«Если совесть есть, чего бояться-то?» Режиссеру Игорю Масленникову — 90

В день рождения режиссера «Приключений Шерлока Холмса...» «Фонтанка» вспоминает интервью, которое брала у него минувшей весной. Как оказалось, просьба, обозначенная в нем мастером, так и осталась неуслышанной.

Легендарный ленфильмовец, автор четырёх десятков лент, в том числе знаменитых «Приключений Шерлока Холмса...» (1979–1986), отмечает юбилей: 26 октября 2021 года Игорю Масленникову исполняется 90. Тем не менее режиссёр не собирается на покой. С 2016 года он мечтает о продолжении трилогии «Зимняя вишня» (1985–1995). Всё готово: сценарий, звёздные актёры из первых серий и «свежая кровь» — выпускники режиссёрских курсов Масленникова, готовые взять на себя постановочные и административные тяготы. Одна проблема — нет денег.

С начала этого года Игорь Фёдорович написал уже два открытых письма — январское, с заголовком «Зимняя дума Деда М…», и мартовское, «Стон». «Фонтанка» вышла на связь с режиссёром, чтобы узнать другие, «закрытые» подробности.

— Всё это длится уже шестой год, поэтому, знаете, просто обидно, — рассказывал Игорь Федорович. — Ситуация ведь какая: мы оказались на переломе эпох. Заканчивается книжная эпоха, начинается цифровая цивилизация. Всё изменилось. Ведь кинематограф всегда был соборным зрелищем. Им интересовались массы людей, смотрели всегда в кинотеатрах. А теперь всё сводится к тому, что идёт по улице пацан, смотрит в гаджет размером со спичечный коробок, и у него там кино.

Этот перелом очень существенно ударил по всему нашему старому кинематографу. Да ещё вдобавок диктует всему миру Голливуд — блокбастеры везде. Кажется, кому нужна наша «Зимняя вишня»? Но я-то точно знаю — как президент студии «Троицкий мост», как правообладатель, — что нашими «Вишнями» постоянно интересуется телевидение, заграничное, кабельное и так далее. То есть сохранился ещё огромный «отряд» зрителей старшего поколения, да и многие из молодёжи интересуются нашим настоящим старым кино.

Ну вот и мы хотим чуть-чуть «вернуться назад» и сделать «по-старому». Причём это буду делать уже не я, а мои ученики — Женя Черепанов, он продюсер и теперь возглавляет «Троицкий мост». И Коля Котяш, очень способный интересный режиссёр, — он будет ставить то, что я написал. Кстати говоря, если хотите посмотреть, как я из сценария сделал книжку (она называется «Пришла пора», к 30-летию «Зимней вишни»), — она есть в Интернете, можете её найти.

— Она прямо в открытом доступе?

— Да, она есть в Интернете.

— Кстати, как вы относитесь к тому, что сегодня все ваши фильмы бесплатно доступны в сети?

— Да всё равно. Я как ничего не имел со всех картин, так ничего и не имею. Если бы я имел какие-то деньги от того «Холмса», я бы жил на Багамских островах. И вы бы мне звонили туда, а не сюда, на Петроградскую сторону…

— Вы говорите о «старом кино» и «старом зрителе». При этом делать новый фильм по вашему сценарию будет молодёжь. Нет ли здесь противоречия?

— Ну, во-первых, это очень сильные ребята. Между прочим, у того же Коли Котяша его дипломная работа «Каждый первый» получила примерно сорок призов на разных фестивалях. Теперь ведь очень модно короткометражное кино, потому что у молодёжи нет терпения смотреть длинные фильмы. Поэтому появилось много фестивалей короткого метра. На этих фестивалях — и у нас, и за границей, во Франции, и ещё где-то, — его награждали за диплом, который идёт 20 минут. Поэтому он человек очень способный, я на него могу положиться.

Я десять лет преподавал во ВГИКе и ещё десять лет у нас, в Санкт-Петербурге. Но из примерно ста двадцати моих учеников ставят кино пять или шесть. Остальные работают вторыми режиссёрами, звуком занимаются и так далее. Просто беда.

— То есть дело не только в художественных задачах, но и в том, чтобы дать шанс ребятам?

— Да. Я только автор сценария, потому что Володя Валуцкий умер — я ведь это всё снимал по его кинороману «Зимняя вишня». Теперь пришлось мне самому всю эту историю рассказывать до конца, надо её закончить. А есть ли зритель — я убеждён, что есть, потому что, я уже вам сказал, мы получаем огромное количество заявок. Люди старше тридцати лет, а их миллионы у нас в стране, они пойдут смотреть «Зимнюю вишню», я в этом убеждён.

— Но вот смотрите, какое дело: в 2016 году вы проводили сбор средств через краудфандинг-платформу, но крупной суммы собрать не удалось. Получается, люди не поддержали?

— Я думаю, тогда просто ещё не было так широко развёрнуто то, что теперь называется «стрим», «донаты» и всякие такие загадочные для меня слова. С тех пор, как мы устраивали тот сбор, всё очень сильно поменялось.

— Вообще сам формат сиквела, продолжения, получается, вам близок?

— Да нет. Новые «Холмсы» возникали оттого, что от нас просили продолжения наши заказчики с телевидения. После первого же «Холмса» они стали просто требовать. И я восемь лет снимал эти пять фильмов. И каждый раз это были просьбы, пожелания, чтобы мы продолжали эту историю. Примерно то же самое было с «Вишней».

— Потому спросил, что сегодня сиквелов много, в том числе продолжающих старые фильмы. Они редко удачные, и люди заранее боятся. Видел комментарии в Интернете насчет «Вишни»: пишут, не надо продолжать, не надо «портить» хорошее кино.

— Ну, что я могу им сказать? Во-первых, почти все исполнители из первых трёх фильмов живы. И Мирошниченко, и Сафонова, и Климова, и Удовиченко, и Долинский. Они теперь старики, и в этом фильме им даже не надо ничего изображать, они как раз нужного возраста. Во-вторых, это не есть сиквел, это есть завершение судеб, которые мы рассматривали в старых фильмах.

Там же в основном будет молодёжь — те, которые в старых фильмах детишками бегали. Так что, с точки зрения сюжета, это будет совершенно новая вещь. Более того, мы её как бы модернизируем: мальчишка, который в одной из «Вишен» ещё только родился у Валюшки (героиня Ларисы Удовиченко. — Прим. ред.), теперь рэпер. Он пишет стихи и одновременно работает водопроводчиком. Такие стихи, например: «Крепнут надежды на разум и силу. Русским пора возвращаться в Россию!»

— Вы уже знаете, кто будет играть этого рэпера-водопроводчика?

— Не могу сказать. Если у нас появятся деньги и возможность всё сделать, будет конкурс, проведём пробы и так далее.

— Но это будет актёр или настоящий рэпер?

— Я думаю, лучше бы рэпера сыграл рэпер.

— А кто, например?

— Это опять не ко мне, а к молодёжи, которая будет этим заниматься. Но, по-моему, это будет интересно. Мы всячески пытаемся заманить финансовых партнёров такими приманками. Я, конечно, за этот ход с рэпером не держусь, но забавно было бы, если бы у нас было такое движение вперёд, на потребу новому вкусу молодёжи.

— То есть всё-таки на потребу что-то нужно?

— (Смеётся.) Да. Вот такие дела.

— Вы сказали, это будет последний фильм. То есть вы не представляете, что кто-то в будущем захочет снять «Зимнюю вишню-5»?

— Нет, я думаю, что это завершение истории, логичное. Первые три фильма мы через судьбы этих простых ленинградских инженеров следим за тем, как разваливается страна. Но теперь страна-то уже встаёт с колен! И это как раз возможность всю историю завершить. Именно на человеческом, жизненном уровне: герои наконец возвращаются на родину. Что там продолжать? Продолжать — это уже будет ерунда.

— Я с вами не спорю, но почему вам кажется, что Россия сейчас встаёт с колен?

— Ну, потому что, если вы помните, 1990-е — это были пустые полки, не было столько автомобилей, никто за границей особо не отдыхал. Это было очень тяжёлое и сложное время. А сейчас… Я не собираюсь сказать, что сейчас мы живём в раю. Ничего подобного. Но абсолютно новая ситуация в стране. И было бы хорошо, если бы все, кто разбегается, опомнились и вернулись и помогли бы нам благоустраиваться в России. Мне кажется, это разумная и конструктивная мысль.

— Тем не менее в 1990-е, какими бы они ни были, вам удалось снять сразу две «Вишни». А сегодня даже одна пока не получается.

— (Смеётся.) Я ведь имею в виду жизнь народа, а не жизнь кинематографа. А судьба кинематографа связана не столько с политическими или какими-то иными делами. Она связана с тем, о чём я вам уже сказал, — со сломом цивилизаций. Исчезает цивилизация книжная и начинается новая, цифровая. В которой я, честно говоря, мало чего понимаю.

— Но вы же понимаете, что новую жизнь не остановить, и новое кино в конечном счёте вытеснит старое.

— А я и не говорю, что не вытеснит. Я не зову назад. Я просто предлагаю, чтобы люди вернулись в Россию и участвовали в её благоустройстве.

— Вам исполняется 90. Четвёртая «Вишня» — это своего рода творческое завещание?

— Моя кинематографическая биография как режиссёра закончилась на трилогии по Островскому, которую почти никто не видел (фильмы «Взятки гладки», «Русские деньги» и «Банкрот», снятые в 2006, 2008 и 2009 годах. — Прим. ред.). Как и «Письма к Эльзе» (2002) — это, я считаю, мой лучший фильм. Когда она вышла, я предложил фирме «Каро»: посмотрите, прокатайте эту картину. Они посмотрели, говорят: «Классное кино, но вы понимаете, мы ведь не «Каро», мы на самом деле «Уорнер Бразерс» (компания «Каро Премьер» более 20 лет была дистрибутором фильмов студии Warner Bros. в России. — Прим. ред.). У нас до конца года всё забито».

— Если бы вы напрямую могли обратиться к министру культуры по поводу «Зимней вишни-4», что бы вы ему сказали?

— Встал бы на колени и произнёс слова: «…стон раздаётся над великою русской рекой. Этот стон у нас песней зовётся — то бурлаки идут бечевой». И умолял бы, чтобы они помогли моим ученикам сделать картину.

— Получается, ради учеников вы готовы на унижение?

— Да. Готов.

— Не могу удержаться от вопроса: как выглядит мир, когда тебе 90?

— (Смеётся.) Да вы знаете... никак. Я, ну… Я не понимаю вопроса. Как я должен относиться к миру, что ли? Я стараюсь не думать на эту тему.

— То есть вы не чувствуете возраста?

— Конечно.

— Вы действительно звучите бодро. Может быть, ещё разок в режиссёрское кресло?

— (Смеётся.) Да, слава Богу, голова работает. Но только она и работает в основном. Зато до сих пор всё мгновенно запоминаю. Между прочим, я в школе во время войны учил немецкий язык. Всех в мужских школах тогда учили немецкому языку, потому что шла война. И я вам могу читать очень долго на память немецкие стихи, начиная от классики и кончая песенками всякими.

— Давайте хотя бы одно.

— Ein Fichtenbaum steht einsam Im Norden auf kahler Höh'. Ihn schläfert, mit weißer Decke Umhüllen ihn Eis und Schnee. «На севере диком стоит одиноко на горной вершине сосна».

— Потрясающе.

— Пожалуйста. Это Гейне, между прочим. Вот, голова работает, а остальное поизносилось. Ведь всё-таки кинорежиссура — это в значительной степени ещё и физические нагрузки. Так что — нет.

— Надеюсь, не будет некорректным спросить: вы боитесь смерти?

— Абсолютно не боюсь. Какой смысл этого страшиться? Я ведь… Я не могу сказать, что я воцерковлённый человек. Но я агностик. Я, как Кант, поражаюсь только двум вещам в этом мире невероятном: звёздному небу и совести в душе человека. В этом есть что-то божественное и необъяснимое. Если совесть есть, чего бояться-то?

Беседовал Глеб Колондо, специально для «Фонтанки.ру»