Детские игры как способ вырваться из финансовой бездны. О чем тот самый сериал Netflix, по которому сошли с ума зрители в 90 странах мира
Показанный на платформе Netflix сериал «Игра в кальмара» корейского режиссера Хван Дон Хёка можно считать ответом на тревожную экономическую ситуацию, наблюдающуюся не только в Корее. О ней сообщает теледиктор в последней, девятой, серии первого сезона: «Закредитованность населения страны превышает среднемировые показатели».
Посвятив на затравку первые две серии рассказу о финансовых неурядицах простых корейцев, не умеющих жить по средствам, «Игра в кальмара» переходит к основному сюжетному «блюду» — жестокому развлечению бесящихся с жиру богатеев. Они заманивают бедолаг, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, поучаствовать в кровавом шоу, состоящем из разных заданий, придуманных по аналогии с детскими играми, но заканчивающихся «полной гибелью всерьез» менее удачливых и ловких игроков.
По мере выбывания участников из игры увеличивается сумма денежного вознаграждения, для пущей соблазнительности подвешенного к потолку в огромном стеклянном шаре. При ближайшем рассмотрении этот денежный пузырь, полный наличности, напоминает своей формой свинью, что выглядит довольно остроумно в контексте сериала, пытающегося исследовать расчеловечивание героев и превращение их в стадо животных, где каждый готов затоптать других, лишь бы спасти свою шкуру.
Впрочем, и что-то вроде милосердия иногда стучится в их сердца, хотя первым замеченным в немногочисленных великодушных порывах становится не кореец, а пакистанский гастарбайтер, вносящий этническое разнообразие в галерею центральных персонажей. В ней кроме главного героя, 47-летнего безработного, сидящего на материнской шее и до последней минуты производящего впечатление везучего дурачка с вечно выпученными от удивления глазами, представлены: его друг детства — благообразный очкарик, краса и гордость сеульского района Ссанмундон, пошедший по скользкой дорожке расхищения инвестиций, пара красивых и отчаянных девушек, истеричная женщина постарше, ее любовник — мордастый бандит с вытатуированной на щеке змеей, а также мудрый старичок, игрок 001, владеющий эксклюзивной технологией перетягивания каната.
По исходному посылу и атмосфере «Игра в кальмара» напоминает такую японскую классику жанра «игры на выживание», как японская антиутопия 2000 года «Королевская битва», где школьников, собранных на необитаемый остров, приучают к тому, что жизнь — борьба. Однако законы сериальной драматургии требуют от «Игры в кальмара» более обстоятельного, замедленного темпа, многословных обсуждений одного и того же, регулярных напоминаний того, что происходило в предыдущих сериях, внезапной гибели наиболее многообещающих персонажей и столь же внезапного возвращения с того света людей, казалось бы, окончательно выведенных из строя.
Любопытная деталь: несмотря на всю жестокость «Игры в кальмара», каждого нового зверски убитого покойника укладывают в нарядный гробик, напоминающий подарочную коробку, перевязанную розовой или желтой ленточкой с огромным бантом. Вероятно, тем самым авторы намекают, что смерть — лучший подарок, который один человек может сделать другому в ситуации, когда обычная, нормальная жизнь не задалась, а нынешнее гладиаторское положение игроков представляет собой форменный ад, о чем они не устают напоминать вслух едва ли не в каждой серии.
«Игра в кальмара» начинает смахивать на дурацкий балаган, когда в игровом пространстве появляются «VIP-посетители» — какие-то транснациональные хозяева жизни и «начальники мира» в золотых масках разных животных (преимущественно баранов, козлов и оленей). Развалившись в креслах и прихлебывая скотч, эксплуататоры на английском языке, с несколько деревянными учительскими интонациями, восхищаются: надо же, какие у корейских малоимущих получились особенно интересные игры, конкурсы и соревнования!
В сериале есть и правда довольно эффектные и зрелищные в своей бесчеловечности задания, например, «Стеклянный мостик»: шестнадцати выжившим к этому моменту участникам предлагается по очереди перейти через стеклянный мост, угадав, какие из его плиток сделаны из закаленного стекла, выдерживающего человеческий вес. И лишь когда поголовье игроков сокращается чуть ли не вдвое, один из них признается, что работал на стекольном заводе и может по преломлению света отличить закаленное стекло от простого.
К сожалению, уже к этому моменту, после этой последней вспышки изобретательности, сериал начинает заметно сдуваться, превращаясь именно в то, что по-корейски называется «дорама»: это значит, что душещипательных мелодраматических разговоров в пользу бедных и рассуждений о том, можно ли верить людям и надеяться на их доброту, становится гораздо больше, чем крови и насилия.
Во второй половине первого сезона у авторов уже не очень хватает фантазии на новые живодерские аттракционы. Самой скучной, с точки зрения человека, вышедшего из детского возраста, получилась как раз пресловутая «Игра в кальмара», суть и правила которой подробно излагаются в черно-белом прологе: грубо говоря, цель игры — быстро добежать до нужного квадратика, расположенного в голове кальмара. Правда, надо сильно проникнуться корейским образным мышлением, чтобы разглядеть хотя бы схематичное изображение кальмара в начерченных на игровой площадке квадрате, треугольнике и двух кружочках.
Но все-таки справедливости ради надо отметить, что в сериале встречается и самый что ни на есть натуральный кальмар, пусть даже и проигравший жизненную битву. Мать очкарика-растратчика, хозяйка рыбной лавки, разделывает кальмара, нахваливая покупательнице своего успешного сыночка, как раз в тот момент, когда за ним приходит полиция. Несчастный головоногий моллюск при этом вызывает гораздо больше сострадания, чем безголовый бизнесмен, попавший со своей жадностью в адский замес, как кальмар в салатницу.
Лидия Маслова, специально для «Фонтанки.ру»