«Спасли, потому что до меня двое умерли». Что рассказывает выживший после процедуры со смертельным барием

Скорая привезла Андрея в Боткинскую больницу с банальным отравлением. К счастью, медсестра спросила, не делал ли он случайно рентген с барием в КДЦ на Сикейроса. Говорить к тому моменту пациент уже не мог — кивал. Его сразу доставили в реанимацию, там он понял — умирает.

Справка: После рентгена с контрастом в виде препарата бария, выполненного в петербургском КДЦ № 1, с декабря по январь пострадали 23 человека, 9 из них находились в тяжелом состоянии. Из этих девяти выжили только двое — 81-летняя петербурженка и 46-летний житель Тверской области Андрей Иванов.

Андрей 20 лет работал в Петербурге. Сначала в «Мостоотряде-19», потом в «Метрострое» — вахтовым методом: 15 дней жил дома, следующие 15 дней — на городских стройках (он монтажник железобетонных конструкций). «Во время вахты питался нерегулярно, нажил ГЭРБ — гастроэзофагеальную болезнь, попросту — заболевание пищевода, в котором еще и грыжа образовалась», — говорит Андрей. Когда на предприятии резко уменьшились заработки, уехал домой, нашел работу в городке Торопец Тверской области, в 700 км от Петербурга. Подобрал лекарства, снижающие кислотность, но болезнь беспокоила.

За годы работы привык доверять петербургским врачам. Поэтому в феврале 2021 года приехал в больницу РАН. Там, по результату ФГДС, посоветовали найти хорошего хирурга и удалить грыжу. Но прежде — сделать рентген пищевода с барием, лучше в Консультационно-диагностическом центре № 1, там хорошие специалисты. С этим знанием Андрей и уехал домой.

«В начале декабря умер мой отец, можно сказать, голодной смертью. У него обнаружился на поздней стадии рак пищевода — недоглядели мы. А от операции он отказался, — рассказывает он. — После его смерти моя семья, даже дети, настояли, чтобы я ехал в Петербург на дообследование и удаление грыжи. Именно в Петербург, несмотря на то, что до Москвы путь вдвое короче. Я поехал, записался на рентген на 25 января, поселился в гостинице».

Перед исследованием спросил: «Не вредно?»

Прежде чем «опрокинуть» стакан с тем злополучным барием, Андрей спросил, не вредно ли это, нормально ли он «выйдет» из организма. На что рентгенолог центра сказал: «Ну что вы, Андрей Алексеевич, нет причин для беспокойства». Мужчина смутился, почувствовал себя провинциалом. Через 20 минут после процедуры ему вручили снимок с описанием и сказали, что вовсе необязательно делать операцию. Довольный, он пошел в гостиницу, там ощутил слабость, но списал ее на то, что не завтракал — рентгеноскопия проводится на голодный желудок. Сходил в «Макдоналдс», купил детям по гамбургеру (следующим утром собирался уезжать) — и себе тоже.

То ли гамбургер, то ли «омикрон»: «онемело лицо, руки, нарушилась координация»

В 4 утра стало плохо — слабость, тошнота, непрекращающаяся рвота. Непонятно, то ли гамбургер подвел, то ли «омикроном» заразился и вирус ударил по больному месту — ЖКТ. Когда онемело лицо, руки, нарушилась координация движений, нашел силы дойти до администратора, попросил вызвать скорую и вернулся в номер.

Врачи скорой удивились, зачем вызвал, все когда-нибудь травятся, желудок очистился бы — и всё. А так-то надо ехать в Боткинскую больницу. Когда увидели, что «здоровый» мужик не может зашнуровать ботинок, подшучивали: мол, соберись, это ж просто отравление.

«До больницы доехали всего за 15 минут, но выйти из машины самостоятельно я уже не мог, ни ноги, ни руки не действовали. Когда начал отвечать на вопросы дежурного врача, понял, что онемело лицо и с трудом шевелю языком, — рассказывает Андрей. — Увидел, как доктор недоумевает, глядя на меня».

Сейчас Андрей считает, что его и 81-летнюю петербурженку, которая в это время тоже находилась в Боткинской больнице, спасли те двое, что умерли здесь после процедуры с барием в КДЦ. Потому что врачи уже понимали, что происходит с людьми после неё, а время начала лечения значило очень много. «Ситуацию мгновенно оценила медсестра, которая зашла в кабинет. Она спросила, не делал ли я рентген с барием на Сикейроса. После моего утвердительного кивка головой она изменилась в лице. И меня сразу же доставили в реанимацию», — рассказывает Андрей.

Он всё время был в сознании, видел, что капельница работает не как обычно: «Меня просто проливали струями какого-то раствора — бутылки менялись одна за другой, подключили к разным аппаратам».

К тому моменту Андрей был совсем обездвижен, паралич полный: ни рукой пошевелить, ни ногой, мог только двигать веками, с их помощью и общался с врачами: «да» — один раз закрыть глаза, «нет» — два раза.

«Я парализован. Но вижу всё, что происходит, слышу и понимаю. Вижу, как меняется настроение врачей — ничего не получается, слышу, как заведующий звонит в центр на Сикейроса, срывается и кричит в трубку, что в центре травят людей, даже не зная чем, что надо срочно отправлять их барий на экспертизу, потому что люди умирают. Я понял, что он говорит и обо мне», — вспоминает он с дрожью в голосе.

Потом врачи ушли совещаться за стеклянную дверь, и он услышал: «Иванова, наверное, не спасем, если не переведем в отделение токсикологии Джанелидзе».

81-летнюю бабушку, тоже пострадавшую от бария, к тому времени будто бы паралич начал отпускать. Но врачи Боткинской больницы приняли решение переводить и её к токсикологам вместе со мной. «Оно было очень своевременным, это решение, низкий поклон за него врачам», — говорит теперь Андрей.

«Вспоминал грехи, прощался с родными и вдруг провалился куда-то»

Очнулся он уже в другой реанимации — аппаратура пищит, снова врачи вокруг бегают. Подключили гемодиализ (аппарат «искусственная почка»), установили аппарат ИВЛ с трубкой в горле, в нос кислород подается через канюли, кругом датчики и катетеры.

«И тут в какой-то момент я понял, что могу сделать вдох, а выдохнуть не могу. Врачи рядом — только руку протяни, а я не могу им сказать, что задыхаюсь, всё лицо парализовано, сердце выскакивает — это не метафора, — говорит Андрей Иванов. — Ты всё осознаешь, ничего не болит, и понимаешь, что умираешь и что помочь тебе невозможно. Я смотрю сериал «Склифосовский», а там регулярно врачи произносят: «Мы его теряем». Казалось, это в другом мире, со мной такого не произойдет никогда. Произошло. Начал грехи свои вспоминать, прощаться с родными, очень обидно было за детей — они только что простились с любимым дедушкой и отправили на лечение отца. И вдруг будто куда-то провалился, как выяснилось позже, всего на пять минут. Когда «вернулся», понял, что во мне нет трубки и я могу дышать. Врачи сказали потом, что «легкое свернулось». Они там, конечно, настоящие, очень высокого уровня».

Месяц спустя: ничего хорошего

Три дня из Иванова выводили яд. Постепенно без помощи санитаров он начал сам пользоваться вилкой и ложкой и вообще «возвращаться к земной жизни». Но врачи говорили, что он снова может «провалиться», поэтому надо контролировать состояние, движение пальцев, рук, ног. Советовали сразу обращаться к врачу, если почувствует, что что-то не так. К счастью, то состояние больше не возвращалось. На седьмой день, 2 февраля, Андрей выписался. 26 января — день доставки в реанимацию НИИ скорой помощи им. Джанелидзе — считает вторым днем рождения: «Но и через месяц после выписки я чувствую себя плохо. К врачу особенно не обратишься — у нас в городке только ветеринары остались. Приезжают доктора из частных клиник, хожу к ним на УЗИ, сдаю анализы — ничего хорошего. Надо теперь постоянно обследоваться. Врачи говорят — то, что мы с бабушкой выжили, это чудо. Но за него еще будут расплачиваться внутренние органы, пострадавшие от бария».

О том, что произошло с Андреем, знает весь Торопец. Земляки говорят: «Съездил в Петербург за смертью».

По данным Следственного комитета, в Консультативно-диагностическом центре № 1 на Сикейроса для рутинной диагностической процедуры с медицинским барием использовался серно-кислый (технический) барий, не включенный в госреестр лекарственных средств.

Пяти сотрудникам КДЦ № 1 Следственный комитет предъявил обвинение. Среди них медсестра центра. После предъявления обвинения её отпустили под подписку о невыезде. Она попыталась покончить с собой, сейчас в больнице в тяжелом состоянии.

18 февраля пресс-служба администрации Петербурга сообщила, что семьи погибших получат по 1 миллиону рублей. Пострадавшие, получившие инвалидность, — по 500 тысяч рублей. Если просто установлен вред здоровью — по 300 тысяч рублей.

Инна Егорова, «Фонтанка.ру»