«На данный момент, насколько мы можем судить, не существует эффективной службы, которая своевременно уведомляла бы семьи о статусе, состоянии их сыновей и мужей», — говорят в фонде «Право матери» об одной из главных проблем, с которой сталкиваются родственники участников спецоперации.
За всё время боевых действий на территории Украины Минобороны РФ сообщало о потерях российской армии дважды. Последний раз — 25 марта. Военное ведомство сообщило, что погиб 1 351 военнослужащий, 3 825 получили ранения.
Семьям погибших военнослужащих положены страховка и единовременное пособие в сумме 7,421 млн рублей, ежемесячная денежная компенсация каждому члену семьи и некоторые другие меры соцподдержки. Это закон, который предусматривает выплаты погибшим при исполнении служебного долга. Дополнительно президент Путин подписал указ конкретно по Украине. Документом предусмотрены 5 млн рублей в случае гибели и 3 млн в случае ранения (это плюс к уже обозначенным законом деньгам).
Чтобы получить положенное, необходимы «правильные» документы, заявления, а зачастую и обращение в суд. В фонде «Право матери» с каждым случаем работают индивидуально. Фонд почти 30 лет оказывает бесплатную юридическую помощь родителям и вдовам военнослужащих, отстаивает их интересы в судах (https://mright.hro.org). О том, с какими проблемами сегодня сталкиваются родные погибших военнослужащих, рассказывает председатель правления фонда Вероника Марченко.
— Поступали ли в организацию «Право матери» обращения от семей погибших в ходе спецоперации на территории Украины?
— Пока у нас было одно обращение, причем не от родителей погибшего — ситуация нетипичная. Мальчик до восемнадцати лет воспитывался мамой. Она развелась с его отцом, который с ребенком не общался и никакого участия в его жизни не принимал. Когда юноше исполнилось девятнадцать, маму убили. Это случилось в Санкт-Петербурге, куда они приехали с Урала в поисках работы и лучшей жизни. Убийцу до сих пор не нашли, страшная криминальная история, затянувшееся расследование. Из родных осталась бабушка по маминой линии. Молодой человек ушел в армию, потом заключил контракт. Для него это было вариантом «социального лифта». Прослужил по контракту он около года, затем попал на территорию Украины, где погиб. И проблема в том, что бабушка юридически не является членом его семьи. Она не опекун, не воспитатель. И с точки зрения закона не имеет права ни на что. А знаете, кто имеет право? Отец, который за всё время жизни сына только пару раз что-то привозил ему и успел посидеть в тюрьме, а содержание и воспитание ребенка мама тянула одна. И теперь отец получит все миллионные выплаты, а бабушке не полагается ничего, ведь юридически она — «никто».
— Эту проблему можно как-то решить?
— Нет, потому что так сформулирован закон. Официально мальчика до его совершеннолетия воспитывала мама, которой тоже нет в живых. И отец теперь получает не только выплаты, но и наследует долю в квартире, которую погибший сын делил с матерью. Это история о том, что женщинам, если они разводятся и видят, что папа ребенка никакого участия в его жизни и воспитании не принимает, следует сразу же приводить дела в порядок и лишать горе-отца родительских прав. Иначе недобросовестный человек получает возможность влиять на жизненно важные для ребенка решения: запретить выезд за рубеж или медицинское вмешательство, например. А когда ребенок вырастет, он будет иметь право потребовать с него алименты на содержание. Даже если сам платил сто рублей в месяц и все понимают, что на такие деньги ребенка содержать было невозможно. Разводясь с мужем, который не платит алименты, женщины в нашей стране практически никогда не занимаются этой проблемой. Отец молодого человека, погибшего в ходе спецоперации, очень быстро узнал о смерти сына и объявился мгновенно. Бабушке в этой ситуации остается только договариваться, просить этого отца, чтобы он поделился чем-то по доброй воле.
— Обращались ли к вам семьи военнослужащих, попавших в плен?
— К нам (ошибочно, так как это не наша тема) поступало несколько таких телефонных звонков и сообщений. Подробно свою историю рассказала одна мать срочника, которая узнала, что её сын в плену, когда ей позвонили те, кто его захватил. И, что самое главное, показали ей сына по видеосвязи в режиме реального времени, она с ним смогла поговорить. При этом получить хоть какую-то информацию по официальным каналам матери оказалось невероятно сложно. Мы подсказали, какие заявления и в какие государственные органы ей следует написать. Это история с позитивным финалом. К делу подключился активный местный депутат, несколько журналистов, и её сын попал в список на обмен пленными. Как сообщили матери, его вернули в Россию, он проходит лечение в Москве.
— Семьи всегда готовы к огласке, когда обращаются за помощью?
— Юридически совершенно точно невозможно помочь тем, кто стремится сохранить свою анонимность, ведь юристы работают по нотариальным доверенностям. Те, кто боится неизвестно чего (ведь юридическая помощь в стране не запрещена), к нам не обращаются. Самое страшное в жизни любых семей погибших, неважно, погиб их близкий человек в Афганистане, или Чечне, или Сирии, — уже произошло. Страшнее смерти уже ничего не будет. К тому же надо понимать, что выплаты и пособия — это не чья-то милость или благотворительность, а право — оно возникает не за «за хорошее поведение», а в силу закона.
— То, что семьи часто не имеют связи со своими сыновьями, участвующими в спецоперации, не нарушает их прав?
— Есть внутренние регламенты, которые запрещают военнослужащим в ряде обстоятельств иметь включенные личные телефоны. Проблема не в этом, а в том, что на данный момент, насколько мы можем судить, не существует эффективной службы, которая своевременно уведомляла бы семьи о статусе, состоянии их сыновей и мужей. Матери и жены, которые обращались в фонд ранее, рассказывали, что получают шаблонные ответы «ни о чем», когда пытаются дозвониться до ответственных органов. Возможно, эта работа будет налажена. Ведь во время вооруженного конфликта в Чеченской Республике в 1995 году десятки, если не сотни матерей, бросив дома, стали сами ходить под пулями, бомбежками по Чечне в поиске своих сыновей — живых или мертвых; ездили опознавать собранные останки в 124-ю судебно-медицинскую лабораторию в Ростов-на-Дону... Сегодня мы рекомендуем семьям во всех тревожных ситуациях обращаться в органы военной прокуратуры.
— Все ли иски со стороны семей военнослужащих, которые погибли в ходе вооруженного конфликта в Чечне 1994–1996 и контртеррористической операции 1999–2006 годов, рассмотрены? Или есть дела, которые тянутся до сих пор?
— «Тянутся» — неправильное слово. На протяжении 25 лет после того, как первые боевые действия в Чечне закончились, у членов семей погибших военнослужащих регулярно, последовательно, возникают те или иные, совершенно различные, проблемы. То есть никакого «одного процесса» не существует. Например, в начале у нас была задача заставить военные ведомства в принципе компенсировать родителям погибших моральный вред за гибель их сыновей. Ведь самого понятия «моральный вред» не существовало, когда фонд только создавался. Мы были первыми в России, кто начал создавать подобную судебную практику. Иски за гибель «армавирского спецназа», затем выигранные компенсации за несвоевременное извещение о гибели сыновей… Никаких миллионных выплат в те годы не существовало. А матери годами за свой счет искали детей на территории Чеченской Республики, показывали фотографии и расспрашивали жителей в разных населенных пунктах, сами попадали в плен к боевикам, подвергались пыткам. Почти ни один государственный орган не мог сказать им, где их дети, где их тела.
Ростовскую лабораторию, в которую начали свозить останки, открыли только через год после начала вооруженного конфликта. На Богородском кладбище в подмосковном Ногинске захоронены несколько сотен тел, которые так и не удалось опознать (в начале нулевых на Богородском кладбище были захоронены останки 266 российских военнослужащих, которые погибли в Чеченской Республике и чья личность не была установлена. — Прим. ред.). Несвоевременное извещение о гибели — это один тип судебных разбирательств. Второй начинается, когда спустя несколько лет мать пытается оформить пенсию по потере кормильца или получить удостоверение на льготы, или что-то еще, а ей отказывают. Проходит десять лет — и выходит какой-нибудь новый закон о надбавках или индексации выплат, и мать снова сталкивается с отказом. Иногда мы можем последовательно вести по пять-шесть разных судов для одной и той же семьи с военкоматами, органами соцзащиты, Пенсионным фондом, которые беззастенчиво «футболят» людей в суд.
Это очень прагматичный чиновничий подход: если сто человек отправить добиваться правды в суде, до конца пойдут в лучшем случае десять. Не у всех есть деньги на адвоката и даже просто силы, чтобы выдержать длительный судебный процесс и общение с бюрократической машиной и местными чиновниками. В фундаменте каждого нашего обращения в суд — отказ какого-либо государственного органа. У нас много судов по обращениям матерей или вдов Героев Российской Федерации, а ведь это высшая воинская награда государства. Матерям и вдовам Героев из числа ветеранов боевых действий, которые проходили службу по контракту, например, положена надбавка к их пенсиям по случаю потери кормильца в размере 100 %. Но им тоже приходится оспаривать отказы в суде.
Мы судимся по всей стране. Часто после того, как мы выигрываем суд, другие семьи из того же города, которым отказали в выплатах или пособиях, по сарафанному радио узнают об этом и тоже обращаются к нам. И мы снова и снова возвращаемся в региональный суд фактически с одной и той же проблемой, по которой местные военные комиссариаты или управления МВД иск нам уже проигрывали. Но всякий раз неправомерность отказа в выплатах приходится доказывать заново, несмотря на то, что уже и Верховный суд высказался по этой теме. В результате потребовалось 20 лет судов и тысячи выигранных дел, чтобы, наконец, уже законодатель разъяснил военным ведомствам их неправоту. В сухом остатке — все, кто не побоялся обратиться в фонд, слушались наших юристов, получили не только подтверждение своего права на надбавку сейчас и в будущем, но и выплаты за прошлый, многолетний период. А все, кто молча сидел дома, никуда не обращался, — ничего за прошедший период не получили.
Сейчас фонд «Право матери» активно занимается другой, дискриминирующей семьи военнослужащих-срочников, погибших на одной «первой чеченской войне», проблемой. После монетизации льгот родители тех, кто погиб до 16 января 1995 года, получают ежемесячную денежную выплату в размере 4746 рублей 28 копеек, а те, кто после, — по 1899 рублей 73 копейки. Эта дата ничем не обусловлена: ни с исторической, ни с тактической точки зрения, более того, федеральный закон «О ветеранах» определяет один период «вооруженного конфликта в Чеченской Республике и на прилегающих к ней территориях Российской Федерации, отнесенных к зоне вооруженного конфликта» в датах с декабря 1994 года по декабрь 1996 года. Пенсионный фонд заявляет родителям погибших, что их дети слишком долго прожили, надо было погибнуть раньше — до 16 января, и на этом основании отказывает в выплатах ЕДВ бОльшего размера, а ведь Конституционный суд РФ в своей практике неоднократно подтверждал необходимость соблюдения «принципа поддержания доверия граждан к закону и действиям государства». Юристы фонда «Право матери» настаивают, что нельзя разделять родителей погибших в одном вооруженном конфликте в правах на меры соцподдержки, и ведут сейчас несколько судебных процессов по всей стране.
— Какой регион в этом плане наиболее проблемный?
— Все так или иначе. Чуть лучше, чуть хуже. Нашим юристам приходится буквально жить в самолетах, чтобы успевать на все судебные заседания в разных концах страны.
— На что живет ваша организация, ведь издержки, очевидно, весьма значительны?
— Изначально мы несколько лет работали как волонтерское объединение, и до сих пор с самих семей мы не берем денег. Как благотворительная общественная организация мы получаем пожертвования от обычных людей, российских граждан. Спонсоров-«олигархов» у нас нет. Каждые сто рублей, направленные нам, идут на юридическую помощь и перелеты для юристов, на бумагу и так далее. С 2014 года, когда сменился пул организаций-операторов Президентских грантов, мы начали их выигрывать, стало возможно работать на проектной основе, затем, когда в 2017 году на смену нескольким операторам пришел единый оператор Фонда президентских грантов, мы продолжили выигрывать конкурсы на организацию бесплатной юридической помощи. Никакого иностранного финансирования у нас нет.
— Приходится ли защищаться от иностранного финансирования?
— Мы принимаем переводы только в рублях и только от российских граждан или организаций. Такова наша позиция.
— Отразился ли на вашей работе недавно принятый закон об ответственности за фейки о Вооруженных силах РФ?
— Мы соблюдаем все действующие законы и никогда никакие «фейки» о чем бы то ни было не распространяли — для юристов это просто нонсенс. За каждым нашим делом — судебный приговор, решение суда, то есть преюдициальные (неоспоримые) факты.
— Что в первую очередь необходимо делать семье, которая получила извещение о гибели военнослужащего, и есть ли сроки давности для обращений за выплатами и пособиями?
— Это очень индивидуальный вопрос. Всё зависит от того, что написано в извещении о гибели, в выписке из приказа командира части об исключении погибшего из личного состава в/ч. Если в обычной ситуации (на учениях, например) погибает человек, необходимо обращаться в соответствующий военно-следственный отдел — выяснять, что с уголовным делом или проверкой, кто его ведет, признаваться потерпевшим, знакомиться с материалами, в полном соответствии с УПК РФ. На выплаты влияет формулировка гибели, возраст, а иногда трудоспособность членов семьи, носит ли выплата заявительный характер и так далее. Нюансов очень много. Сроки давности для каких-то выплат тоже надо учитывать. В любом случае семье лучше сразу обращаться за консультацией к юристу в фонд.
— Если военнослужащий числится пропавшим без вести, семья может претендовать на выплаты?
— Супругам, детям и иждивенцам военнослужащего, просто числящегося пропавшим без вести (когда этот факт не установлен судом), либо родителям, если военнослужащий не состоял в браке и не имел детей, положено ежемесячно выплачивать его денежное довольствие. К «миллионным» выплатам это отношения не имеет. Выплата денежного довольствия производится до освобождения военнослужащего, либо признания в установленном порядке безвестно отсутствующим, или объявления умершим.
Гражданин может быть признан судом безвестно отсутствующим по заявлению заинтересованных лиц, если в течение года в месте его жительства о нем нет никаких сведений. Само по себе решение суда о признании военнослужащего безвестно отсутствующим не является основанием для автоматического начисления выплат его близким. Нужно будет опять-таки с решением суда обращаться в соответствующие органы социального и пенсионного обеспечения с письменными заявлениями. К сожалению, надо быть готовыми, что отказ можно получить по любым незначительным основаниям. Тогда с этим отказами надо приходить к нам, будем разбираться и судиться.
Также есть понятие юридической смерти — для этого суд должен признать человека умершим. В обычной жизни признать умершим человека, который просто вышел из дома и пропал, можно, если нет сведений о месте его пребывания в течение пяти лет, а если есть основания полагать его гибель от определенного несчастного случая — в течение шести месяцев (ст. 42 ГК РФ).
В случае боевых действий в отношении военнослужащего в суд с таким заявлением можно обращаться «не ранее, чем по истечении двух лет со дня окончания военных действий» — так гласит статья 45 Гражданского кодекса РФ. Мы советуем сразу в таких случаях уточнять формулировку и просить суд признать пропавшего военнослужащего «умершим при исполнении обязанностей военной службы». Признание «умершим» понадобится, например, для вступления в наследство за погибшим, а также для получения страховой выплаты.
Венера Галеева, «Фонтанка.ру»