9 фактов о фильме, который стал классикой мирового кино
Научно-фантастическая драма «Солярис» вышла на советские киноэкраны в 1972 году, то есть 50 лет назад. В философской притче Тарковский выразил свое понимание любви и Родины, полностью изменив оригинальную концепцию знаменитого романа Станислава Лема. Что особенно раздражало Лема в экранизации и почему Тарковский был недоволен, когда фильм получил Гран-при в Каннах, — в материале «Фонтанки».
Тарковский хотел снять «зрительское» кино
«Солярис» — следующий фильм Тарковского после знаменитого «Андрея Рублёва», исторической философской драмы об иконописце. Она имела трудную прокатную судьбу и много лет пролежала на полке, через неимоверные препятствия пробившись в кинотеатры. Тарковский решил, что его следующая картина — «Солярис» — будет более зрительской, и взялся за экранизацию романа горячо любимого в Советском Союзе польского писателя Станислава Лема.
Режиссер сместил акцент в романе
Тарковский переработал сюжет романа. Он полностью переместил акцент с фантастической составляющей сочинения на внутренние переживания героев.
Совершенно иначе выглядит начало и конец истории: режиссер допридумал земную жизнь главного героя, показал его родных и отчий дом. В начале фильма психолог Крис Кельвин равнодушен к ним, он мечтает только о космосе и увлечен своими исследованиями. Только в конце фильма, потеряв любовь и смысл жизни, он обретает здесь, в родительском доме (а вернее, в его имитации, созданной разумным океаном), потерянный рай.
Не «Солярис», а «Преступление и наказание»
Станислав Лем, автор оригинального фантастического романа, отрицательно отнесся к идеям Тарковского. В книге S. Beres’. Rozmowy ze Stanislawem Lemem приводятся слова писателя, который с горечью констатировал, что Тарковский «вообще снял не "Солярис", а "Преступление и наказание". Ведь из фильма следует лишь то, что этот паскудный Кельвин доводит Хари до самоубийства, а потом его мучают угрызения совести, вдобавок усиливаемые её новым появлением…»
Лем не мог согласиться с появлением в сюжете новых, земных персонажей, родных Кельвина. А больше всего Лема раздражала концовка фильма: «Когда я слышу о домике и острове, то из кожи вон лезу от раздражения».
Большинство сцен снимали одним дублем
Как рассказывает в книге «Я и Тарковский» киновед Ольга Суркова, которая провела на съемочной площадке много времени и записала свои свидетельства, большинство сцен фильма снимались одним дублем. Это происходило из-за того, что «Мосфильм» выделил Тарковскому очень ограниченное количество пленки «Кодак».
Суркова записывала: «Андрей расстраивается: "Посмотрел бы я, как Пырьев снимал бы картину дубль в дубль! Нет пленки! Это как в тюрьме сочинять роман в уме, не имея бумаги! То же самое снимать без пленки!"»
На приобретение дополнительных метров «Кодака» Тарковский потратил командировочные в Японию, где снималась длинная сцена проезда машины по автострадам будущего.
Будущее снимали в Токио
Футуристические тоннели, эстакады и дорожные развязки, по которым несколько минут едет пилот Бертон, — это сеть скоростных платных автодорог в Большом Токио. Ее соорудили к Олимпиаде 1964 года, из-за плотной застройки города трассы проложили над городом и под ним.
Чтобы добиться максимального фантастического эффекта этой сцены, Тарковский наложил на нее «космическую» музыку пионера электронной эры композитора Эдуарда Артемьева.
«Андрей говорит звукооператору: "Нужно, чтобы электронная музыка звучала тут еще сильнее, чтобы всех стошнило!" Звукооператор сомневается: "Но ведь при таком звуке уже через двенадцать метров стошнит!" Андрей смеется: "Ничего! Человек живуч"», — вспоминала о работе над этими сценами Ольга Суркова.
Противоположность «Космической одиссее» Стэнли Кубрика
Визуальная эстетика «Соляриса» почти диаметрально противоположна «Космической одиссее» Стэнли Кубрика, мировая премьера которой с ошеломительным успехом состоялась незадолго до этого. Холодным и стерильным космическим декорациям «Одиссеи» Тарковский противопоставил комнаты космической станции, заполненные следами человеческого пребывания — открытыми консервами, недопитыми бутылками и другим хламом.
Декорации для «Соляриса» изготавливали во Всероссийском институте легких сплавов, где прежде создавали настоящие луноходы. Коридоры станции закручивались по спирали, а приборы разрабатывались при участии научного консультанта академика АН СССР, астрофизика, автора нескольких работ по вопросам существования инопланетных цивилизаций Иосифа Шкловского. Что касается «разумного океана», то это мыльная жидкость, которая, подсвеченная, плавала в тазу.
В кадре — не только актеры
Тарковский тщательно выбирал артистов даже на эпизодические роли в своих фильмах, для режиссера была важна органичность и естественность, а не профессионализм. В сцене международного космического симпозиума роль председателя комиссии сыграл драматург Александр Мишарин, председателя научной конференции — писатель и сценарист Юлиан Семёнов. Роль профессора Тархье исполнил ассистент Тарковского по «Андрею Рублёву», начинающий режиссер Баграт Оганесян.
«В первом кадре снимается настоящий американский журналист, завсегдатай московских салонов. Позднее он был выслан из Москвы как «американский шпион», а кадры с ним, кажется, вырезали», — пишет Ольга Суркова про съемки сцены симпозиума.
Дольше всего режиссер искал актрису на главную роль — он приглашал на пробы Аллу Демидову, Анастасию Вертинскую, шведку Биби Андерсон. В итоге роль получила 20-летняя актриса Наталья Бондарчук, дочь знаменитого режиссера Сергея Бондарчука. Между актрисой и режиссером на съемках завязался бурный роман, но Тарковский так и не ушел ради нее из семьи.
В образе Хари, который воплотила на экране Бондарчук, Тарковский видел воплощение женского идеала, каким он его понимал — женщины, готовой на всё, только чтобы быть рядом со своим возлюбленным, и готовой его отпустить ценой собственной смерти, если становится ему обузой.
Одну из сцен Тарковский вырезал сам. И она доступна
В Интернете можно найти «Сцену в зеркальной комнате», эпизод «Соляриса», который не вошел в итоговую версию фильма.
«Госкино требует сокращений, так как метраж "превышает запланированный и неприемлем для проката"», — пишет о событиях тех дней в журнале «Сеанс» киновед Дмитрий Салынский, автор монтажной записи рабочего варианта «Соляриса» и составитель сборника «Фильм Андрея Тарковского "Cолярис"».
После постановления комиссии Тарковский решает удалить сцену в зеркальной комнате — визуальное отображение пространства горячечного бреда Криса. В бесконечных отражениях зеркальных стен и потолков главный герой видит странные образы, двойников жены и свою мать.
Эта сцена была одной из самых эффектных в фильме, причем госкомиссия не настаивала на ее удалении. Такое решение принял сам Тарковский, исходя из своего принципа о недопустимости в кино искусственных «красивостей».
Огорченный Тарковский критиковал заказчиков кино
«Солярис» оказался самым коммерчески успешным фильмом Тарковского, он окупился почти полностью (на 90 процентов) за счет проката. Только в России его посмотрели более 10 миллионов зрителей (правда, часто уходя с середины сеанса).
Киновед Ольга Суркова вспоминает, что Тарковский ожидал, что ему дадут Золотую пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля. Поэтому присужденное Гран-при посчитал поражением. Суркова записала за ним гневную отповедь о ситуации в отечественном кино, которую произнес режиссер, оставшись без главной награды.
«Фильмы у нас заказывает государство, — говорил он. — Люди, которых государство назначает руководить искусством, контролируют государственные деньги. Но что бы там ни говорили, уровень картины, выполняющей заказ, зависит от уровня заказчика, потому что, как известно, хочешь получить умный ответ — спрашивай умно!.. А сейчас у нас вычитывается и контролируется каждая деталь, вплоть до диалогов. Но тогда уж было бы лучше, чтобы заказчики сами делали то, что им нужно. Это было бы логично и поучительно. Потому что сейчас вся эта дикая ситуация существует только потому, что никто не обращает внимания, насколько антинаучны и безграмотны наши заказчики…»
Разочарованный решением каннского жюри, Тарковский обещает, что его следующий фильм «Зеркало» перевернет индустрию кино. Однако этот фильм, который вышел через три года после «Соляриса», советское руководство не пустило ни в Канны, ни в Венецию.
Подготовила Мария Лащева, «Фонтанка.ру»