена?
— Ничего подобного. Как бы вы ни относились к литургической практике, и религиозной практике вообще, ничего более совершенного для организации коллективного существования пока не выдумано. И поэтому это безусловно нужно использовать. И государство этим занимается. Для того, чтобы воспитать действительно адекватных граждан. Патриотов. Людей, с уважением относящихся к другой культуре. И к своей культуре тоже. Поэтому это дело вовсе не медресе.
— Это будет учебно-методический комплекс для воскресных школ при церквях или для светского педагога? Вы же не просто книгу делаете, вы же все-таки педагогический вуз?
— Нет, это не учебно-методический комплекс. Отдельный УМК будет лишь сопровождать эту книгу. Вы вот как-нибудь знакомились с переложениями Библии для детей? У вас дети есть? Сколько им лет? Читали с ними уже библейские тексты?
— Мне бы очень хотелось вам сказать то, что вы хотите услышать. Но нет. Я всецело доверил эту задачу учителю по ОРКСЭ — мы выбрали как раз основы православной культуры там, и уверен, она отлично справляется со своей педагогической задачей.
— А вот зря. Лучше бы почитали. Тогда бы вы увидели, какие сейчас тексты есть. В свое время, еще в начале 20-го века и в конце 19-го, пользовалась большой популярностью книга Соколова — Библия для детей в его переложении. Но сейчас уже и язык другой, другие реалии. Люди по-другому тексты воспринимают. Самое большое количество текстов, которые сейчас существуют, это тексты протестантского толка. Переведенные на русский язык. Они тоже полезны. Но они менее связаны с той традицией, с которой связано и древнерусское искусство, и русское классическое искусство, и декоративно-прикладное искусство.
Мы же стараемся, и это первая специфика нашего текста, сделать реальный пересказ библейских текстов. Для детей 21-го века. С огромным видеорядом, с новыми технологиями вроде QR-кодов или виртуальной реальности. Кроме того, там выбрано огромное количество произведений русского искусства. Иконопись, фреска, классическая живопись. Словарик будет дан, который будет указывать значения слов применительно к этой теме.
Очень интересная вещь. Если вас что-то интересует, кроме уголовных дел, приходите, мы вам покажем.
— Вы же сейчас, по сути, пересказали курс ОРКСЭ со всеми его целями и задачами. Такие учебники уже есть. Чем они плохи? Я смотрел, что написано у дочери в учебнике, — мне очень понравилось.
— Я вам сейчас говорю о книге, которая ставится на место той, которую делал Соколов. Которая заменит собой эти современные переводные, несколько упрощенные и не соответствующие национальной традиции переложения Библии для детей.
— Конечно, если вы как ученый и большой специалист в своей области филологических знаний этим занимаетесь, это очень интересное направление, соглашусь. Но я же у вас интервью как у ректора беру. Разве писать такие книги — задача светского педагогического вуза в 21-м веке? Разве нет других организаций в стране, которые могли бы взвалить на себя эту действительно важную и очень трудную задачу?
— Конечно, я как ученый это рассказываю. Но и как ректор очень заинтересован в том, чтобы это появилось. А вы как родитель должны быть в этом заинтересованы. И учительница по ОРКСЭ вашей дочери будет очень рада, что появится такой труд, который мы делаем большим коллективом.
— Одним словом, теология в сегодняшнем Герцена появилась не случайно и, на ваш взгляд, занимает свое важное место в нем. Но вы же слышали все аргументы противников признания теологии отдельным видом науки, мне же нет нужды перечислять их, чтобы услышать ваши контраргументы?
— Слышал. Хорошо, что есть разные точки зрения. У меня очень ойкуменический склад ума, и я с уважением отношусь к разным взглядам. Но я сейчас не сомневаюсь и думаю, что мы все делаем правильно.
Денис Лебедев, «Фонтанка.ру»