При фактическом расколе общества и обострении всего, что можно обострить, легитимное насилие государства нельзя мерить как прежде. Давайте макнем нашумевший поступок петербургской художницы Скочиленко и демонстративную реакцию власти в разные растворы времени. Я Сталина, конечно, не помню, но при Брежневе довелось этим позаниматься. А под конец вспомним строчку Барто: «Наша Таня громко плачет».
Накануне, 13 апреля, Василеостровский суд всё-таки арестовал молодую петербурженку Александру за разбрасывание в «Пятёрочке» своего рода прокламаций по поводу нашей спецоперации. Да, там имелось нелицеприятное упоминание президента, но ей досталось по новой норме — публичное распространение лжи о Вооруженных силах России. Это правовое высказывание власти, похоже, еще сильнее вбило клин между «католиками и протестантами». Кто бы мог подумать… Ведь оба редута ежеминутно ведут себя агрессивней, чем представители России и Украины на известных переговорах. Те хоть по-взрослому целятся.
Итак, берем записки обвиняемой и, чуть переделывая стиль, кидаем их в продмаг времен Великой Отечественной. Итог прозрачен — расстрел. И заодно еще кому ни попадя достанется. Ничего не путаю? Но в начале 80-х, когда советские солдаты гибли в Афганистане, оказывая интернациональный долг, всё уже было наплевательски.
Как-то мне в уголовный розыск позвонил начальник и крикнул, что в магазине одежды на Большом проспекте того же Васильевского какой-то покупатель при примерке вытащил из кармана пальто антисоветскую записку. Что-то вроде «КПСС — козлы». Майор чертыхался, мол, делать больше этому бдительному нечего, мол, отвлекают галиматьей, но я должен побеседовать с заявителем и аккуратно закопать его сигнал. Чем, собственно, я и занялся под смешки оперов: «У нас Вышенкову — не до ночных грабежей, он контрреволюцию изводит». Даже сотрудник районного отдела КГБ сбежал от этого эпохального расследования и примерно с таким напутствием: «Вот найдешь этого дурака, докажешь, что не псих, накопаешь на него что-нибудь антисоветское — тогда и заходи».
Часовое общение с мужчиной без чувства юмора, считавшим, что он ухватил след врага, закончилось профилактической профилактикой. Его заявление было спрятано куда-то подальше, а директору магазина я лично посоветовал: «Если случайно найдете еще что-нибудь подобное и вновь начнете клевать нам мозги, то мы подумаем, как выявить слабые звенья в цепочке советской торговли готовым шитьем».
Теперь представим, что аналогичные «листовки» нашли, допустим, в 2010-м году. Для того чтобы это стало хоть какой-то новостью, надо было бы, чтобы Собчак с Бузовой оттопырились по этому поводу в своих инстаграмах. Ну хоть режь — неинтересно. Но с эпохи «Крым наш» погода, если кто не заметил, начала меняться.
И, наконец, настал типичный период «обострения классовой борьбы». И это не только наше отечественное свойство. Можно уписаться ссылками на такие же десятилетия в США, Франции, даже в Швеции. О Парагвае или Камбодже я вообще не говорю — мы же считаем, что всё на планете крутится вокруг средиземноморской и англосакской цивилизаций.
С 24 февраля страна, изменив в прямом смысле мировой порядок, буквально каждый день подчеркивает новые правила поведения. Этики, если хотите. В том числе и восклицательным знаком об уголовной норме о военных фейках. Разница уровней прежних и наступивших дискуссий — как в солдатской курилке при офицере в хорошем настроении и на плацу, когда командир роты зло командует: «Смирно! Вопросы есть? Разойтись». Говорят, устав предусматривает обращение: «Так точно! Разрешите обратиться». Но, думаю, ни один служивший в армии ни разу этого не попробовал.
Отсюда каждый изобретает свое выражение. Художница так видит свое прочтение полотна Караваджо — «Давид с головой Голиафа». Она просто не в курсе (или не готова) идти по пути советских диссидентов, кто если расписывали, то стены Петропавловской крепости, если садились в знак протеста против ввода войск в Чехословакию, то на брусчатку Красной площади. А потом, безусловно, шли этапом в мордовские лагеря.
Сегодня же многие пытаются показать свою честность. Аж челюсти сводит, как у того, кто год бабу не видел. И в фокусе лишь личная стопроцентная правда. А вот, например, мне мой товарищ из окопов шлет фото-видео совсем другое, чем у петербурженки, осмысление. И вы знаете, он там не один и не одинок. А ему в грудь может прилететь совсем не наши сетевые рефлексии-мнения людей, кого вдруг лишили скачиваний из App Store.
Мне искренне неприятно, что девушка теперь живет в тюрьме. Но это история не о том, что «наша Саша громко плачет. Уронила в речку мячик». А о том, что это мячик уронил в речку Сашу. Она не поняла, что это уже не игрушка.
Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»
