«Хватит, нареформировались». Экс-глава колонии «Красная утка» — о том, что делать ФСИН после видео с пытками

О том, чем должна закончиться правозащитная работа по обнародованию пыток в российских колониях, и о том, чем она закончится на самом деле, «Фонтанка» поговорила с бывшим начальником колонии «Красная утка».

DailyMail, Wall Street Journal, Le Monde, Reuters, Euronews, Deutsche Welle — правозащитный портал Gulagu.net составляет список мировых таблоидов, которые написали о пытках в саратовской тюремной больнице. Возбуждено семь уголовных дел, уволен начальник этой больницы, глава регионального ФСИН просится в отставку. Gulagu.net публикует новые видео — уже из Белгорода, Забайкалья, Камчатки, Иркутска. Публикует и предупреждает — это только начало.

Александр Коновалов отдал уголовно-исправительной системе 22 года. Его гражданская жизнь по-прежнему связана с тюрьмой — на сегодняшний день он входит в третий состав Общественной наблюдательной комиссии Свердловской области. Кандидат юридических наук - специалист в области управления, эксперт-консультант Общественной палаты Свердловской области (второго созыва).

Перед разговором «Фонтанка» попросила Александра Коновалова посмотреть опубликованный Gulagu.net ролик. Плохой мобильный интернет (сам Коновалов находится в отпуске) не позволил загрузить тяжелое во всех смыслах видео. Пришлось ограничиться скриншотами.

— Александр Львович, я не хотела на это смотреть, но пришлось, и теперь у меня только один вопрос — откуда, зачем такая жестокость?

— (вздыхает) Ну, понимаете, какая штука. Во-первых, это система принуждения, и в нее отбывать наказание попадают далеко не ударники коммунистического труда. Может быть, эти люди оказывали противодействие. Может быть, эти люди представляли собой какую-то неформальную группировку отрицательной направленности. В работе с ними поэтому и должны использоваться специальные методы, но использоваться профессионалами. Под профессионалом ведь имеется в виду не заплечных дел мастер, а профессионал, который умеет работать со сложной публикой, со сложным контингентом.

Но вот эти чудеса, которые запечатлены на этих фотографиях, это уже разгулявшаяся публика, которая берегов не знает. Какие-то садистские наклонности у людей явно.

— Может ли начальник колонии не знать, что на его территории происходит такое?

— Если это нормальный руководитель, он может об этом не знать очень короткий период времени. Только так.

— А если ненормальный?

— А если ненормальный, то максимум это может длиться в течение месяца. Это все равно вылезет наружу. Вот такие художества — это же е-мое… это ни в какие рамки не укладывается.

— Я, может, скажу страшное — но мне кажется, мы уже привыкли к тому, что то в одной колонии, то в другой периодически всплывает подобное.

— Если мы к такому привыкли, то это — туши свет.

— А это и есть «туши свет». Gulagu.net говорит, что у них на руках 40 гигабайт подобного видео, 1000 файлов из разных колоний, разных регионов. Они только начали публиковать этот архив.

— У меня вопрос к этим правозащитникам — зачем они копили эти видео, почему сразу не публиковали?

— Они не копили, они говорят, к ним в руки попал некий секретный архив ФСИН. Якобы с помощью этих видео шантажировали заключенных, вымогали деньги.

— Мне не представляется это возможным — секретный архив ФСИНа, чтобы потом шантажировать этих людей. А как их можно шантажировать? Там голимое насилие. Как можно шантажировать того же самого человека, над которым это насилие совершается? Вызвать (обнародованием такого видео) можно только сочувствие к нему, жалость, понудить встать на его сторону.

— Сейчас будет глупый вопрос от человека, далекого от среды. В понятиях преступного мира разве нет такого, что с опущенным дел иметь не будут, поэтому в его интересах подобное скрывать? Нет?

— Здесь это весьма сомнительно. Потому что те же самые традиции неформальные, о которых вы говорите, когда над человеком это совершено насильно, то это имеет иную окраску. Если этот (пауза) пострадавший действительно имеет отношение к воровской среде, то в результате этих действий он просто-напросто на себя должен наложить руки. И в перспективе как объект шантажа он просто неинтересен. Это глумление, и потом пытаться этим шантажировать — не знаю, очень сомнительно. Тут что-то другое. Это средневековое что-то такое. Это пытки.

— Это пытки. И публикация сразу четырех видео из разных регионов говорит о том, что это система.

— Это система. Это давно видно. Как раз такую систему и сложили. С одной стороны, вечно рейтинговые отчеты, которые не отражают настоящего положения вещей. С другой стороны, низкий профессионализм, низкий уровень культуры. И не надо забывать, что преступный мир очень активный. Если он собран в одном месте, на одной территории — это всегда идет противодействие тем же самым сотрудникам. Не зря в этой системе — год за полтора. Это на самом деле очень сложно. Но люди, сотрудники не научены, они не знают, что делать с этой сложностью. И после того, как они оказались между молотом и наковальней, у них появляется в глазах тоска, им надо как-то соответствовать. Вот мы и получили. Вот они и соответствуют. И у нас получается, что государственная система, которая содержится на деньги законопослушных граждан, она кует рецидив. Она их сама создает — рецидивистов. Ну что из себя представляют эти люди, которые побывали в руках этих уродов? Они или окончательно сломавшиеся, или это будут нормальные такие, стойкие бойцы против системы правопорядка.

— Начальник ФСИН может не знать, что у него система пыток и истязаний поставлена на поток?

— На поток? Нет. Этого не знать он не может. Если поток, значит, тогда и начальнику ФСИН тоже надо пойти на отдых и заняться повышением своего уровня культуры и профессионализма.

И тут мы с вами сталкиваемся с такой вещью. Не в обиду будет сказано нынешнему руководству, но на моем веку последним директором Федеральной службы исполнения наказаний, который знал работу этой системы, был Юрий Иванович Калинин (В 1992–1997 и 1998–2009 гг. руководил или курировал руководство уголовно-исполнительной системой. — Прим. ред.). После него были люди, которые использовали эту должность как временную гавань для дальнейшего перемещения. Они не знают, они не чувствуют этих людей. Поэтому, может быть, и стратегия была не совсем верная.

На сегодняшний день, мне кажется, во всех структурах государственных присутствует огромное число всяких контрольных заданий, пунктов, которые необходимо выполнять, чтобы показать, что ты эффективный работник. Сама по себе оформительская процедура занимает очень много времени. Человек тратит очень много времени на заполнение формуляров, и складывается впечатление, что учреждение соответствует своему назначению, а на самом деле картины не отражает. Я больше чем уверен — если посмотреть рейтинговые показатели этих учреждений (фигурирующих в видео с пытками. — Прим. ред.), то все у них отлично.

— Во время «сучьей войны», чтобы ее прекратить, правильных и неправильных воров развезли по разным зонам. Сотрудников ФСИН по зонам не развезешь. Что делать-то?

— Если я вам сейчас выдам такой рецепт, вы, пожалуйста, походатайствуйте о моем назначении директором ФСИНа. Если серьезно, то нужно коренное изменение системы. Но мало написать лозунг — мы меняем систему. Реймер (в 2009–2012 годах директор ФСИН, в 2017-м осужден за хищение. — Прим. ред.) тоже пришел и сказал: «Мы будем менять систему. Давайте делать заборы шесть метров высотой». Это его идея была. Зачем только — непонятно (после отставки Реймера его реформа была признана провальной. — Прим. ред.).

К работе над реформой надо привлекать социологов, психологов и только в третью очередь юристов. И менять нужно не как обычно — пятилетку за три дня, а минимум надо пять лет, а вообще лучше 15 лет закладывать на реформу. Социологи должны определить, а что из себя представляет сегодняшний сотрудник, кто такой вообще. Начиная от уровня его образованности, по психологическому типу, по уровню заработной платы, какие у него (бытовые) условия. А дальше уже плясать — а что мы хотим? Мы хотим, чтобы из этого учреждения выходил социализированный человек. Что должен из себя представлять механизм социализации человека? Есть ведь и опыт, и высшие учебные заведения, и материалы есть, в той же самой рязанской академии ФСИН все это есть. Надо только это поднять, отказаться от рейтинговой системы. Пока эту систему порочную не сломать, можно будет летать по всей России, то в одно место, то в другое, как пожарные, — то есть уже по случившемуся факту, но это не системная работа.

— Для таких кардинальных изменений нужна политическая воля.

— Несомненно. Кто эту волю может сформировать? Профессионал. Прекратите делать из должности директора ФСИНа тихую гавань, где человек отстоится какое-то время и пойдет дальше на повышение. Вот Колокольцев (министр МВД. — Прим. ред.), простите, мент. Он всю жизнь прослужил в этой милицейской системе. А у нас даже глава фельдъегерской службы однажды побывал директором ФСИН (речь о Геннадии Корниенко, преемнике Реймера. — Прим. ред), сейчас один из замов — вэдэвэшник. Он-то какое отношение имеет к этой (ФСИН. — Прим. ред.) системе? Я не знаю, откуда Калашников взялся, но, по-моему, он тоже занял эту должность, не работая в системе ФСИН (Калашников — кадровый фээсбэшник. — Прим. ред.).

Я в 1981 году начал службу, и таких вот временщиков в должности руководителя была тьма. И на моей памяти луч света в темном царстве — Юрий Иванович Калинин. Тогда и обстановка была другая, и руководящие документы, которые шли, они были приземленные. Конечно, в семье не без урода. И в то время какие-то ЧП были, но вот этого идиотизма не было. Это же вообще. Это же из рук вон.

— Правозащитники из Gulagu.net говорят, что у них на руках архив из тысячи файлов. Тысячи видео из разных регионов разных лет. Вы можете самому себе твердо сказать, что в этом архиве нет видео из колонии номер 13 (с 1994 по 2003 год Коновалов был начальником ИК-13 в Нижнем Тагиле. — Прим. ред.)?

— Я могу уверенно сказать. Когда я там работал, там подобного рода вещей не было однозначно. Это я вам сто процентов говорю.

— Это потому, что вы такой замечательный, или потому, что там отбывают наказание бывшие сотрудники правоохранительных органов?

— Думаю, что не то и не другое. Не надо забывать, что бывшие сотрудники тоже представляют из себя сложность. Только с другой спецификой. В любой колонии есть своя специфика. Детская, лечебная, женская, бывшие сотрудники — везде своя специфика. Теперь представьте себе бывшего сотрудника, который имеет навыки оперативной работы. Представьте себе бывшего сотрудника ОМОН, СОБРа и любой другой силовой структуры, который прошел горячие точки. Этот человек был на войне, с пострадавшей психикой, надорванными нервами. Поэтому нельзя говорить о том, что там все такое зелененькое в этой колонии. Просто есть своя специфика. Но с ними надо тоже уметь работать.

— Что должен сделать начальник колонии после того, как вскрылось, что у него на территории пытают людей?

По требованию законодательства «Фонтанка» не может опубликовать ответ.

— Это побег от ответственности.

— А что он может сделать? Что он за руководитель, который это уже допустил? Не нужен он такой. Это хорошо, если ему удастся доказать, что он к этому никакого отношения не имеет. А вполне может, что это он и отдал такое распоряжение, потому эти так и расбушлатились, понимая, что выполняют указание руководства. Ну вот сейчас прокуратура и Следственный комитет на всю эту компанию посмотрит, может, они осчастливят своим присутствием 13-ю колонию на несколько лет.

— Что должен сделать директор ФСИН, у которого сразу четыре колонии спалились на пытках?

— Сесть и задуматься, что происходит. Очень серьезно задуматься, с привлечением специалистов. Еще раз: политическая воля, как вы сами сказали, и начинать выстраивать стратегию. Без громких лозунгов о реформе. Хватит уже, нареформировались, уже дальше некуда. Нужно формировать методический совет, привлекать ученых из той же самой рязанской академии, других вузов, привлекать специалистов-практиков и начинать выстраивать. Но для начала — самое главное. Чтобы вылечить болезнь, нужно поставить диагноз — что происходит. Вот и должны социологи быть.

— Как вы думаете, после сегодняшних событий это произойдет?

— Мне кажется, это была бы нормальная, адекватная реакция. Хочется надеяться.

— Надеяться хочется. Но верите ли вы в то, что это произойдет?

— Здесь вы от меня слишком большого хотите. Я вам предложил нормальный вариант — если хотите хотя бы какой-то уверенности иметь, давайте думать, как мне кресло (директора ФСИН. — Прим. ред.) занять, и мы с вами вместе, с гражданским обществом, начнем эту глубокую работу.

Беседовала Юлия Никитина, «Фонтанка.ру»