В начале марта «Единая Россия» пообещала организовать психологическую помощь тем, кто переживает из-за «событий на Донбассе». «Фонтанка» решила обратиться в партию за поддержкой специалистов.
О решении организовать службу психологической поддержки объявил на конференции регионального отделения партии глава петербургских единороссов Сергей Боярский. После этого мы связались с волонтерским центром. Представитель ЕдРа объяснил, что на данный момент психологическая служба еще не организована, и пообещал организовать беседу позже. На следующий день журналисту «Фонтанки» перезвонила психолог Инна. Публикуем диалог со специалистом с небольшими сокращениями. Обстоятельства жизни корреспондента частично выдуманы, тревоги реальны.
— Рассказывайте, пожалуйста, почему психологу решили позвонить.
— Как-то тяжело стало в последнее время. Я и с друзьями разругалась, и за работу переживаю.
— Работа еще есть?
— Да, в кафе. Пока вроде нормально, но смотрю, как все закрывается, и…
— С друзьями разругались по причине событий, разошлись во мнениях?
— Да.
— Кто с вами сейчас остался из поддержки, кто вашей позиции? Есть такие люди?
— Молодой человек, родители.
— Что на сегодняшний момент вызывает тревогу?
— Я переживаю, что все начнет закрываться. Работаю в кафе, закрываются же всякие «Старбаксы». Цены растут, границы закрывают, с близкими конфликты начались. Парень работу потерял. Как-то страшно.
— Что вам помогает? Прогулки, спорт, работа?
— Прогулки, наверное, но у меня уже на них почти сил не остается. Прихожу домой и ложусь на диван, ничего не хочется.
<...>
— У вас сейчас очень много новых вводных, понимаете? Сегодняшняя ситуация… Я вам не про политику сейчас расскажу, а про то, что с вами происходит, чтобы вы смогли сориентироваться. У вас сейчас абсолютно нормальное состояние, мы все по-разному реагируем на такой уровень стресса. Мы все сейчас в меняющемся мире, люди в тревоге. У нас у всех разные правды, которые будут помогать нам выживать морально. Кому-то легче обвинять, кому-то защищать… Надо разрешить и себе, и своим друзьям иметь право на свою точку зрения. Дайте себе 40 дней на адаптацию.<...> Делайте то, что возвращает вас к реальности. [Думайте], в безопасности ли вы, есть ли какая-то угроза вашей жизни, здоровью, благосостоянию.
— Я знаю, что есть.
— Почему? Вы работаете сейчас?
— Я да, но молодой человек — нет уже.
— У него свои переживания, вы еще в стабильности, ориентируйтесь на это. У вас сегодня есть работа, держитесь за нее как за ресурс. Завтра мы проснемся и поймем, пропало все или нет, и будем уже из этих событий искать варианты.
— Довольно низкая планка: сегодня еще живем и ладно.
— Нет, сегодня мы живем, и это хорошо. Я вам не про планку говорю, а про ресурсы. Надо думать, как можно сегодня поменять ситуацию, чтобы завтра еще была работа. Что можно сделать? Можно поменять работу? Мы падаем в состояние, когда плохо, но надо нарисовать себе другие варианты развития событий.
<...>
— Не от меня зависит, будет у меня работа или нет.
— Давайте поговорим о том, что от вас зависит. Основная проблема — это страх потерять работу и остаться без денег? Или еще есть какие-то страхи?
— Не знаю, боюсь оказаться в Советском Союзе.
— А вы там были? Судя по возрасту, навряд ли вы могли там быть. Что пугает? Если мы уходим от эмоций, остаются факты. Работа есть. Кто-то уходит, кто-то приходит, все равно что-то будет. Под темой увольнения мы всегда ходим, а ты говоришь про Советский Союз. Что пугает?
— Вдруг мы окажемся закрытыми в стране, где ничего нет и не выехать?
— Почему так должно случиться?
— Я смотрю, что магазины закрываются, цены поднимаются, самолеты перестают летать.
— А то, что не закрывается, этого ты не видишь?
— Уходят же все зарубежные…
— Не все. Нас, людей, всегда вводят в панику эмоции. Мы видим, что все уходит, закрывается, перестает летать, начинаем скупать что-то. Мы не видим, кто остается, что не закрывается.
— Ну а что остается? Я не то чтобы материалистка, но даже магазины, в которых я одевалась, закрылись. Где одеваться-то, на Апрашке?
— Подожди, на Апрашку еще бы кто что завез… По большому счету речь о том, что меняется привычный уровень жизни. Сколько тебе, лет 20? Есть привычные вещи, с которыми вы привыкли жить. У вас сейчас жесткий этап взросления, сейчас будут отбирать любимые игрушки по большому счету и говорить, что вы не можете в них играть, так как вы выросли. Знаешь, бывает такое с детьми? Все, к чему вы привыкли: одежда, Instagram, весь привычный вам слой, уходит на сегодняшний день, и, конечно, это тебя вводит в панику. Но по большому счету это ведь про качество жизни?
— А что, это не важно?
— Важно, я не про то. Когда мы даем имя проблеме, то понимаем, что с ней делать. Что еще важного для тебя уходит?
— Заграница.
— Европа, скажем так.
— Что нам остается-то?
— Индия, Китай, Южная Америка.
— Знаете, до Южной Америки еще надо долететь.
— Подожди, соответственно, это не вопрос закрытых границ, а вопрос денег.
— Но ведь все дорожает, а скоро работы, может, вообще не будет.
— Когда думаешь, что не будет работы, какие чувства первые приходят?
— Страх.
— Я тебе сейчас дам два небольших упражнения, которые в ближайшие дни надо будет делать, чтобы не уходить в эмоциональное поле страха. У нас сейчас все привычное разрушается, но потом будет выстраиваться, надо сохранить себя сегодня. Представь себе озеро. Ты находишься с одной стороны, оно глубокое, страшное, не видно, где границы. Начинаются эмоции, как «все закроется, ничего не будет»…
— Это же факты уже. Мой молодой человек потерял работу, продукты дорожают.
— Сейчас будет страшно и непонятно, все меняется.
<...>
— Вся моя жизнь разрушается.
— Жизнь не разрушается, меняются обстоятельства. Все живы, здоровы, и никто не болеет. В какую сторону обстоятельства могут поменяться, есть варианты?
— Боюсь, что профессия, на которую я учусь, исчезнет.
— Это какая профессия?
— Реклама.
— Да почему она пропадет-то? Ее просто придется заново выстраивать, никуда она не пропадет. Произойдет у нас какой-то финансовый момент, но остальное все не убудет. Вопрос просто в количествах и объемах. <...> Меняются обстоятельства.
— Да, мы все станем бедными.
— А были богатыми? Будут другие возможности, просто к ним надо привыкнуть. Как вы пережили карантин, кстати?
— Закрывались на какое-то время.
— Когда только закрывались, как этот момент переживала, так же?
— Мне кажется, сейчас сильнее.
— Тебе так кажется, потому что предыдущий опыт уже пройден. <...> Ситуация такая же была: границы закрыты, продукты в цене росли, с работой было непонятно, только была еще угроза жизни. Ты этот опыт пережила и вышла с наименьшими потерями. Сейчас опять страшно, но, если разобрать по фактам, все то же самое, просто эмоциональный фон больше. Понимаешь?
— Ну, да.
— Сейчас самое главное — выйти из эмоционального нагнетания. У тебя все уже было, ты этот опыт уже проходила. У тебя сейчас все живы здоровы. Родители на пенсии?
— Они работают еще.
— Но на пенсии?
— Мама.
— Все равно, знаешь, плюс-минус что-то есть, всегда можно объединяться. Грубо говоря, выход есть. Сейчас нужно просто стабилизировать свое эмоциональное состояние и понять на фактах, думать, что помогло в прошлый раз.
— Не знаю, мне кажется еще, что раньше чувствовала… Не знаю, что мы с государством это вместе переживаем.
— А сейчас?
— Не знаю, раньше казалось, что «за» ты или «против» — это твой личный выбор, а сейчас против как будто уже нельзя быть.
— Против чего? Здесь же надо понять, против чего, и принять эту позицию. Прими для себя внутреннюю позицию. Ты можешь быть «за», можешь «против». Прими ее для себя, а не доказывай друзьям и прочее. Ты можешь не соглашаться с их мнением, можешь не участвовать в этом диалоге. Если ты принимаешь позицию, грубо говоря, что остаешься в стране, переживаешь, понимаешь и так далее… Ты приняла, да? Тебе не нравятся какие-то методы, решения страны, это всегда [бывает]. Вопрос: это твоя зона ответственности или не твоя? Можешь ты что-то сделать, чтобы это поменять? Можешь ли ты что-то поменять для себя или в общем? И из этих частных ты выбираешь. Если ты понимаешь: «Да, в общей ситуации я остаюсь здесь, я никуда не убежала, не попросила убежище, не уехала за границу и так далее. Я осталась здесь. Да, мне не нравятся какие-то решения. Могу ли я эти решения не принимать для себя?» Есть зона ответственности, которую делаешь ты и которая не твоя ответственность, где можно только просить помощи».
Ты принимаешь внутреннюю позицию и никому не доказываешь, ни с кем не обсуждаешь. Сейчас у людей внутри очень у многих нет собственной позиции. У них есть страх, и они этот страх перерабатывают во внутренние защиты. Защиты внутренние всегда или через агрессию, кого-то найти виноватого или, наоборот, доказывать, что все правильно. Это не про позицию, человек в стрессе, у него меняется мир. Для того, чтобы не разрушать семьи, пусть каждый в своей позиции остается. Ты «за», ты «против». Если ты против, ты либо можешь что-то сделать, либо признаешь, что «да, я ничего делать не буду, но я против», но чтобы у тебя внутреннего маяка не было: «Один сказал «да», другой сказал «нет». «Не понимаю ничего в политике» — это тоже позиция. «Да, я против смертей, ужасов и всего остального, но я не понимаю политику, поэтому не могу, грубо говоря, обсуждать, хорошо это или плохо. Я сегодня здесь и ориентируюсь по месту» — это тоже позиция. Здесь нет черного и белого! Ты выбираешь то, что ты чувствуешь. И как только ты это примешь, маяки перестанут тебя расшатывать. Говоришь внутренне: «Я разрешаю себе думать так, как я думаю, а тебе — как ты думаешь. Мы все равно правды не узнаем. Время покажет». И все, ты держишься этой позиции.
Ограничь себя, пожалуйста, в новостных лентах. Выбирай только проверенные источники и не больше трех.
— Не знаю, что смотреть, все так по-разному.
— Вообще, значит, ничего не смотри!
— Ну как же? Это же так важно!
— Тогда ограничься двумя-тремя источниками, которым ты доверяешь с точки своей позиции. Понимаешь? Твоей позиции, в которой ты будешь укрепляться, что бы ты ни приняла. Не надо читать все, читать обсуждения, подсаживаться на этот эмоциональный бум. Это не факты, это эмоции. <...> Определи границы: «Я готова выслушивать про политику от профессоров, политологов либо от людей, которые авторитетны. В мой дом, пожалуйста, без политики». Есть масса вариантов: настольные игры, продумывать новые стратегии, новый бизнес. Для кого-то война, для кого-то — подъем, кто сейчас какую позицию примет.
— Для кого подъем просто?
— Для тех, кто сейчас будет занимать ниши, которые уходят и пустеют. Тут себя вести будет каждый по-разному абсолютно.
<...>
— Меня еще пугает, что внутри происходит. Были вот какие-то митинги. Я их не поддерживаю, но мне не нравится, что там людей бьют.
— Во-первых, мы не знаем, как эти митинги организуются, да? Надо понимать, что то, что ты, к сожалению, видишь и слышишь, нельзя принимать за стопроцентную истину. Если ты не обладаешь какими-то фактами из того, что ты видишь, — не смотри, дели на восемнадцать. Там у каждого своя правда, свои сценарии и свои управленцы этими историями. Если ты не вмешиваешься, не по правую конкретно сторону и не по левую, значит, ты сидишь, смотришь, что есть в мире, чтобы не потерять компас, и…
— Подождите. Вы говорите, что не бывает правых и неправых.
— У каждого своя правда.
— Но разве можно бить людей?
— Бить людей нельзя.
— Но так бьют же.
— Но можно защищаться. Если ты просто вышла на танк с голой грудью и сказала: «Остановитесь, не едьте», и они остановились — это один момент, ты для них просто гражданин. Если ты вышла и у тебя «коктейль Молотова», ты становишься для них солдатом. Везде есть свои правила. Драться нельзя, защищаться можно.
— Я смотрю просто, это же молодые ребята выходят с плакатами. Такие, может быть, как я, которые учатся в университете.
— У тебя много людей там пострадало?
— Не знаю, нет.
— Ну, в твоем окружении есть люди, которые сходили, пострадали и которых избили?
— Нет.
— Соответственно, ты ориентируешься не на те факты, которые ты видела и знаешь, а на то, что показывает телевизор. Ограничь источники.
— Ладно, я поняла, пока нужно просто успокоиться.
— Пока ограничься конкретными фактами. Сколько человек в твоем окружении потеряли работу? Сколько человек в твоем окружении, не в телевизоре, остались совсем без денег? Сколько человек в твоем окружении лично смогли куда-то улететь? Ориентируйся на факты. Не на те факты, которые тебе дают, а на те факты, которые ты можешь увидеть сама. Это единственная реальность, которую ты себе можешь позволить и на которую ты можешь ориентироваться. Все остальное загоняет тебя в эмоциональное поле, которое не позволит тебе рационально оценить ситуацию. Если ты понимаешь, что в твоей голове слишком много информации, ты садишься, закрываешь глаза и начинаешь дышать «по квадрату».
— Это как?
— Вдох на четыре, потом задержала дыхание на четыре. Как квадрат рисуешь: вверх, вправо, вниз, влево. <...> И так четыре раза. Восстанавливаешь свое дыхание, вспоминаешь про озеро и прописываешь факты: «У меня сегодня есть еда, работа. В моем окружении в безопасности люди, никого не избили и не выгнали». В ближайший месяц, даже до конца марта, стараешься жить вот в этом моменте. Окей?
— Да.
— И ограничить себе источники информации. Прям ограничить. Найти то, в чем ты сможешь ориентироваться на факты, хорошо?
— Да, спасибо.
— Если будет накрывать, если будет изменяться ситуация: вдруг ты понимаешь, что из сегодняшнего дня уже в твоем окружении есть какие-то сбои и ты не справляешься, ты мне звонишь. Хорошо?
— Ладно.
— Записала? «Озеро» и «квадрат». Это тебе два рычага на ближайшие дни.
— Спасибо большое.
— Всё, удачи. До свидания!
«Фонтанка.ру»