Об исчерпанном капитализме

После очередного выступления президента РФ на заседании Валдайского клуба не утихают дискуссии по этой проблеме.

Постараемся ее рассмотреть, не касаясь особенностей того обстоятельства, насколько уместно говорить о ней от лица России. Проблема ведь существует независимо от того, кто выносит ее на обсуждение и в какой мере уместно ее поднимать, не соотнося напрямую с российской реальностью.

Следует сказать, что у президента России речь шла об исчерпанности существующей модели капитализма, а не капитализма как такового. А это — две большие разницы. Иначе, конечно, сразу вспомнился бы анекдот из социалистических времен. Два человека стоят на вышках среди просторного поля. Один другого спрашивает: «А ты что там делаешь?» — «Зарю коммунизма наблюдаю». На встречный вопрос следует ответ: наблюдаю закат капитализма. Тогда вопрошающий восклицает: «Счастливец! У меня работа временная, а у тебя — постоянная».

По всей видимости, существующая модель капитализма подразумевала ту, что имеет место в странах, которые традиционно назывались развитыми. Сейчас о них говорят как о рыночных демократиях. Многие обвинения в адрес этой модели были заимствованы Владимиром Путиным у нынешних западных левых, которых во всех остальных аспектах он на дух не переносит. Выпячивалось неравенство. Однако не стоило здесь следовать за неназванным классиком —обличителем неравенства Тома Пикетти с его «Капиталом в XXI веке». Не буду утомлять профессиональным критическим разбором его опуса многими экономистами. Скажу только, что неравенства тем больше, чем больше государства в экономике (т. е. чем меньше свободно-рыночного капитализма). Об этом левые часто намеренно забывают. А когда-то было не так.

В 30-е годы прошлого века британские лейбористы отмечали, что разрыв между благосостоянием советского комдива и медсестры в разы больше, чем разрыв между людьми подобных социальных позиций в Великобритании. При этом они еще не видели всей полноты картины номенклатурных благ. Впрочем, что там лейбористы! Достаточно почитать позднего Троцкого. При этом можно не обращать внимания на тот факт, что он — большой лицемер. Важна отраженная им реальность. Между прочим, тот же Пикетти быстро утратил популярность у российского официоза, когда взялся за анализ неравенства в России (книга в соавторстве с Ф. Новокметом и Г. Зюкманом «От советов до олигархов», 2017).

Что еще вменяется в вину существующей модели капитализма? Кризис продовольствия. Кто в нем виноват, как не борцы с ГМО? Они сейчас переключились на борьбу с вакцинированием. Тем не менее задолго до Covid-19 им удалось заразить массы своим невежеством, а потом и вбить в головы политиков идею вредоносности ГМО: «Попьешь из копытца — козленочком станешь!» Вот вся их мудрость на уровне сестрицы Аленушки. Ладно бы богатые страны от жира бесились, так и те, кому не до жира, стали им подражать. Россия, кстати, в их числе.

О проблемах энергетических в связи с климатическими догматами, не подлежащими даже обсуждению (Google недавно обещал выкидывать все рассуждения, выражающие хоть малейшие сомнения в них), надо писать отдельную большую статью. Отмечу лишь вот что. Президент РФ хитро подколол: хотели рынка — вот вам газ по 1500 и 2000 за 1 тыс. м³. Да, это, конечно, рыночная цена, но она есть следствие разрушения энергетического рынка зелеными идеями.

Энергетический переход был бы сам по себе неплох, коли он был бы вызван к жизни не внезапно позеленевшими бюрократами, а реальными нуждами людей. Цунами ударило по АЭС «Фукусима» (надо же было быть идиотами, чтобы строить такие предприятия на регулярно посещаемом этими гигантскими волнами океанском берегу), а АЭС запретили в Германии. Эти — дважды (а то и трижды) идиоты. Ну а теперь «мерзни, мерзни волчий хвост».

Что там еще вменялось рынку? Вроде как неконтролируемая миграция. Так это как раз задача государства ее контролировать. Для начала заметим, что стимулы для нее в случае Западной Европы и США создает так называемое государство благосостояния (welfare state). Нечто противоположное рынку. У одних — отнять, другим — дать. Для начала развратили халявой коренное население. В экономической теории появились такие понятия, как «ловушка бедности» и «ловушка безработицы». Зачем работать за какие-то дополнительные 300–400 евро в месяц, когда можно ничего не делать и вполне себе существовать. Выйдешь на работу — потеряешь пособие, станешь платить налоги, будешь занят по 8 часов пять дней в неделю. И черт с ним, с этим жалким довеском! Не стоит он того. Ну а потом на эту благодать потянулись со всех сторон света. При этом политкорректность дать решительный от ворот поворот не велит. Как-то там на белорусско-польской границе стражи плохо с прущими через кордон обращаются. Наверное, рагу из крабов и фуа-гра вовремя не подали.

Президент России похвалил капитализм китайского образца. «У них при сохраняющейся ведущей роли компартии всё-таки рыночные институты работают, и работают эффективно». По всей видимости, в этой модели нет «исчерпанности». О ее перспективах можно спорить. Однако очевидно, что у китайской модели есть ценители. В 2012 г. знаменитый экономист Рональд Коуз в соавторстве с американизированным китайским коллегой Нин Ваном издал книгу «Как Китай стал капиталистическим». «Китайская рыночная экономика продолжит развиваться, сохраняя свою специфику, вбирая богатые традиции Китая и все многообразие современного мира. В конце концов, капитализм — не конец пути, а эволюционный процесс коллективного обучения и самопреобразования».

Далеко ли улетит «птица в клетке»? Это — распространенная метафора для характеристики особенности капитализма с китайским лицом. Птица — капитализм, клетка — коммунистическое государство. И ответ на поставленный вопрос вряд ли может быть пророческим. Слишком много неизвестных. Определенно сказать можно лишь одно: Китай не остался большой Северной Кореей исключительно благодаря капитализму. Причем капитализму, свободному от груза государства благосостояния. Лицо китайского капитализма не несет на себе печать гуманности.

На этом фоне западный капитализм не выглядит безусловным лидером. Прежде всего, в моральном плане. Ценность рыночной экономики все больше ставится под вопрос самими гражданами стран Запада. Разработанный экономистами Индекс свободной рыночной ментальности показывает заметную ее утрату в 2005–2014 гг. по сравнению с 1990–1998 гг. В так называемой англосфере (Австралия, Великобритания, Канада, Новая Зеландия и США) этот индекс снизился с 0,78 до 0,64. Еще более драматичное его падение наблюдалось в Северной Европе — с 0,80 до 0,58. В Южной Европе (Франция, Италия, Испания) и без того низкое его значение (0, 59) дошло до 0,40. Опрос, проведенный в США накануне 100-летия Октябрьской революции, показал, что поколение так называемых миллениалов в США разделено примерно поровну: 44% предпочитают жить при социализме, 42% — при капитализме.

И вот совсем новые данные. Этой осенью общественное мнение в США изучал Христианский университет Аризоны. Более четверти опрошенных (27%) критически относятся к частной собственности. Видят в ней главный источник несправедливости. Причем среди молодежи этот процент выше. В 2020 г. социологическая служба YouGov установила, что 26% граждан США поддерживают демонтаж капиталистической системы в пользу социалистической. И чтобы они ни понимали под последней (вряд ли социализм северокорейского или венесуэльского образца), важно не столько видение будущего, сколько радикальное отторжение реальности во имя некоего идеала «справедливости».

Андрей Застровцев