На войне, на манеже, на экране. Сегодня — 100 лет со дня рождения Юрия Никулина

В день юбилея знаменитого артиста «Фонтанка» вспоминает, какую роль в его жизни сыграл Ленинград

18 декабря 1921 года родился любимый миллионами советских и российских зрителей артист, клоун, комик Юрий Никулин. Хотя его знают и ценят во всех частях страны и за её пределами, основные вехи биографии Никулина связаны с Москвой: там он учился, играл в картинах «Мосфильма» и работал в Цирке на Цветном бульваре. Но и для Ленинграда Юрий Владимирович человек не чужой. В день юбилея вспоминаем, как он служил в армии под Сестрорецком, оборонял Ленинград во время войны, выходил на манеж Цирка на Фонтанке и участвовал в съёмках на «Ленфильме» и Ленинградском телевидении.

Армия

В армию Никулин ушёл 18 ноября 1939 года — за месяц до совершеннолетия. Молоденьких солдат «сгрузили» в поезд и повезли куда-то на север. Воркута? Мурманск? Оказалось, в Ленинград.

Узнав, где им с товарищами придётся служить, Юрий Владимирович обрадовался. Но его пыл тут же остудили, сообщив, что город на военном положении: ожидался конфликт с Финляндией.

С вокзала отправились пешком на железнодорожную станцию Ланская. Там Никулин и остальные прошли санобработку, получили форму. Три дня карантина, и снова в путь: будущего Балбеса из комедий Гайдая ждала шестая батарея второго дивизиона 115-го зенитно-артиллерийского полка.

30 ноября 1939 года — начало советско-финской войны. В составе своей зенитной батареи Никулин охранял воздушные подступы к Ленинграду неподалёку от Сестрорецка. Зима в тот год выдалась суровой: протягивая линию связи, шагая на лыжах по льду Финского залива, Юрий Владимирович неосмотрительно прилёг отдохнуть, заснул в снегу и заработал обморожение ног — к счастью, без долгосрочных печальных последствий.

В начале 1940 года линию Маннергейма прорвали, и война с Финляндией закончилась. У бойцов появилось время на развлечения и досуг.

Никулин любил проводить увольнительные в Ленинграде. Там он ходил в кино — в частности, в кинотеатр «Титан» на Невском и в «Молодёжный» на Садовой улице. Конечно, бывал в цирке. А однажды по случаю вместе с состоятельным другом семьи отобедал в ресторане «Универсаль» — некогда модном месте неподалёку от Московского вокзала.

Иногда навещал дальних родственников, которые жили на Советском проспекте. Во время одного из визитов, весной 1941 года, Никулин поделился с роднёй «инсайдерской» информацией: скоро начнётся война с Германией. Родственников это насмешило — какая война? Недавно с Германией был подписан пакт о ненападении.

Война

В мае 1941 года старослужащий Никулин проводил последние — как он тогда думал — армейские деньки на наблюдательном пункте неподалёку от станции Репино. Демобилизация, возвращение домой — 22 июня стало ясно, что всё это придётся отложить на неопределённый срок.

Большую часть военных лет Никулин сражался под Ленинградом. Сначала в том же полку, где начинал службу в армии, но в 1943-м, пережив контузию и пролечившись в госпитале, получил назначение в 72-й отдельный зенитный дивизион в Колпино. Там он стал командиром отделения разведки, а затем помощником командира взвода.

Война в воспоминаниях Никулина сохранилась без прикрас. Помнил он и блокаду. Родственники, которые привечали его на Советском проспекте (такое название носил Суворовский) и не верили, что Германия нападёт, почти все её не пережили. Несколько раз солдат Никулин и сам был на волосок от гибели, но спасался. Потом говорил — повезло, родился в рубашке.

Но бывало и хорошее. Дважды, оказавшись с поручением в Ленинграде, Никулин находил время заглянуть в «Молодёжный» (находился в «доме с четырьмя колоннами» на Садовой улице), чтобы посмотреть комедию «Джордж из Динки-джаза». Правда, оба раза не досмотрел — один раз из-за артобстрела, а в другой раз из-за бомбёжки. И всё-таки фильм произвёл впечатление: в мирное время, по примеру главного героя, Юрий Владимирович долго, но, к сожалению, безуспешно пытался выучиться игре на банджо.

Где бы ни доводилось воевать Никулину — близ Выборга, под Пулково или в районе Пушкина, — он всегда развлекал однополчан песнями или анекдотами, которых знал множество. По заданию командования организовывал концерты самодеятельности, в которых был и главным актёром, и конферансье, и певцом, и — уже тогда — клоуном. Сам сочинял клоунады, сам делал костюмы, сам же и выступал в паре с товарищем, Ефимом Лейбовичем.

Победу Юрий Владимирович встретил в звании старшего сержанта и с медалями «За отвагу», «За оборону Ленинграда» и «За победу над Германией». В августе 2021 года в честь Никулина-воина переименовали часть сквера Пограничников в Сестрорецке — теперь это сквер Юрия Никулина.

Цирк

В 1949 году, когда Никулин работал в Цирке на Фонтанке, на представление пришёл тот самый Ефим Лейбович, с которым в войну они были клоунской парой во фронтовой самодеятельности. Посмотрев половину выступления, Лейбович заглянул за кулисы и честно сказал: не понравилось — в армии было живее и смешнее, а тут не то.

Что ж, после войны у Юрия Владимировича и впрямь началась совсем другая жизнь. Выучившись цирковому мастерству, он приступил к работе на вторых ролях у тогдашней суперзвезды — клоуна Карандаша (артист Михаил Румянцев), который вскоре вывез Никулина на гастроли в Ленинград.

Чего только не приходилось делать — например, ездить в Ботанический сад и просить у сторожа бертолетову соль, которая нужна была Румянцеву, чтобы делать взрывающиеся хлопушки. Зато можно было наблюдать за работой мастеров — не только за Карандашом, но и за дуэтом Демаша и Мозеля, классической парой-буфф, которая тоже в то время работала в Ленинграде.

В 1956-м, уйдя от Карандаша вместе с партнёром Михаилом Шуйдиным, Юрий Владимирович снова оказался на Фонтанке — выступал в программе иллюзиониста Эмиля Кио. А в 1958 году Никулина и Шуйдина, уже самих по себе, пригласил отработать сезон в Ленинградском цирке его тогдашний художественный руководитель Георгий Венецианов. Им нужно было заполнять паузы в режиме «весь вечер на манеже». Раньше такого делать не приходилось, клоуны сомневались: получится ли? Венецианов настаивал, напоминал, что не боги горшки обжигают. Попробовали — получилось.

Затем Венецианов позвал их поработать ещё раз. И ещё. Выступая не только как худрук, но и как наставник, он помогал Шуйдину с Никулиным разрабатывать программу — уникальный репертуар клоунад и реприз. В том, что их творческий дуэт состоялся и в своё время был очень популярен, немалая заслуга Венецианова и Цирка на Фонтанке.

Интересно, что в качестве клоунов в Ленинграде Никулин с Шуйдиным появлялись не только на манеже, но и в Мариинском театре. Правда, всего однажды — в рамках городской конференции устроили концерт мастеров искусств, на котором клоуны представляли цирк.

Не всем идея позвать циркачей в тогдашний Театр оперы и балета имени Кирова пришлась по душе. Кто-то сказал за кулисами, что клоуны в Мариинке — это позор. Никулин огорчился, потом поделился этим с Венециановым. Георгий Семёнович утешил его, поделившись соображением: и в Мариинском театре есть свои дураки.

Телевидение

В 1964 году Шуйдин и Никулин снова выступали на Фонтанке. Как раз тогда Ленинградская студия телевидения решила подготовить документальный телефильм под названием «Мы идём в цирк».

Вряд ли это было совпадением. В самом начале, на титрах, когда даже ещё не появилось название фильма, уже во множестве мелькали портреты Никулина. Первый кадр ленты: диктор Сергей Тулупников разглядывает афишу вечернего представления, на которой, конечно же, Никулин. В 1964 году он уже снялся и у Гайдая, и в популярных «Когда деревья были большими» и «Ко мне, Мухтар!». И на ТВ, и в цирке понимали, кого зритель захочет видеть прежде всего.

— С этими артистами, Серёжа, вы хорошо знакомы, — хитро улыбается директор цирка Владимир Цветков, заводя Тулупникова в клоунскую гримёрку.

— Не только я, но и вся наша многомилионная армия телезрителей, — соглашается ведущий.

— Садитесь, пожалуйста, — приглашает Никулин.

Тулупников опускается на стул. Никулин:

— Только там змея, осторожно.

Тулупников испуганно вскакивает, Никулин довольно смеётся. Резиновая гадюка по имени Катя потом появится на манеже и благодаря ловкости артистических рук будет сама собой ползать, а потом, к радости публики, даже улетит в зал — прямо в одного из зрителей. Во избежание несчастных случаев здесь использовали «подсадку»: зрителем был «свой», который заранее садился на одно из мест, а при встрече с Катей делал вид, что в ужасе, чтобы публике было смешнее.

Есть в фильме и другие миниатюры — например, сатирическая, про бюрократа (Шуйдин), который требует у пришедшего наниматься на работу Никулина самые немыслимые справки. И тот каждый раз вынимает их из кармана, приговаривая: «Пожалуйста». Бюрократа это бесит: он любит, когда люди мучаются от того, что у них нет нужных документов.

— Застрелюсь! — кричит бюрократ.

— Пожалуйста, — соглашается Никулин и даёт ему вынутый из кармана пистолет.

В 1995 году, когда Юрий Владимирович уже не выступал и не снимался в кино, но часто появлялся в телепередачах, он дал интервью для фильма, который снимался на петербургском телевидении, — «Ожидание концерта» (1995) об Утёсове. С Утёсовым они были знакомы.

Режиссёр Валерий Наумов постарался, чтобы рассказы звучали неформально, оставляя ощущение живой беседы. Для этого он оставлял возникающие в процессе съёмок оговорки или казусы. Вот в начале беседы с Никулиным что-то пошло не так, погас свет, и изображение пропало. Слышно, как стукаются и звенят какие-то стекляшки. Из темноты голос Никулина с лёгкой ехидцей:

— Упал оператор.

Потом Никулин поёт «Раскинулось море широко», рассказывает анекдот про Карузо и вспоминает о самом большом потрясении в жизни Утёсова — с его собственных слов.

Леонид Осипович давал концерт в Одессе. После выступления в отличном настроении собирался отправиться в гости к друзьям. Но тут появилась незнакомая женщина с ребёнком на руках.

— Лёвик, — сказала женщина ребёнку, — смотри, это знаменитый Утёсов. Лёвик, запомни. Когда ты вырастешь, он уже умрёт!

После такого общаться с друзьями и веселиться Утёсову надолго расхотелось.

Кино

В качестве киноартиста Юрий Владимирович работал в основном со столичными киностудиями — «Мосфильмом», студией им. Горького и другими. Но и в истории ленинградского кино он оставил особый след, сыграв Лопатина в «Двадцать дней без войны» (1976) Алексея Германа.

Когда Никулину позвонил писатель Израиль Меттер и рассказал, что Герман собирается делать на «Ленфильме» постановку по Константину Симонову и думает взять его на главную роль, Никулин и не поверил, и не захотел — сам он себя Лопатиным не видел. Меттер убеждал не отказываться — уверял, что Герман режиссёр способный.

Через несколько дней позвонил сам Алексей Герман. Никулин снова попытался отбояриться, объяснял, что не годится по возрасту (Лопатин в книге младше Никулина) и по темпераменту, и вообще ему сейчас хочется ещё раз сыграть в комедии. Но «способный режиссёр» делал вид, что не слышит возражений. В итоге Никулин уступил и согласился приехать на «Ленфильм» на пробы.

Пробы были тяжёлыми — чрезвычайно дотошный Герман не мог, например, просто взять форму тех лет, которая подходит Никулину по размеру. Он пробовал разные шинели в течение многих часов, пока не находился вариант, который действительно лучше прочих. То же самое с очками — по воспоминанием жены Никулина, для проб Алексей Юрьевич приготовил столько старых очков, что казалось, будто он собрал их у всех без исключения стариков Ленинграда.

Не легче были и сами съёмки, участие в которых Никулин всё-таки принял. На это решение даже больше, чем Герман, бравший артиста измором, повлиял Константин Симонов, который в личной беседе с Юрием Владимировичем дал понять, что согласен с режиссёром: Никулин — идеальный Лопатин. И когда после того, как работа над фильмом уже началась, худсовет, отсмотрев снятый материал, потребовал от Германа заменить Никулина, потому что он «похож на алкаша», Симонов устроил скандал. Константин Михайлович был членом ЦК КПСС, и с его аргументом, что это же он придумал Лопатина, вот и ему решать, как герой должен выглядеть, пришлось считаться.

Страстная увлечённость Германа реализмом не оставляла нервной системе артистов шансов. Так, сцены в поезде снимались не в тёплом студийном павильоне, а в настоящем продуваемом вагоне времён войны. На экране — около десяти минут, а в жизни — больше месяца напряжённой работы.

Случалось, что Никулин не выдерживал и делился с Германом тем, что накипело у него, Людмилы Гурченко и других участников съёмок, иногда на повышенных тонах. Но от полноценного бунта его удерживала мысль: а что, если Герман прав и именно так и надо? Позднее, посмотрев «Двадцать дней без войны», Никулин признал: их актёрские страдания были ненапрасны.

Как и когда-то во время войны, Юрий Владимирович старался поднимать общий боевой дух при помощи шуток. Узнав, что им с Гурченко придётся сниматься в сцене свидания полуобнажёнными (позднее режиссёр передумал, и в фильме всё более чем целомудренно), на следующий день он постучался к актрисе в трусах и майке, а когда та открыла, объявил: «Начнём приучать друг друга к нашим телам. Я первый».

А во время работы над сценой, где Гурченко говорит: «Обними меня, у тебя такие сильные руки», Никулин как-то раз сострил в ответ: «Ты бы знала, какие у меня ноги».

Но на экране Лопатин не шутит. Смотреть фильм в первый раз для тех, кто хорошо знает Никулина по комедиям, занятие необычное. Уводя от привычных образов, разными способами давая выход ранее незнакомым оттенкам, полутонам и вариантам существования на экране, Герман, должно быть, отчасти помогал прорваться наружу и внутреннему миру Никулина.

Юрий Владимирович вспоминал: когда на «Ленфильме», на пробах, он надел лопатинские очки, то впервые заметил, что стал похож на отца. Не исключено, что и в этом, кроме прочего, ценность «Двадцати дней без войны». С одной стороны, благодаря фильму почитатели таланта артиста лучше узнали Никулина. С другой стороны, и Никулин выяснил кое-что новое про самого себя.

Глеб Колондо, специально для «Фонтанки.ру»