«Игра с нулевой суммой». Юридические итоги 2021 года

Петербургские юристы подводят итоги уходящего 2021 года. Одни связывают большие надежды и не менее серьезные опасения с проектом нового закона «О банкротстве», который уже в Госдуме и, того и гляди, будет принят. Другие отмечают очередной виток завинчивания гаек законодателем и правоприменителем. Третьи же возражают, что в Сьерра-Леоне, может быть, гораздо хуже.

«Фонтанка» провела II ежегодную правовую дискуссию «Юридические итоги года».

По мнению Ильи Шевченко, председателя судебного состава Арбитражного суда Петербурга и Ленобласти, наиболее значимыми для рынка в 2021 году стали грядущие изменения закона «О банкротстве». Суть этих поправок в том, что в процедуре банкротства оставят только две стадии: реструктуризация (взамен доказавших свою неэффективность стадий наблюдения, внешнего управления и финансового оздоровления) и конкурсное производство. А также есть много более мелких поправок.

«Совершенно очевидно, что нынешний закон о банкротстве в системной части — это повторение закона от 1998 года, — рассуждает Илья Шевченко. — А тогда, в 1990-е годы, типичный банкрот — это был какой-то такой советский завод, который стал нерентабельным, но какое-то время еще продолжал работать. И была нужна процедура наблюдения, чтобы посмотреть, можно ли его еще восстановить или все-таки придется ликвидировать. Сейчас мы пришли к тому, что до 80% организаций, который у нас банкротятся, — это организации, которые так или иначе фактически прекратили свою деятельность. И процедура банкротства используется в основном для того, чтобы вернуть какие-то активы, которые куда-то уплыли, привлечь контролирующих лиц к субсидиарной ответственности. То есть, мы начинаем типичную процедуру банкротства как некую игру с нулевой суммой. С другой стороны, если есть какие-то бизнесы жизнеспособные, которые можно спасти, то они как раз заинтересованы в реабилитационных процедурах. А они по действующим законам могут вводиться только после процедуры наблюдения».

Конечно, продолжает судья Шевченко, процедура наблюдения не предполагает обязательного прекращения коммерческой деятельности, но по факту это зачастую происходит. Многие поставщики, подрядчики и прочие контрагенты, зная, что в отношении должника введено наблюдение, дальше не горят желанием с ним работать. И новый закон, который сейчас рассматривается в Госдуме, по сути решает эту проблему. Он предусматривает, что в отношении должника либо сразу вводится конкурсное производство — если кредиторы желают побыстрее перейти к продаже активов, — либо сразу вводится процедура реструктуризации, если, напротив, сам должник хочет попытаться спасти бизнес. То есть, он это может сделать сразу, не дожидаясь истечения процедуры наблюдения.

По мнению адвоката коллегии адвокатов Pen&Paper Алены Гришковой (с которым полностью можно ознакомиться в ее колонке на «Фонтанке»), не менее важными для бизнеса стали внесенные в этом году поправки в Уголовный Кодекс РФ, а именно в «банкротные» статьи 195 (неправомерные действия при банкротстве) и 196 (преднамеренное банкротство).

«Эти поправки усиливают ответственность лиц, контролирующих должника. На первый взгляд кажется, что благодаря принятому закону фигурантами уголовных дел станут не только генеральные директора и менеджмент компаний, но и другие лица, — говорит эксперт. — Однако данные поправки существенного влияния на практику не окажут, потому что и сегодня правоохранительные органы легко доказывают причастность тех или иных лиц к деятельности компаний. Они основывают обвинительную позицию на показаниях сотрудников компаний, которые говорят: да, бенефициар принимал все фактические решения, мы относились к нему как к фактическому руководителю. Однако усиливать уголовную ответственность по составам, которые не очень-то живы в правоприменительной практике, по которым достаточно редко выносятся обвинительные приговоры — а за последние 2,5 года ни по 195-й, ни по 196-й статьям ни одного уголовного дела даже в суды не поступило, — выглядит немного странно».

При этом, продолжает она, гораздо более серьезные последствия будет нести примечание к этим поправкам: в нем сказано, что от уголовной ответственности по указанным статьям освобождается лицо, которое способствовало раскрытию преступления, добровольно перечислило лиц, которые извлекали выгоду от сокрытия активов должника, а также предоставило информацию об имуществе таких лиц. «Мне представляется, что это ключевой момент всех поправок, потому что это примечание даст правоохранительным органам возможность манипулировать генеральным директором компании для дачи им нужных показаний в отношении реальных бенефициаров бизнеса», — заключает Алена Гришкова.

Как отметила Светлана Желудкова, юрист АБ «ЕПАМ», сегодня у правоохранителей и правоприменителей во главе угла стоит привлечение к реальной ответственности по долгам реальных бенефициаров. На нее работают и механизмы закона о банкротстве, и Уголовного кодекса. А уже применять их можно не только в связи с мошенническими действиями, налоговыми преступлениями или нарушением порядка управления, но и за иные деяния: «Во-первых, нарушения правил безопасности предприятий, во-вторых, экологические преступления — эти составы вызывают большой общественный резонанс. Судебно-следственные органы то и дело привлекают к уголовной ответственности не только виновных работников и руководителей, но и собственников компаний».

Впрочем, подытожил рассуждения о развитии в минувшем году уголовно-правовой практики управляющий партнер юридической фирмы «Дювернуа Лигал» Егор Носков, российский бизнес все равно, как ни закручивай гайки, чувствует себя лучше всего именно на родине, в России. «Те клиенты, которые успели покинуть границы РФ, обычно все равно остаются глубоко несчастными, — поведал Егор, чей лондонский офис обслуживает правовые интересы этих самых бизнес-эмигрантов. — Они переживают, что из таких значимых членов своего сообщества — обеспеченных людей, руководителей предприятий — превращаются за рубежом в лучшем случае просто в обывателей. Нет коллектива, нет персонала, а многие даже не владеют языком. Условная радость от того, что тебя в шесть утра не придут задерживать, омрачается подобными, казалось бы, сугубо житейскими, моментами. У меня даже были прецеденты, когда люди сознательно возвращались — и их задерживали прямо в аэропорту. Они, правда, летели, надеясь, что их не задержат. Но, взвешивая риски, решили для себя, что лучше вернуться. Один клиент, отбыв срок заключения, даже сказал мне, что ни о чем не жалеет, потому что за границей он был как в тюрьме».

Вообще, продолжает Егор Носков (полностью его колонку на «Фонтанке» можно прочитать здесь), если осмысливать происходящее в России и думать о том, как это отразится на инвестиционно-правовом климате нашей страны, надо не забывать: во всем есть позитив. Недавно случайно, переключая каналы в телевизоре, наткнулся на старый — 2006 года — фильм «Кровавый алмаз» с Леонардо ДиКаприо. Про то, как ведется контрабанда алмазов, добываемых с помощью рабского труда в Сьерра-Лионе в 1990-е годы. И вот ДиКаприо на одномоторном самолете садится где-то в джунглях. Там его встречают полевые командиры, увешанные автоматами Калашникова. И он, когда садится, говорит пилоту: я как вылезу, ты не стой, а продолжай вокруг летать — если все будет нормально, я тебя по рации вызову, и мы улетим. И все у них получилось, а я подумал: вот это действительно плохой инвестиционный климат. А у нас даже очень неплохой. И даже недавний арест Августа Мейера хотя и снизил количество свободных американских частных инвесторов в Петербурге вдвое, все-таки не испортил общего впечатления.

По мнению Андрея Супруненко, управляющего партнера юридической фирмы «Ремеди», наиболее позитивным итогом 2021 года было бы (но пока, увы, не стало) принятие закона о морских арестах. «Сегодня мы видим четкую политику государства по протекционированию морской деятельности, — говорит Андрей (полностью его мысли можно прочесть в его колонке на «Фонтанке»). — С тем, чтобы суда имели российский флаг и были построены в России. И это правильно: так делают все крупные морские державы с протяженным побережьем. От Америки до Латинской Америки: там суда под чужим флагом не работают — и это нормально. Но чтобы эта политика реально заработала, надо решить вопрос с морскими арестами. Это специфический вид обеспечительных мер, потому что судно, с одной стороны, нередко является для судовладельца единственным объектом для заработка, а с другой стороны — оно сегодня в порту, а завтра ушло, его продали и уже никаких претензий не предъявишь. И годами складывалась практика, по которой есть узкий перечень оснований для ареста судна, но зато при наличии этих оснований арест накладывается по облегченной процедуре».

По словам эксперта, в России понимание специфики морских арестов было в судах в начале нулевых годов. Но потом наступила эпоха рейдерства — и судьи испугались: «Им была дана команда «арестовывать осторожно». Морские аресты попали под действие этой команды наравне с обычными. И с тех пор никакой однородной практики по этой части нет. В Санкт-Петербурге, в Калининграде, в Мурманске как-то проще объяснить специфику — видимо, в силу наличия здесь какой-то базы в виде университета. Но достаточно приехать на Дальний Восток — и арестовать судно вы не сможете. В Краснодаре, в Ростове тоже раз на раз не приходится».

Впрочем, судья Илья Шевченко успокоил Андрея Супруненко: в судах уже тоже понимают, что эпоха рейдерства позади, и с принятием обеспечительных мер стало все-таки попроще: «Опять же, арест актива не означает автоматического удовлетворения исковых требований».

По общему признанию экспертов, уходящий год задал четкий тренд на развитие IT-права: высокотехнологичные и цифровые стартапы в больших количествах стали привлекать юристов самых разных отраслей для обеспечения правовой безопасности начатых проектов. «Активное развитие IT-сферы принесло нам большое количество проектов, для работы над которыми мы подключали наших налоговых, международных, корпоративных юристов, специалистов по персональным данным, интеллектуальной собственности, — говорит Анна Коняева, управляющий партнер CPO Group (ее колонку читайте здесь). — Также увеличилось количество дел в сфере энергетики, мы активно сопровождаем с правовой стороны технологическое присоединение объектов строительства к энергосетям, ведем споры по неучтенному потреблению, помогаем оптимизировать затраты по электропотреблению».

Тренд подтверждает и Ксения Иванова-Швед, партнер коллегии адвокатов «Ивановы и партнеры». По ее словам, цифровизация, как ни странно, сделала исключительно востребованной услуги в сфере семейного и наследственного права. «Из тенденций можно выделить цифровизацию, — говорит Ксения. — В наследование включаются такие активы, как интеллектуальная собственность. ГК РФ не регулирует порядок наследования, например, аккаунтов в соцсетях, цифровых кошельков, биткоинов и так далее. У нас нет ничего по этому поводу, но тем не менее это объекты, подлежащие разделу и наследованию. И так как кейсов таких появляется все больше, мы будем с этим направлением работать» (про другие тенденции развития семейного права можно прочесть в ее колонке на «Фонтанке»).

Павел Горошков, специально для «Фонтанки.ру»

Все правовые дискуссии «Фонтанки» — здесь.