Поделить или помирить? Семейные конфликты глазами судей, адвокатов и медиаторов

«Мирись, мирись, мирись и больше не дерись. А если будешь драться, то я буду кусаться». Этот детсадовский стишок актуален и в бизнес-конфликтах взрослых: лучший гарант примирения непримиримых — слишком большие издержки, связанные с продолжением войны. Да и сам факт переговоров — это еще не хэппи-энд: они бывают длительными и даже безрезультатными. Впрочем, в законе недаром написано, что примирение возможно на любой стадии процесса. Иногда, отмечают судьи, битый год делишь имущество двух супругов, а потом они мирятся и отказываются расставаться.

О превратностях бракоразводных процессов и примирительных процедур поговорили эксперты «Фонтанки» на правовых дискуссиях «Семейное право» и «Куда пойти мириться?».

По словам экспертов в области семейного права, в последнее время в процессах по делам о разводе и разделе имущества наметилась интересная тенденция. «Если сравнивать практику Петербурга и Москвы по делам о разводе и разделе имущества, то можно, обобщая, сказать, что Москва больше про деньги, а Петербург — про общность имущества, — говорит Ксения Иванова, партнер коллегии адвокатов «Ивановы и партнеры». — Если Москва больше любит продать и поделить деньги, то в Петербурге больше любят делить имущество в натуре и более лояльно относятся к слову «семья». Поэтому, в зависимости от того, какое решение вы хотите получить, такой субъект и выбирайте для судебного развода».

По словам Ксении Ивановой, в этом году ей удалось добиться судебного признания общими долгов супругов, которые возникли после прекращения брачных отношений и даже после расторжения брака в суде. «Суд посчитал, что данные обязательства были сделаны хоть и после расторжения брака, но для реализации общих совместных обязательств — и поэтому также являются совместными. Мы считаем это очень интересным и преюдициальным решением. Потому что раньше суды исходили из того, что все, что происходит после формальной регистрации расторжения брака, не может быть признано общим. Между тем, не только в нашем деле, но и вообще практика в последнее время исходит из того, что время возникновения обязательств — в браке, до брака или после брака — не имеет никакого существенного значения» (подробнее об этом кейсе читайте в колонке Ксении на «Фонтанке»).

Тренд отметил со своей стороны и председатель «банкротного» судебного состава Арбитражного суда СПб и ЛО Илья Шевченко. По его словам, в делах о банкротстве в последнее время ясно видны проблемы, которые есть в Семейном Кодексе: «Вообще любой закон, можно сказать, проходит такое испытание банкротством. Что такое семья? Безусловно, нас интересует исключительно финансовая сфера и именно имущество супругов. И здесь мы, несмотря на полную законодательную определенность, все равно иногда блуждаем в потемках. Почему? Если мы берем норму СК РФ о том, что все имущество супругов находится в общей совместной собственности, тут вроде бы все понятно. Но если эту логику вести до конца, то тогда нужно сказать, что семья — это некое подобие юридического лица. Это общность. И тогда очень многие подходы, которые касаются юридических лиц, распространяются и на семью».

По словам Александра Кудряшова, адвоката Балтийской коллегии адвокатов им. А. Собчака, семейные споры относятся к делам, в которых суды оценивают не только формальную сторону, но и какие-то личные моменты. «Суд, конечно, не обязан вникать в личную ситуацию спорящих сторон, но тем не менее, в судах общей юрисдикции совсем ее не учитывать не получается: если арбитражным судом изучаются в основном документы, то в общей юрисдикции — и я не считаю, что это плохо, — суды внимательно слушают позицию сторон и пытаются уловить какой-то скрытый смысл в словах говорящего. Чтобы понять, что они хотят и как людям все-таки помочь», — отметил эксперт (полностью его мнение можно прочитать в колонке на «Фонтанке»).

Судья Московского районного суда Петербурга Наталья Бурданова пояснила, почему нельзя в семейных спорах судить исключительно по букве закона: «Множество вопросов возникает при рассмотрении дел о разделе имущества супругов, сопряженных с банкротством физического лица. И я с интересом для себя узнала сам предлагаемый подход. Интересно также узнать позицию суда по банкротству. Но хотелось бы, чтобы мы при разрешении спорных ситуаций экономического толка все-таки принимали личный характер семейных отношений. Безусловно, банкротство физического лица рассматривается арбитражным судом, и на него накладываются ограничения, связанные с банкротством хозяйствующих субъектов. Но надо иметь в виду, что суды общей юрисдикции имеют дело с гражданами, которые руководствуются личными эмоциями, привязанностями, убеждениями — и те для них значительно важнее финансовой выгоды. Действительно, бывают случаи, когда супруги развелись, но продолжают жить в одной квартире — хорошо это или плохо? На этот вопрос нет однозначного ответа: сколько семей, столько и мнений. Бывает, что супруги восстанавливают семейные отношения. Мы не должны забывать о возможностях, которые законодательством урегулировать невозможно: когда дело о разделе имущества рассматриваешь год, а потом все закончится тем, что супруги помирились и восстановили семью. И я не знаю, насколько в этом случае лучше продать квартиру и поделить деньги».

Эксперты сходятся во мнении, что примирение — это самый лучший исход любого спора. Недаром об этом практически ежегодно говорит сам Владимир Путин: начав со статьи «Демократия и качество государства» в 2012 году, президент России последовательно расширяет институт медиации и другие примирительные инструменты. В 2019 году вступили в силу поправки в закон «О медиации», которые ввели в оборот понятие «судебный примиритель», а профессия «медиатор» получила государственную поддержку в виде законодательно установленной формы медиативного соглашения, дающего право на получение исполнительного документа. То есть, если ваш оппонент нарушил условия медиативного соглашения, вы можете сразу идти к приставам.

«Для нас очень важными здесь являются поправки в закон «О медиации» от 2019 года, которые позволили медиатору, если медиативное соглашение заверяется у нотариуса, выдать сторонам исполнительные документы, — говорит Антон Путиловский, генеральный директор ассоциации «Лига Медиаторов». — Ведь бизнесу на самом деле нужно не разрешение конфликта как таковое. Бизнесу нужен результат — финансовый или в крайнем случае репутационный. И когда мы говорим о разрешении конфликта, то слышим в ответ: нам не нужно разрешения конфликта, нам нужно получить столько-то денег. Ну вот, отвечаем мы, в результате медиации вы и получите результат, который соответствует тому, что вы хотите делать. Потому что медиативное соглашение, которое вы заключите, создаст правовые последствия в виде исполнительного документа».

Правда, такой серьезный рычаг, выданный по сути частным лицам, необходимо контролировать. Ведь мало ли чего можно наворотить с помощью фиктивных медиативных соглашений! В этой связи, говорит Антон Путиловский, Росфинмониторинг сделал определенные рекомендации для медиаторов по выбору тех компаний, с которыми можно работать, и с которыми нет. «И я могу заявить: если вы хотите заключить медиативное соглашение с бизнес-партнером, ваша компания должна быть старше одного года и хотя бы раз сдать налоговый отчет. Потому что мы должны понимать, насколько сумма заключенного вами соглашения соответствует обороту вашей компании за минувший год. Если мы не видим связи между оборотами компании и теми деньгами, на которые заключаются сделки, мы не можем сказать, что это именно та деятельность, которая имеется в виду», — заключает эксперт (полностью его мнение можно прочитать в колонке на «Фонтанке»).

Впрочем, отмечает другой эксперт, генеральный директор «Центра технологии коучинга и разрешения конфликтов» Анастасия Василевская, до популярности услуг медиатора пока далеко. «Приходя каждый раз в компанию, я начинаю с ответов на вопросы: что такое медиация, при чем тут бизнес и деньги, — говорит она. — Меня спрашивают: что это за зверь? А разве это не судебное дело? А где найти этих ваших медиаторов? И я понимаю, что бизнес не знает, что есть такой инструмент для разрешения конфликтов и споров. Для них это нечто среднее между медиацией и судом. И я начинаю объяснять, что это альтернативное разрешение конфликта».

По словам Анастасии Василевской, сегодня — даже если бизнесмены что-то слышали про этот инструмент — в него не верят: «Когда бизнес входит в конфликт, он надеется только на юристов, а если и приходит к необходимости примирения, то попадает опять же не к медиаторам, а к юристам: бывшим адвокатам, судьям в отставке, бывшим сотрудникам правоохранительных органов, которые мирят их с их оппонентами, руководствуясь практическими навыками. Но они могут быть профессионалами высочайшей квалификации в юридической профессии и при этом не обладать компетенциями медиатора. И люди, обращаясь к ним, не получают примирения».

Меж тем, считает Василевская, медиация — это не только юриспруденция. Это огромный skillset психологии, переговорного процесса (подробно об этом — в ее колонке на «Фонтанке»): «Большинство менеджеров обучены всевозможным техникам переговоров. И жестким переговорам, и мягким, и win-win переговорам и так далее. Но особенно сейчас, в столь тяжелое и турбулентное для бизнеса время, переговоры очень часто заходят в тупик. Тупик — это что? Это суд. А бизнес не видит другого варианта. И надо ему объяснять, что медиация с медитацией, йогой и прочими индийскими практиками ничего общего не имеет. Хотя, конечно, что-то магическое в ней есть: когда ты приходишь к двум буквально не переваривающим друг друга людям и, делая то, чему тебя учили, обычную технологическую процедуру, видишь, как они прямо на глазах переходят от конфликта к примирению».

С экспертами согласен заместитель председателя Арбитражного суда СПб и ЛО Петр Михайлов. По его словам, сегодня не очень проработан такой интересный вопрос, как ответственность медиаторов за медиативные соглашения по фиктивным конфликтам. Но сегодня этот вопрос, тянущий на целую диссертацию, преждевременный: «Не хотелось бы раньше времени их пугать: пускай работают, пускай зарабатывают».

При этом, сообщил судья, многие сетуют, что у нас люди не идут на примирение, потому что слишком доступное правосудие. «Так вот, это наша гордость — доступное правосудие. У нас всегда можно обратиться в суд и получить судебное решение, — говорит Петр Михайлов. — И это решение можно обжаловать вплоть до Верховного суда — это все очень просто. Тем не менее, я полагаю, что институт медиации уже состоялся. Это очень полезный инструмент. Немножко сомневаюсь в возможности заключения медиативного соглашения до начала конфликта, но что касается разрешения конфликта путем медиации, путем разрешения всех противоречий в этом споре — это не судебное разрешение спора, это более глубокое разрешение, которое реально приводит к гражданскому миру, — так вот, мы надеемся, что медиация заработает более мощно и всячески желаем успеха нашим коллегам».

Павел Горошков, специально для «Фонтанки.ру»

Все правовые дискуссии «Фонтанки» — здесь.