«Оскорбляемость — от неграмотности». Основатель «Свиного рыла» — о провокации вокруг картины Миллера

Один из создателей творческого объединения «Колдовские художники» и лидер группы «НОМ» Андрей Кагадеев впервые рассказал, как разворачивалась травля из-за картины «Живые и мертвые»

Уже около месяца длится разбирательство с картиной петербургского художника Кирилла Миллера «Живые и мертвые». Его обвинили, что он нарисовал пародию на «Бессмертный полк», затравили в соцсетях и вызвали в Следственный комитет. «Фонтанка» поговорила с непосредственным свидетелем событий, одним из отцов-основателей галереи «Свиное рыло» и объединения «Колдовские художники» Андреем Кагадеевым. Он поделился мыслями, как просто устроить художественную провокацию и почему неграмотность провоцирует чувство оскорбленности.

— Расскажите, с чего начался скандал с картиной Кирилла Миллера.

— В августе у нас в галерее «Свиное рыло» проходила выставка к юбилею ГКЧП, такая достаточно злая сатирическая выставка. Были картины гораздо более жесткие, чем у Миллера, например копейкинская «Беда России...», где была высмеяна вся линейка советского руководства, от патриарха до генералов. Были картины на тему сращивания институтов уголовщины и КГБ и всякие другие, и среди них была картина Миллера.

Миллер — старый антисоветчик, у него в картинах часто встречается эта тема: Ленин, Кремль, вся эта советская атрибутика. Прекрасно считывается, о чем он говорит в картине «Живые и мертвые» — как мы ходили на парадах с этими проклятыми портретами вождей. «Бессмертный полк» — это же совсем новое движение, а вот советские шествия у нас, советских детей, с юности отпечатались в мозгу и до сих пор вызывают неприятие. Сразу вспоминаешь, как в четвертом классе нес портрет какого-нибудь товарища Романова под дождем, вся эта показуха и лицемерие. Эти хождения с плакатами продолжались всю школу, институт. И почему вдруг прицепились: если люди с табличками — значит, «Бессмертный полк»?

Выставка спокойно шла, мы ее продлили даже, потом она закончилась. И вдруг в нашей группе во «ВКонтакте» началась странная активность, все вдруг как взбесились. Стали писать сообщения галерее, комментарии под картинами, личные послания Миллеру — «мы тебе руки отрубим», «мы тебя найдем», «живи и оглядывайся». Мы не поймем: что происходит? Я обычно таких хамов просто блокирую. А эти жуткие сообщения только нарастают, как ком. Потом оказалось, что в Интернете опубликовали картину Миллера с подписью о том, что он нарисовал пародию на «Бессмертный полк». Адвокат Астахов быстренько записал видеозаявление и просто подбил людей — пишите заявление в правоохранительные органы на Миллера! И вот Кирилл Миллер теперь вынужден ходить и всем объяснять, что он имел или не имел в виду.

— Какая у него линия защиты?

— Я даже не понимаю, от чего ему защищаться. Говорят, что он оскорбил ветеранов. Так уже сто раз сказали, что на картине нет никаких ветеранов. Там какие-то кощеи, черепа и короны. Больше на Хэллоуин похоже. Ему пока ничего не предъявили. По большому счету, он вообще ничего никому не должен объяснять. Он что, заказ чей-то делал? Человек живет впроголодь, рисует сам по себе. Правильно искусствоведы пишут — ничего, кроме аллюзий на советские демонстрации, там нет. Все остальные — вторичные домыслы.

Как делается провокация? Я вам четко объясню. У Миллера этот сюжет излюбленный — когда люди на демонстрации несут какие-то изображения. У него была картина, где демонстранты несут картину «Черный квадрат», а были еще люди с портретами свиней. Берем эту картину Миллера со свиньями, вбрасываем ее в чат мусульман России. Что там будет, понимаете? Все будут оскорблены.

Кто в этом будет виноват? Конечно же, провокатор.

На самом деле, следователь должен искать того, кто сделал этот вброс. Есть статья в Уголовном кодексе — разжигание вражды между группами населения. Живет, никого не трогает художник. В параллельном мире живет общество ветеранов. Они никак не пересекаются. Ветераны не интересуются современным сатирическим искусством. Старушка — любительница филармонии не пойдет на панк-концерт. А их взяли и столкнули. Вот что произошло. Если всё делать по уму, надо разбираться, кто сделал этот вброс.

— Было ли страшно художнику?

— Конечно, это страшно — личные сообщения, где угрожают расправой. Ведь это кто пишет? Не ветераны же оскорбленные, а урла всякая. Вот что самое поганое — молодая гопницкая урла грозится художнику голову проломить, да и просто убить. Миллер, как может, пытается объясниться — выступал на «Эхе Москвы», давал интервью. Но сколько можно объяснять, всё ходит по кругу.

У нас такое не в первый раз. Несколько лет назад мы участвовали в выставке Русского музея «Портрет семьи» и сделали наш арт-объект «Алтарь семейных ценностей». Он сатирический, основан на русских поговорках на тему семьи: «Муж и жена — одна сатана», «Зять любит взять», «Любовь зла, полюбишь и козла» и так далее. Сатира на тему того, что может скрываться за понятием традиционной семьи. Работа простояла в музее месяц, и туда начали поступать жалобы. Какой-то недовольный зритель сказал, что он очень православный, а тут ему показали козла: «А козел — это сатана! Требую убрать!». Русский музей на его явно неадекватные претензии не отреагировал.

Еще прошло несколько лет, этот объект снова где-то выставлялся, и опять были оскорбленные «козлом». Они тоже писали жалобы в СК, но, к счастью, никто на этот абсурд не реагировал. Если каждого такого оскорбленного рассматривать, да еще и на уровне Следственного комитета, то я даже не знаю, что это будет.

Не нравится — не надо идти на эту выставку. Это же продукт индивидуального употребления. Вот ты купил книгу Сорокина, открыл и оскорбился. Ну так закрой и не читай. Я так это понимаю.

— Искусство «Колдовских художников» всегда было смелым и хулиганским — можно ли сказать, что это его суть?

— Когда мы только начинали, у нас с Копейкиным была выставка в 2007 году — под названием «ТАРТАРАРЫ» (Тюрьма, Армия, Ресторан). В ней мы брались показать три краеугольных камня русского менталитета. Это была самая хулиганская и злая выставка, где мы осмысляли, насколько темной может быть суть нашей культуры. Галерея «Борей» взялась это показать.

Была выставка «150 лет революции», и Русский музей выставлял наш достаточно злобный арт-объект «Адский совнарком», который тоже мог бы оскорбить всех коммунистов. Но надо же понимать, где сатира уместна. Скажем, черный юмор про евреев было бы странно рассказывать в Освенциме. А вот в быту сами евреи его очень любят.

«Свиное рыло» мы сделали своими руками, за свои деньги. Это просто открытая мастерская художников. Мы всё делаем сами, принесли свои картины — повесили, они повисели — мы сняли. Ну и, конечно, никакие ветераны к нам не заходят — они просто не интересуются таким специфическим искусством.

Устраиваем не только выставки, но и праздники для детей из детского дома, подарки дарим. Тот же Миллер для инвалидов мастер-классы проводит. Чего вы к нам прицепились? Идет общественная травля, показывают передачи, где нас осуждают те, кто в жизни ничего не сделали.

Мы — уникальное творческое сообщество, которое никогда ни у кого копейки не взяло. Мы никому ничего не должны, ничьи заказы не выполняем. Искусство в чистом виде, каким оно и должно быть.

— Откуда такое чувство свободы? Все члены группы «Колдовские художники» выросли в СССР, где вольнодумие каралось. Когда появилось это ощущение бесшабашной смелости?

— Это был вполне сознательный переход. Когда пришел конец СССР, мы восприняли это как перелом всей прежней жизни — всё, партия больше нам не указ! С того времени я больше никому и никогда не позволю указывать, как мне жить. Хватит!

Мы с энтузиазмом восприняли новые возможности, новое время. Это можно назвать эскапизмом. Конечно, мы все отошли от государства, сознательно отрешились от вопросов политики. Почему мы так трепетно относимся к обэриутам — нам близок их манифест реального искусства: «Искусство живет своей жизнью по своим законам».

— Запрещали ли ваше искусство? Сталкивались ли вы с цензурой?

— Испокон веков мы выставлялись в «Борее», у них спокойная бесцензурная политика, художник сам отвечает за свое творчество. Однажды Артемий Троицкий попытался нас выставить в ЦДХ в Москве. Выставка основывалась на народном фольклоре и называлась «ЛИБИДО — Ленинградский Институт Брака И Домашнего Очага». Она продержалась три дня и оказалась крайне скандальной. Русский фольклор, когда он касается гендерных тем, говорит исключительно про половые органы — вы почитайте сказки Афанасьева.

В частных музеях мы не раз сталкивались с цензурой — «вот это снимите, и это мне не нравится». А мы непривыкшие, нам обидно. Мы как группа художников готовим выставку, а половину не берут. И мы стали понемногу стервенеть. Потом у нас появилась большая мастерская, и тогда мы решили открыть свое пространство, чтобы не сталкиваться с чужой цензурой. Мы что-то придумываем и сами отвечаем за результат, зачем нам посредник? У нас никогда не было куратора, чтобы придумывал тему, куда-то нас двигал. «Свиное рыло» — территория свободного искусства, и за это время мы окончательно отвыкли, чтобы нам кто-то указывал.

Несколько лет назад мы ездили в Женеву, нас пригласила частная дорогая галерея, которая принадлежит украинскому олигарху и его жене. У них была отличная идея — сделать выставку, примиряющую обе стороны русско-украинского конфликта. Она называлась Just art. Участвовали украинские художники и со стороны России — мы. Мы нарисовали очень много материала, но организаторы больше половины не взяли. Потому что мы рисовали в своей сатирической манере, высмеивали и ту и другую сторону. Понятно, что они оказались проукраински настроены и были за мир, но только с одной идеологической точки зрения. Не взяли, например, мою картину «Небесная сотня» — там изображена стодолларовая купюра с лицом Порошенко.

Но мы всё равно провели там три дня, братались с украинскими художниками, и было понятно, что людей сталкивают, как обычно, политики.

— Оскорбляет ли вас самого что-то в искусстве?

— Когда я был школьником, в 70-х, мы жили в таком художественном пространстве, где целый пласт изобразительного искусства был исключен, был признан вредным. Начиная с Филонова, Малевича, это искусство просто удалили из общественного доступа, просто изъяли, попрятали. Так мы и жили, не имея о нем никакого понятия, в таком урезанном пространстве соцреализма, окруженные картинами, где Ленин идет по полям, рожь колосится. При этом в Эрмитаже каким-то чудом висели две больших картины Матисса — «Музыка» и «Танец». Я помню, как мы, первокурсники, ходили к ним и думали: «Что это за мазня? Как же так? Нарисовано тяп-ляп! Вот же тут Леонардо, Рафаэль!..». Отчасти мы чувствовали себя оскорбленными. Мы были слишком необразованны для этого искусства, мы пытались оценить его вне контекста, вне развития истории искусства. Мы не знали импрессионизма, понятия не имели о фовизме, а квадрат Малевича и видеть не могли.

И вот в середине 1980-х первые идеологические послабления коснулись выставочной деятельности. Огромной популярностью пользовались выставки неофициальных художников. Мы впервые увидели митьков, «арефьевцев», мы впервые увидели Кирилла Миллера с его «Сикстинской мадонной», мы увидели огромное количество талантливых художников. Тогда я поменял свое отношение к искусству. А когда Русский музей вытащил из своих запасников Филонова и Малевича, это было как удар по башке. Оказывается, вот таким может быть настоящее искусство!

Сейчас я понимаю, что Матисс специально использовал «дикие» цвета, это фовизм — это «дикость». Конечно, это было провокацией, и возмущало мой неподготовленный мозг. Эта оскорбляемость — от незнания, от необразованности.

Беседовала Мария Лащева, «Фонтанка.ру»