Туман. Со стороны Таганрогского залива тянет сыростью — достаточно 15 минут, чтобы продрогнуть. Вдоль берега стоят детские лагеря. Летом Неклиновский район принимает школьников со всей страны. Теперь сюда едут беженцы из соседнего Донецка — им объявили о скором начале войны. Кто и как прибыл в Ростовскую область — в репортаже Ирины Бабичевой.
Ожидание
Подхожу к одному из лагерей. На стук никто не отвечает. Отхожу от комплекса — останавливается неприметный автомобиль. Выходят двое в полицейской форме. Разнарядку патрулировать населенные пункты, куда едут беженцы, сотрудники МВД получили накануне вечером.
Убедившись, что с документами всё в порядке, полицейские отпускают и советуют быть осторожнее. И на всякий случай, конечно, приглядывают.
Хотя давно за полночь, лагерь в поселке Дмитриадовка еще пуст. Из припаркованного рядом автомобиля выходит водитель. Он решил, что я первая, кто пришел заселяться.
— Вызвали и погнали, — говорит Алексей, который с начала дежурства понял, что проведет эту ночь в кресле служебного автомобиля на этой парковке. Он заступил, когда появились первые сообщения об эвакуации из ДНР и ЛНР.
Алексею и его коллегам велели организовать пункты временного размещения. Говорит, что 19 февраля эвакуация «будет официально», а пока — разместят, как получится.
— [На местах] сами не знают. Сказали, ещё с вечера должны были завозить, всех подняли на ноги, на уши, — говорит охранник лагеря в соседнем поселке Красный Десант, куда к 2:30 так и не прибыли беженцы. — Всех горничных прислали постели разэтовать. Вечером дали команду. Никто не был в курсе. У нас вообще соревнования завтра, футбол должен быть.
Местные жители говорят, что с вечера видели пару автобусов и три-четыре легковые машины у лагеря «Звезда» в хуторе Рожок. Сотрудники комплекса подтверждают: беженцы заселились, около 22:00 прибыли первые автобусы. Их было не больше 10.
Лагерь «Спутник» находится неподалеку. За его забором ругаются двое мужчин.
— Это мой? А еще один мой где? Я два давал!
— Куда?
— На «Звезду».
— Значит, там два стоит. Но один вообще умер, а второй умирает.
— Кто умер? — спрашиваю.
— Принтер! — хором отвечают мужчины. Смеются. — Не хватает документы делать, два уже «умерли».
Почти 3:00. Беженцев пока нет, но и как оформлять их по прибытии, непонятно.
У лагеря
К 4:00 к лагерю «Котлостроитель» в Красном Десанте подъезжают два автобуса из Донецка. Единственные мужчины в них — водители.
— Грязища какая, господи, — говорит брюнетка в шубе, недовольно оглядывая сапоги. Она ехала сюда десять часов в легковом автомобиле и считает это почти пыткой.
— На таможне стояли долго, не могли определиться, куда нас забирают. [Еще] таможня — на российской, на вашей [стороне], потом выехали, милиция определила. Вот в общей сложности десять часов езды.
— А поехали обратно, вы всё увидите, — приглашает водитель автобуса.
— У меня только российский паспорт.
— И у нас российский! — смеются женщины. — Почти у всех.
Все они собирали сумки заранее, за несколько дней до обращений глав республик.
— Мы столько не зарабатываем, чтобы в России просто отдохнуть, — понизив голос, говорит водитель. — Вы работаете. А мы что здесь будем делать?
Свою семью мужчина не эвакуировал и не планирует. Говорит, закончит вывозить всех желающих — и вернется домой. На автобусе — табличка маршрута № 42 «Трудовская — Центр».
— Ой, нехило сбился с курса, — смеются приехавшие на нем женщины.
А водитель автобуса № 42 увлечен разговором про обстрелы — они не прекращаются, и «вчера лупили до пол-одиннадцатого», когда он как раз был в гараже…
Второй водитель подхватывает: приехал на конечную, выгрузил людей, обратно целенький поехал — уже хорошо, едешь и радуешься.
Первый говорит, что работает в опасном районе. Второй настаивает, что его опаснее.
В автобусах холоднее, чем на улице. Подростковые ботинки — первое, что бросается в глаза, когда заходишь в салон. Мальчик спит, прижавшись лицом к спинке кресла.
— Нормально катались, всё хорошо, — торопливо говорит мне одна из женщин.
Прямо по центру автобуса лежит запасное колесо. Это в обычной жизни автобус вернут в АТП и починят, поясняют мне. А сейчас — главное доехать.
Вика замерзла
За колесом, у двери, свернулся на сиденье восьмилетний Тимур. Под его рукой лежит большая плюшевая мышка с блестящими глазами. Тимур спит так, что лицо полностью скрыто капюшоном.
Позади него сидит мама Лилия и сестра. Вике четыре годика, поездка далась ей тяжело, девочка пинает ножкой воздух.
— Неудобно спать!
— Ну конечно, неудобно спать, — соглашается Лилия.
— Сумка мешает.
Женщины говорят, что скоро в Донецке будет мобилизация. Всем совершеннолетним мужчинам запретили покидать территорию ДНР.
— Ну как не выпустили — они и не пытались выезжать, — утверждает Лилия.
— А как они?.. А кто будет защищать? — поддерживает темноволосая девушка. Она стоит поперек сидений и держится за поручни.
— Это получается — сдаться, что ли?
— Так, получается? Если все выедут?
Виснет тишина.
— Ма-ам, холодно, — тихо зовет Вика.
— Мы в один день все [сумки] подготовили, — сообщает Лилия, закутывая девочку плотнее в куртку. Вика всё равно мерзнет — и говорит об этом уже громче.
— А муж вас спокойно отпустил?
— Даже настоял на том, чтобы мы уехали. Когда семья в безопасности, [ему] будет спокойнее.
Вика взрывается, скидывает куртку:
— Холодно, мама, холодно-о!
— Я знаю, что холодно, малышечка, — Лилия расправляет бежевое худи. — Ну, давай тебе кофточку сейчас?
Вика в слёзы. Женщины в автобусе смотрят на неё с жалостью и испугом — как бы плачем не разбудила их детей.
— Я тебя сейчас обниму, хорошо? — Лилия целует девочку в висок. — Сейчас будет теплее.
Она не вырывается, прячет лицо на мамином плече и тянет:
— У меня тело замелзло!
Лилия пытается надеть на нее кофту. Вика отпихивается.
— Не лаботает, холодно!
Темноволосая девушка с решительным видом расстегивает пуховик. Лилия колеблется и качает головой. Попутчица снимает куртку.
— Возьмите, укутайте, — девушка наклоняется, и за её плечом виднеется пушистый розовый сверток. Сесть девушке негде — её малышка крепко спит, растянувшись на оба сиденья.
— Да возьмите, укутайте. Правда. У меня теплый свитер, мне не холодно, — для наглядности девушка трогает ворот кофты. Четыре руки укутывают Вику в пуховик.
Несколько минут в автобусе длится блаженная тишина. Затем в двери заглядывает водитель — лагерь готов принять беженцев. На часах — без десяти четыре.
— Выходите с вещами, — командует водитель.
Женщины теряются. Разом говорят все:
— А как? У меня ребенок маленький спит.
— Если я её сейчас подниму, будет ор такой стоять.
— Очень маленькая!
— Выходите, — мягче говорит водитель.
— У меня сумка большая, тяжелая.
— Баул, не сумка, — цокает языком бабушка в маске.
Начинается суета. Лилия стягивает куртку с дочери, возвращает хозяйке. Девушка быстро накидывает её и так же скоро собирается. Вика опять мерзнет и жмется к маме, Лилия подхватывает дочь на руки. Из автобуса они выходят почти последними. На плечах, локтях, пальцах Лилии — ручки сумок. У дверей она оборачивается, смотрит на сиденья.
— Я шапку положила, не осталась в автобусе.
Лилия протягивает руку сыну — Тимур хватает не пальцы, а сумку, и отнимает её. Мама протестует. Вика капризничает.
К этому моменту водителей автомобилей уже нет на улице — они в лагере.
Крик. Оборачиваюсь. Плачет ребенок — мишка выскользнул из рук и шлепнулся в грязь.
Мама наклоняется, поднимает мишку — и с её плеча падает дорожная сумка. Ребенок секунду-другую раздумывает, потом смеётся.
— Отойдите! — кричат сотрудники лагеря. — Ещё едут!
Желтый школьный автобус с надписью «Дети» паркуется ровно под плакатом «Детский оздоровительный центр «Котлостроитель». Двери открываются. Выходит водитель — и тут же направляется к сотрудникам лагеря узнавать, смогут ли тут их принять. В открытых дверях за кучей клееночных сумок видны матери с маленькими детьми на руках. При вспышке камер они отворачиваются.
Ирина Бабичева