«Век назад бывало и так: сняли со стены, а сзади плесень». Зачем в музее климатологи

Сотрудники Русского музея — о том, как устроена система контроля за температурно-влажностным режимом, и что делать, если предмет много лет сохранялся в «неправильной» для себя среде

В Русском музее показывают, как мерять шум, сквозняки, уровень освещенности и влажности стен. В корпусе Бенуа в эти дни идут практические занятия для специалистов музейных профессий «Приборы для контроля параметров музейного микроклимата». Пока музейщики из разных городов России осваивают новые знания, климатическая служба Русского музея отвечает на вопросы «Фонтанки».

Два термометра и два гигрометра

Климатической службе Русского музея официально около 30 лет. Но профессионально заботиться о состоянии помещений, где висят картины и стоят скульптуры, стали гораздо раньше. Как рассказывает Юлия Оганесова, заведующая отделом музейной климатологии ГРМ, и 120 лет назад хранители знали, что температура и влажность влияют на состояние произведений искусства.

«В архиве Русского музея сохранилась запись в журнале заседаний ученого совета за 6 ноября 1901 года, — начинает рассказ климатолог. — В этот день хранитель Брюллов объявил, что необходимо знать температуру и влажность в залах, и музеем были впервые приобретены для этого два термометра и два гигрометра. И с того времени служители музея делали измерения и записывали их под наблюдением хранителя».

«Сигнал доходит»

Сегодня главным инструментом для музейного климатолога является система дистанционного контроля, которая работает в ГРМ с 2001 года. Информация со 170 датчиков, установленных во всех музейных зданиях, поступает на основной пульт по радиосвязи. Каждые 15 минут данные обновляются. Базируются климатологи в корпусе Бенуа, самое далекое от них здание, которое они контролируют, — Домик Петра I, до него 1700 метров.

«Сигнал доходит», — говорит Юлия Оганесова.

Климатолог контролирует показатели на экране. Кроме этого, необходим «очный» обход помещений музея — чтобы проверить показания температурно-влажностного режима и просто посмотреть своими глазами, всё ли в порядке.

«Допустим, где-то забыли форточку закрыть после проветривания, — рассказывает Антон Дзявго, специалист по обеспечению сохранности музейных предметов отдела климатологии. — Или где-то шторы отходят и блик на картине — это тоже недопустимо».

Даже режим проветривания в музее — это инструмент оптимизации микроклимата.

«Естественный свет — всегда проблема»

Антон Дзявго нажимает на кнопки термогигрометра (этот прибор с небольшой антенкой больше похож на рацию охранника) и констатирует: «21 с половиной градус Цельсия и 47 процентов влажности. Это практически идеальные показатели. Здесь, на втором этаже корпуса Бенуа, обычно очень хорошие условия».

Контролировать климат в старых дворцах сложно, они изначально не предназначались для хранения произведений искусства. В некоторых залах Михайловского дворца еще нет системы кондиционирования, и там иногда бывает слишком сухо, особенно зимой, когда нормальная влажность в зданиях в нашем регионе снижается до 15 процентов. Тогда климатологи используют локальные увлажнители воздуха.

Построенным в 1919 году специально «для устройства выставок» из всех зданий Русского музея был только корпус Бенуа. Но и в нём были проблемы — например, стеклянный потолок в некоторых залах, спроектированный по последнему слову техники, сделали специально для того, чтобы посетителям были лучше видны произведения искусства. Но в результате воздух перегревался, а картины получали слишком много солнечного света.

Сейчас на чердаке корпуса Бенуа установлена специальная светозащита.

«Естественный свет — всегда проблема, — рассказывает Юлия Оганесова. — Идеальным для музея было бы полное отсутствие естественного освещения. У современных светодиодных ламп нет ультрафиолетового и инфракрасного излучения, только видимый свет хорошего качества».

«Сняли со стены, а сзади плесень»

В арсенале у климатологов еще масса приборов. Уровень шума измеряет шумомер — коробочка с дисплеем и микрофоном. Его используют, например, во время праздников или концертов, чтобы удостовериться, что громкие звуки не повредят произведениям искусства.

«В 2008 году по просьбе Михаила Пиотровского специалисты Эрмитажа проводили проверки уровня шума в своем музее во время массовых мероприятий на Дворцовой площади. Их громкость превышала 82 децибел, а это критически допустимый уровень. При таком шуме дребезжат окна, стекла на музейных витринах, портятся вещи», — говорит Антон Дзявго.

Кроме света, жары и шума, картины боятся сквозняков. Для измерения температуры и скорости воздушных потоков музейные климатологи используют прибор термоанемометр. А вот с повышенной влажностью музейщики почти не сталкиваются, и осушители воздуха — есть у них и такие приборы — включают крайне редко. Зато сто лет назад, когда центрального отопления еще не было, картины часто портились от сырости.

«Когда в начале прошлого века в Русский музей перевозили «Смолянок» Левицкого из Петергофа, обнаружилось, что холст влажный, а вся оборотная сторона картин покрыта плесенью», — рассказала Юлия Оганесова.

Особый случай

В Летнем дворце Петра I, который располагается в Летнем саду, нет отопления и тонкие стены. Уровень их влажности приходится постоянно контролировать с помощью специального прибора — гигрометра.

К Русскому музею относится и самое старое здание Петербурга — Домик Петра I. Его музейщики называют «особым случаем». От разрушений его спрятали под футляр, который и сам уже достаточно обветшал.

«Скоро грядет реконструкция футляра, там будут созданы современные системы климатизации. В Михайловском замке уже отреставрировали Воскресенский зал и покои камер-фрейлины Протасовой с учетом требований климата: установили стекла с защитой от ультрафиолета, регулируемый современный свет, системы отопления и кондиционирования», — говорит Юлия Оганесова.

В ближайшее время климатологи ждут прибытия светозащитных штор: по новым правилам их теперь обязаны повесить в каждом музее.

Существуют строгие музейные стандарты для климатических показателей. Так, традиционная норма влажности в музее — 40–60 процентов. Норма освещенности — не более 50 люкс (один люкс — это освещённость, при которой на поверхность площадью один квадратный метр падает световой поток, равный одному люмену. — Прим. ред.) для произведений графики, 150–200 люкс для живописи. Но бывает, что картина или скульптура прекрасно сохраняется в условиях, которые никак не вписываются в понятие нормы.

«Есть понятие «исторический климат», — рассказала Юлия Оганесова. — Оно введено стандартом, который принят в большинстве европейских стран. Это условия, в которых музейный предмет находился длительный период времени, акклиматизировался в них, и его состояние осталось неизменным. Бывает и такой подход к пониманию норм хранения».

Мария Лащева, «Фонтанка.ру»