«Увидеть в самом обыкновенном необыкновенное». Что осталось за кадром портфолио Александра Родченко

В Доме Радио 25 октября открылась выставка Александра Родченко — мастера, чьи фотографии вошли в учебники, став зеркалом русского авангарда 1920–1930-х. «Фонтанка» посмотрела работы и расспросила куратора, какие истории стояли за созданием произведений.

Собранные в Доме Радио 58 работ — золотой фонд, портфолио Александра Родченко (1891–1956), отобранное им самим как лучшее, что им сделано. Классика подана бережно и со вкусом — как делал это сам мастер на прижизненной выставке: в издательском паспарту, с дополнительным тиснением, — даже видно, как конструкция приколота на булавочки (очевидная дань времени, но никак не необходимость в нынешних условиях). Но и сами снимки — раритет: всего фотографий с негативов мастера было отпечатано 35 экземпляров, и этот набор, сделанный в 1994 году, — один из них. Коллекция привезена из Москвы в Петербург, она принадлежит Stella Art Foundation и после 9 января вернется в столицу.

Задорная Лиля Брик в косынке, прикладывающая руку рупором ко рту и кричащая что-то в сторону, Осип Брик с буквами «ЛЕФ» на линзе очков, женщина с ребенком на руках, поднимающаяся по гранитной лестнице, длинные ступеньки которой пересекают весь кадр, — стиль Александра Родченко, повлиявший на огромное количество фотографов, узнаваем. Невероятные для тех времен ракурсы и диагонали; снимки, сделанные для использования на плакатах и врезающиеся в память с первой секунды; «ритм» повторяющихся линий. Это если перечислять лишь то, что поддается описанию, — но магию искусства «по полочкам» не разложишь.

Вот на одном из кадров, самом первом на выставке, крупно показано лицо женщины в возрасте — она сосредоточенно разглядывает что-то через очки или пенсне. Она строга, будто оценивает с высоты своих лет, не больше не меньше, само время и общество: «Ну, что вы тут натворили?!» На самом деле это мать Александра Родченко, и рассматривает она журнал, над которым трудился ее сын.

«Как рассказывала правнучка Родченко Екатерина Лаврентьева, мама Александра Родченко достаточно в позднем возрасте научилась читать, всю свою жизнь она проработала прачкой, и поэтому ее такая максимальная концентрация, сосредоточенность — следствие того, что ей действительно в этот момент достаточно сложно читать экземпляр, который находится перед ней», — раскрывает секрет строгой серьезности героини Александра Анисимова, куратор, редактор книги «Александр Родченко 1920–1930», в которую вошли работы, представленные на выставке.

Как и любой фотограф, Родченко поначалу снимал своих близких и друзей, пробуя на них приемы и наращивая мастерство (так, среди первых портретов — Владимир Маяковский и другие ЛЕФовцы, которые входили в круг общения фотографа). Снимок матери — один из первых, 1924 года, и на самом деле это не весь кадр: изначально были видны и руки, держащие печатное издание, и плечи женщины (его полную версию можно найти в Интернете). Но мастер решил сосредоточить зрительское внимание на главном, и сюжет стал более абстрактным — и одновременно говорящим о чем-то большем.

Кадрировал свои работы Родченко неоднократно. Например, подрезал снимок с мальчиком-пионером, играющим на трубе (как раз трубу фотограф и подрезал, а заодно всю картинку повернул на 90 градусов). Снимок был сделан снизу — благодаря такому ракурсу ребенок, самый щупленький из присутствовавших, превратился в мощного, тяжеловесного монстра. Подобный «фокус» мастер провернул и с пионеркой — оба эти снимка есть в зале.

«То, что вы видите внутри экспозиции, те фотографии, которые вошли в портфолио, — это определенная выборка, — напоминает Александра Анисимова. — Когда Родченко фотографировал тех самых пионеров на линейке в пионерском лагере, он подходил к этой съемке как репортер — разумеется, он не ограничивался одним кадром. То есть была серия фотографий, среди которых у нас есть возможность видеть только один. Я видела соседние кадры, которые сделал Александр Родченко, их нет сейчас в печатном виде, и там хорошо заметно, что на той фотографии, которая предшествовала застывшему монструозному портрету, пионерка, которая здесь целеустремленно смотрит куда-то вдаль, — смеется, как обыкновенный, живой ребенок 10–12 лет. Смеется она по той простой причине, что видит, как взрослый мужчина падает ей в ноги с фотоаппаратом в руках и начинает ее снимать».

«Трудно найти и увидеть в самом обыкновенном необыкновенное. А в этом вся сила», — гласит цитата из журнала «Новый ЛЕФ» за 1927 год на стене выставочного зала.

Вот только игры с ракурсами до добра не довели. Фотограф, который не был никогда особо оппозиционен в своем творчестве (даже снимая окончание строительства Беломорканала, он концентрирует свое внимание на играющем оркестре), в 1931 году был обвинен в формализме. И это был не единственный случай его публичной критики. За несколько лет до этого, в 1928 году, фотографа критиковали, по сути, за плагиат работ Ласло Мохой-Надя и Альберта Ренгера-Патча — и заклеймили как последователя западных авторов. А в 1935 году, когда от Родченко ждали, что в ходе публичной дискуссии он откажется от своих художественных принципов, он, наоборот, их утвердил. И, как показало время, был прав.

Одна из работ, представленных на выставке, — «Сосны. Пушкино» — сделана в 1927-м на даче Владимира Маяковского.

«Сохранились воспоминания дневниковые Александра Родченко, в которых он делится тем, насколько ему тоскливо на той даче, ничего любопытного, интересного не цепляет его взгляд, насколько все обыденно, — рассказывает Александра Анисимова. — И в какой-то момент, прогуливаясь по лесу Пушкино, он поднимает голову, и его завораживает вид, который открывается на верхушки сосен. Для него тот самый ритм устремленных стволов деревьев является очень символичным, поскольку у него рождается ассоциация с мачтами кораблей».

У тех, кто хорошо знаком с советским кинематографом, кадр вызывает ассоциации со сценой из фильма Михаила Калатозова «Летят журавли», где перед глазами умирающего героя крутятся макушки берез.

«Это отсылка, и она абсолютно не случайна, поскольку оператором этого кинофильма был Сергей Урусевский, — а в 1928 году Урусевский был учеником, наряду с другими студентами, группы Александра Родченко во ВХУТЕМАСе, — продолжает куратор. — Фильм «Летят журавли» вышел в 1957 году, то есть год спустя после смерти Родченко. Ему присудили приз на Каннском фестивале, что стало подтверждением того, что наследие Родченко жило не только в тот период, когда он сам творил, но и в последующие годы, а кинематограф — тому важное и ключевое подтверждение».

Не случайным можно считать и место проведения петербургской выставки — Дом Радио.

«25 февраля 1918 года декретом Совнаркома клуб Благородного собрания был национализирован и передан недавно созданному ЦК Пролеткульта, а здание будущего Дома Радио было переименовано в Дворец Пролетарской культуры, — рассказал директор musicAeterna Дмитрий Озерков, — Малая Садовая улица была названа улицей Пролеткульта и сохраняла это имя вплоть до 1948 года».

По словам куратора, с учетом того, что Родченко и его друг Маяковский сотрудничали с Пролеткультом, можно говорить о том, что созданные ими образы возвращаются в эти стены, спустя столетие.

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»

Вход на выставку — по сеансам, каждый час. В связи с антиковидными ограничениями с 30 октября по 7 ноября выставка будет закрыта.