Татьяна Грушко, директор по развитию Бюро юридических стратегий LEGAL to BUSINESS о том, что в рамках процедуры банкротства ничего не меняется веками.
Человечество всегда боялось трех вещей: голода, мора и войн. Эти максимальные страхи постепенно уходят на второй план: больше людей умирает от переедания, чем от голода, от войн и терактов люди гибнут меньше, чем в автокатастрофах или от суицида — в общем, так или иначе боли и тревоги человечества изменились. Тем не менее, если мы посмотрим на отдельных индивидуумов человечества в рамках процедуры банкротства, то увидим, что ничего не поменялось. Одни стремятся сохранить за собой активы, другие хотят вернуть свои деньги. Желания и тревоги сторон остались как прежде.
Возьмем пьесу Островского «Свои люди — сочтемся». Есть купец, по-современному предприниматель, Самсон Большов. Он попал в некоторую цепную реакцию, которая в последующем приведет к его банкротству, и он выбирает, каким способом ему сохранить свои активы за собой и немножечко поделиться со своими кредиторами. Он решает выдать свою дочь Олимпиаду замуж и переписать все свое имущество на зятя — Лазаря Подхалюзина.
Почему на зятя? Потому что, как объяснил нашему купцу стряпчий, на жену — незаконно. В те годы — а пьеса Островского датируется 1840 годом — действительно сделки между супругами были в России запрещены: стряпчий руководствовался Уставом о несостоятельности Российской Империи от 1832 года. сейчас же они просто отвечают критериям подозрительности и могут быть оспорены. А вот на чужого, не являющегося родственником, человека отчуждать имущество можно, законно и хорошо — так объяснял Самсону Большову стряпчий, и так же объясняют своим клиентам современные юристы-банкротчики. Главное — чтобы этот «чужой» человек был не слишком далеким, иначе неизвестно, как он себя поведет.
Текущая практика недалеко ушла от тех положений XIX века: в деле о банкротстве гражданина Рассветова в декабре 2019 года Верховный суд указывал, что «нельзя исключать возможность использования родителями личности детей в качестве инструмента для сокрытия принадлежащего родителям имущества». А в деле о банкротстве ООО «Сегежа Сети» в апреле 2021 года отметил, что «кредиторам разрешено запрашивать сведения о родственниках банкротов». Наконец, в деле о банкротстве ООО «Альянс-строй» в августе этого года ВС подтвердил право арбитражного управляющего на бесплатное получение от Росреестра информации не только об имеющейся у родственников и свойственников должника недвижимости, но и о тех объектах, которые принадлежали им раньше. Для того, чтобы проанализировать: является ли владелец имущества реальным или номинальным — и получить возможность пополнить конкурсную массу.
Читаем Островского дальше. Вот должник со стряпчим обсуждают реструктуризацию и говорят, как можно дисконтировать долг своих кредиторов. «Напишем реестрик, что мол, так и так, по 25 копеек за рубль. И ступайте по кредиторам. Коли кто заартачится, тому можно и прибавить. А другому сердитому и все заплатить. Вы ему заплатите, а он пусть пишет в реестрик: что мол, так и так, от сделки получил по 25 копеек вместо рубля. Ну так, чтоб другим показать. И другие, глядя на них, согласятся». Собственно, инструменты давления на кредиторов с целью расторговывания дисконта не изменились: сегодня наши должники действуют точно также.
А вот другое литературное произведение — Оноре де Бальзак, «История величия и падения Цезаря Бирото», написанная в 1837 году. Это уже не Россия, но беды и чаяния те же. «Дутые и незаконные кредиторы — это то же самое, что избиратели на выборах, — пишет классик. — Что может поделать солидный и законный кредитор с дутыми и незаконными? Вывести их на чистую воду и избавиться от них». Именно так действуют сегодня добросовестные и при этом активные кредиторы. И Верховный суд, к примеру, в определении от 3 августа 2021 года по иску ООО «Арсен» против КИО Петербурга отметил, что ранее вступившие в силу судебные акты — например решения о взыскании долга, на основе которых кредиторы вступают в дело о банкротстве должника — создают презумпцию истинности установленных в них фактов, однако эта презумпция может быть преодолена, если заинтересованная в этом сторона представит достаточные и достоверные доказательства, ее опровергающие.
«Купец не может видеть без боли, как обесценивается все, на что он затратил столько усилий и денег», — пишет Бальзак. И сегодня мы видим, как на банкротных торгах активы, купленные банкротом за сотни миллионов и миллиарды рублей, уходят за считанные проценты от их рыночной стоимости. Не буду подробно останавливаться на болезнях современной системы аукционов, отмечу лишь парочку проблем, которые удостоил вниманием Верховный суд.
Так, в феврале 2020 года экономколлегия ВС в своем определении отметила, что «…объединение объектов продажи в один лот должно носить объективный характер...» — потому что именно с помощью этого трюка конкурсные управляющие отсекают большинство желающих участвовать в нужных им торгах. Например, объединяя объекты, находящиеся в разных регионах РФ, или наоборот, продавая здание отдельно от его инженерных сооружений.
А в мае 2021 года ВС сообщил юридическому миру, что арбитражный суд вовсе не обязан автоматически утверждать положение о торгах и выбор организатора торгов, которые были приняты на собрании кредиторов. Суд может критически относиться к решениям кредиторов, а арбитражный управляющий мог и сам проводить торги — без привлечения организатора.
У Бальзака мы читаем, как кредиторы с должником заключают мировое соглашение: «Господа, всем нам в общей сложности следует миллион. Мы разобрали нашего должника на части, как потерпевший крушение фрегат. Гвозди, железо, дерево, медь дали в общей сложности триста тысяч франков, то есть тридцать процентов того, что он нам должен. Мы счастливы, что налицо оказалась такая сумма, ибо должник мог нам оставить и не более сотни тысяч франков. Мы объявляем его поэтому новым Аристидом, присуждаем ему поощрительную премию, венчаем его лаврами и предлагаем оставить ему его актив, рассрочив на десять — двенадцать лет уплату тех пятидесяти процентов долга, которые он соблаговолил нам обещать. Вот соглашение; подходите к столу и подписывайтесь».
В нашем Арбитражном суде Санкт-Петербурга и Ленобласти недавно утверждены два мировых соглашения — в делах о банкротстве птицефабрики «Синявинская» и ПК «Севкабель». У «Синявинской» кредиторы дали отсрочку 3,5 года, в течение которой ничего никому не гасится, и затем рассрочку на 6,5 лет, в течение которых отгашивается весь реестр. По «Севкабелю» определение пока не опубликовано, но из СМИ известно, что удовлетворению подлежит 15% требований. И это нормально, с чем согласен и Верховный суд: если соблюдается ряд разумных правил, то большинство кредиторов всегда подавляет меньшинство, навязывая ему приемлемые для себя условия мира. ВС лишь отметил, что в мировом соглашении нельзя включать условие о невозможности обращения взыскания на имущество должника в случае его неисполнения, а также невозможность привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц. А также, что смысл мирового соглашения в том, чтобы с одной стороны, предоставить должнику возможность продолжать деятельность, а с другой — максимально удовлетворить требования кредиторов.
Наконец, из того же Бальзака мы видим, что и в XIX веке, как и сейчас, суды обращали внимание на траты должника перед банкротством. И трактовали чрезмерные, несоответствующие положению траты как доказательство недобросовестности должника. У классика обсуждается бал, обошедшийся банкроту в 60 тысяч франков при стоимости актива в 100 тысяч, и был сделан вывод, что есть основание для уголовной ответственности должника. Так и у нас: Арбитражный суд Западно-Сибирского округа отказал гражданке Ирине Дергуновой в освобождении от долгов, потому что учел приобщенные к делу фотографии в соцсетях ее детей с отметками о геолокации, подтверждающие «неоднократное нахождение должника во время проведения в ее отношении процедуры банкротства на отдыхе за пределами РФ». А Верховный суд в апреле 2021 года отметил, что законодательство о банкротстве позволяет «освободиться от долгов только честному гражданину-должнику, неумышленно попавшему в затруднительное финансово-экономическое положение, открытому для сотрудничества с финансовым управляющим, судом и кредиторами и оказывавшему им активное содействие в проверке его имущественной состоятельности и соразмерном удовлетворении требований кредиторов».
Все правовые дискуссии «Фонтанки» — здесь.