В Петербурге приступили к съемкам фильма «Блокадный футбол». Отдел спорта «Фонтанки» поговорил со сценаристом Алексеем Дунаевским о том, насколько это будет честное кино.
Вокруг блокадного футбола в Ленинграде всегда было немало легенд. В 2018 году писатель Алексей Дунаевский выпустил книгу «Первый блокадный матч», в котором впервые рассказал об этой странице истории с точки зрения реальных документов. Однако с некоторыми мифами приходится бороться до сих пор. Теперь уже при помощи кино. Съемки фильма «Блокадный футбол», режиссером которого стал Вагенак Балаян, стартовали весной на стадионе «Адмиралтеец». Там мы и встретились с Дунаевским.
— Как лично для вас началась история работы над этим фильмом?
— Все началось с того, что в 2018 году я написал книгу «История футбольного кино». В процессе я набрел в архиве Ленфильма на совершенно удивительную переписку с вышестоящими инстанциями Льва Кассиля (сценарист фильма «Удар! Ещё удар!» 1968 года. — Прим. ред.), где вышестоящие инстанции объясняли Кассилю, как ему описать блокадную сцену футбола: вот это писать нельзя, вот это показывать нельзя. И я подумал: если так давили на авторитетного писателя и сценариста, что же происходило в газетах и журналах тех лет?
В результате к 2018 году это все превратилось в кошмарный снежный ком, состоящий из стопроцентного вранья, потому что редакторы заставляли буквально придумывать героизм. В книге «Первый блокадный матч», вышедшей в том же 2018 году, я поставил вопрос: если это и дальше будет продолжаться, под сомнение будет поставлен блокадный футбол как таковой. Только панорама разночтений в разных источниках занимает у меня 25 страниц: не сходятся дни, составы, счет. И я пообещал читателю, что покушусь на системное изложение блокадного футбола, то есть всех матчей до одного.
В 2020 году вышла моя книга «Блокадный футбол: история легендарных матчей», где не только есть все про блокадный футбол, но и отдельная глава посвящена механизму фальсификации, то есть кто искажал, как искажал и на протяжении какого времени искажал историю. Почему я позволил себе говорить об искажениях? Я проводил буквально целые дни в архивах Петербурга и Москвы, где все видно невооруженным глазом. В некоторых источниках на 31 мая 1942 года передвигали события, которые произошли вообще в 1943-м. И это не самые серьезные искажения.
— Есть примеры хуже?
— Конечно. Например — артобстрелы. Артобстрелов никогда не было во время проведения блокадных футбольных матчей. Есть полное понимание того, какие снаряды и куда попали, есть понимание того, как превратился в руины стадион им. В. И. Ленина. Есть архив ПВО, есть архив пожарных команд. Можно проследить каждый день, выезжали ли команды по тушению.
Штаб ПВО докладывал партийному и советскому руководству два раза в день по каждому снаряду, особенно по снаряду, приносящему ущерб. Исходя из этих данных на «Динамо» снаряды в дни матчей не падали. Две авиабомбы упали на стадион 16 мая в 06:00 утра 1943 года — это целая эпопея, потому что в этот день должен был состояться праздник открытия сезона. А тут две бомбы. Встал вопрос: может, отменить? Но руководитель Баскаков мобилизовал комсомольцев, которые расчистили стадион к открытию, и все состоялось.
— Радиорепортаж с матча на немецком языке — это ведь тоже миф?
— Конечно. Никакого радиорепортажа 31 мая не было и не могло быть. Это противоречит здравому смыслу. О нем рассказали лишь спустя два дня по соображениям безопасности, иначе немцы накрыли бы артиллерийским огнем стадион «Динамо». Тем не менее все эти истории 60 с лишним лет даже в каких-то подробностях перепечатывались из одного источника в другой, а оттуда попадали в фильмы.
Есть легендарный Фриц Фукс, который руководил иновещанием Ленинградского комитета. После войны ему кто только не задавал вопрос об этом репортаже, и он всегда говорил: «Вранье несусветное, через несколько дней после 31 мая я услышал случайно в коридоре разговор про футбол и дал одной строкой информационное сообщение на немецком языке». Я нашел книгу, которая называется «Трагедия на Неве» немецкого ветерана войны на Ленинградском фронте Хассо Стахова. Там он четко написал: «Мы впервые узнали, что в Ленинграде играют в футбол, только летом 1943 года».
— Возможно, хотели чуть приукрасить.
— Так даже приукрашивать надо с умом. Например, участник блокадного матча Фесенко на фронте на много месяцев потерял дар речи после тяжелейшей контузии, а москвич Александр Кикнадзе пишет в своей книге «Тот длинный тайм» (вышла в 1969 году. — Прим. ред.), что про дату 6 мая, когда якобы прошел первый блокадный матч, ему рассказал Фесенко. Как, интересно, рассказывал Фесенко, если он говорить не мог?
А то, что в том матче участвовала команда майора Лобанова, это совсем грубо. Есть газета «Балтийский флот», там черным по белому написано: команда Лобанова сформирована в августе 1943 года. Споры вокруг даты, кстати, еще легко можно закрыть, если взглянуть на погоду. Дело в том, что в блокадный Ленинград в ночь с 5 на 6 мая вернулась зима. Два раза в день шел снегопад. Все блокадные дневники указывают, что ленинградцы разгребали снег, температура воздуха была около ноля. Как в экстремальных погодных условиях, после повальных прививок от сыпного и брюшного тифа футболисты могли играть в футбол?
— Откуда взялось тогда 6 мая?
— Это началось в 1960 году. Вдруг Воениздат выпускает книгу «Подвиг Ленинграда». Там опубликованы отдельные страницы из дневника блокадного милиционера В. П. Бычкова, очень уважаемого и известного человека до войны, в котором описывается матч во всех деталях от 21 июня 1942 года, а в книге над этой страницей стоит 6 мая. То ли это недосмотр, то ли чья-то вопиющая грубость, но она была подхвачена моментально. Так 6 мая и понеслось. Хотя в блокадных газетах четко написано, что первый футбольный матч в сезоне прошел 31 мая. Вот вам и 62 года маразма. До сих пор каждый год мне звонят с разных каналов, включая московские: «Мы хотим сюжет к 6 мая». А в нашем городе губернатор поздравляет с днем памяти блокадного футбола тоже 6 мая. Ну сколько нужно еще книг написать? Сколько надо еще фильмов снять? Вот теперь снимаем еще один. Поможет ли?
— Получается, что миф побеждает правду.
— Конечно! Меня каждый год выслушивают, кивают головой, и все по новой. Да чего тут говорить, если даже дети блокадных футболистов рассказывают про этот радиорепортаж, про артобстрел во время матча, как будто я им не дарил свои книги. Понимаете, никто их даже не открывал.
— Что делать?
— Есть два варианта: либо опустить руки, либо продолжать что-то создавать. Сейчас у меня одного сил уже нет, но когда мне позвонили и предложили снять этот фильм, я сразу согласился.
— Как у вас прошло первое общение с режиссером?
— Во-первых, я никогда не участвовал в кинопроизводстве, я — киновед, я смотрю кино и выношу какие-то суждения. Мне было интересно. Но, как вы догадываетесь, между сценаристом и режиссером никогда не будет никакого понимания. В то же время конфликтовать с режиссером — себе дороже, поэтому мне приходится превратиться в ужа на сковородке: каким-то образом присутствовать, подсказывать, шептать, чтобы номера не появились на спине, чтобы еще какая-то ересь в кадр не вошла. Типа легкоатлетических шиповок, как это было в фильме про блокадный футбол на канале «Звезда». Хочется, чтобы все было один в один, как реконструкция.
— Когда началась работа над сценарием?
— Где-то в ноябре 2021 года. Самым сложным оказалось сокращать уже написанный сценарий. Пришлось восемь раз переписывать. Что-то оказалось нельзя показать, потому что невозможно сделать костюмы, что-то просто невозможно было передать в кино.
— Похоже, работа шла тяжело.
— Больше всех ворчали звуковики и костюмеры.
— Генеральная линия фильма понятна, а на человеческом уровне на чем или на ком будет акцент?
— Это все-таки фильм, в котором доминирует документалистика, то есть главное не взаимоотношения людей, а изложение сути, причем мне дается на документальное изложение где-то 44 минуты. Хотя, конечно, здесь есть и перипетии.
Скажем, Анатолий Мишук, который лишился чувств, когда ему в голову попал мяч. На самом деле, по понятным причинам детали известны мало. «Ленинградское дело», которое началось в 1948 году и приведшее к избиению всего руководства Ленинграда и НКВД, привело к уничтожению документов. По «Динамо» документов вообще не осталось, поэтому приходится по крупицам в других архивах изыскивать информацию. Повезло, что советская бюрократия была довольно глупой — это очень выгодно тем, кто что-то ищет. Например, есть документ в 10 копиях, их все секретят, а потом одна из копий всплывает в каком-нибудь партийном архиве или архиве Военно-морского флота. Так по крупицам и собираем.
— Получилось из этих документов какие-то цельные человеческие истории собрать об участниках матча?
— Конечно. Многие оставили воспоминания. Сильные человеческие нотки есть в записях Александра Федорова. Когда их отправили в турне по Большой земле, они считали, что вырвались из этого ада. Приезжают в Алма-Ату, а им говорят: теперь обратно в блокадный Ленинград. Представляете, что они почувствовали в тот момент? Так они с арбузами и вернулись в город, где все умирают от голода. Их дети потом рассказывали: «Думали, что это мячи».
— В фильме эти сцены будут?
— Кое-что. Например, динамовцев, которые не попали на фронт, отправили в милицию. Троих — в уголовный розыск. Они участвовали непосредственно в борьбе с бандитизмом. И я, конечно, ввел сцену ареста убийцы. Будет разговор вообще о милиционерах, потому что есть поверье, что милиционеры отъедались, находились в лучшем положении. Это, конечно же, ложь, потому что милиционер получал, как неквалифицированный рабочий, просто смехотворное количество еды. Об этом тоже стоит говорить, иначе продолжат говорить, что сытые рожи динамовцев победили дистрофиков с завода.
— Известно, что матчей было довольно много. Вы показываете только один — самый первый?
— Да. Хотя в 1942 году их было 21 из известных мне. Еще 97 — в 1943 году. Причем в 1943 году обстановка в Ленинграде была еще хуже, чем в 1942-м, потому что уничтожение Ленинграда по приказу Гитлера как раз происходило в 1943 году. За четыре дня до освобождения Ленинграда артобстрелы были просто чудовищные. Об этом нужно знать и никогда не говорить о том, что есть только блокадная зима 1941/42 года, а все остальное — как бы не блокада.
И в футбол в такой обстановке играть было страшно. В канун Дня физкультурника в июле 1943 года в небе был полный беспредел. Играли в футбол, а судья останавливал матч и говорил, что надо бы уже в бомбоубежище, но люди продолжали, потому что все привыкли.
— В России в последние годы снимается много исторических спортивных фильмов. Практически каждый из них подвергается жесткой критике из-за несоответствия реальным событиям, как это было с тем же «Движением вверх» или «Легендой № 17». Каким получится ваш фильм?
— Наш фильм — это как раз попытка отнестись к истории с уважением, попытка соотнести кинореальность и реальность историческую. На «Ленфильме» все против меня, говорят, что я буквоед. А я считаю, что Достоевский был прав, когда сказал, что жизнь фантастичней любого романа.
Мы что-то придумываем, и нам кажется: ох, какая крутая драма. На самом деле, это чушь собачья! Фильм «Легенда № 17» говорит о том, что его создатели даже не пытались изучить реальную биографию Харламова. А там море кинематографических сюжетов, но в фильм ничего из этого не вошло, а вошел бред Ильи Куликова (сценарист «Легенды № 17». — Прим. ред.). Я — тот, кто будет настаивать на исторической точности. Хотя бы разочек надо сделать без вранья.
— Были попытки со стороны режиссера при работе над этим фильмом как-то приукрасить что-то?
— Ни одной. Например, оказалось, что актер, который должен был изначально играть Набутова, наголо бритый. И мне предложили: а давай наденем на него кепку? А у меня весь семейный альбом Набутова есть — он никогда не играл в кепке. Поэтому я довел до цугундера режиссера, и мы все-таки заменили актера.
Не знаю, к чему приведет такая любовь к исторической точности — может быть, к плохому фильму. Но делаю от себя все возможное, чтобы не просочилась всякая ересь. Скажем, «Одиннадцать молчаливых мужчин» — картина нарядная, а я смотрел на зрителей в зале, которые «ели» эту ахинею, и плевался. Почему бы не рассказать, как было на самом деле?
При этом там замечательные футбольные сцены, прекрасно сделанный на компьютере стадион «Стэмфорд Бридж». И зачем-то придумали бегство из команды Всеволода Боброва с какой-то антисоветской дамочкой. А начинается фильм как? В «Сытой Англии…» — и показывают ящики апельсинов, люди пьянствуют в ресторанах. Что за чушь? В Англии в это время был голод, карточная система, никакого продовольствия.
— Какой из спортивных фильмов за последнее время самый исторически точный?
— Про футбол ничего в последнее время исторического нормально не снимали. «Дикая Лига» вот недавно вышла — это ужас настоящий, просто кошмар. Его создатели вообще ничего не знают про историю футбола.
— Получается, ваш фильм может быть чуть ли не самым честным в современной истории России?
— Скорее, наш фильм — это учебное пособие. Мы покажем людям вот эту историю наглядно, а то она вся только в газетах и журналах с одной фотографией, а здесь все-таки с помощью хроники, с помощью воссоздания этой игры люди увидят воочию. Одно могут пообещать и взять на себя ответственность: будет действительно ответственный подход к делу.
— Насколько тщательно подошли к деталям?
— Очень тщательно. Порой приходилось очень непросто. Например, я настаивал на том, что форма не может быть одинаковой: ее не было на складе, набирали по сусекам. Пришлось с художником по костюмам бороться за разные трусы.
Еще кто-то начитался, что в блокаду боролись с голодом посредством курения. И стали снимать, как футболисты курят. В интернете об этом целый океан бреда. Табачные фабрики выпускали махру вперемешку с сеном, мхом и кленовыми листьями. Это назывался эрзац-табак. Он продавался в пачках, напоминающих чай. Вдохнуть это мог только самый злостный курильщик. А пачка нормальных папирос на черном рынке стоила зимой 1941/42 года 200 рублей. Я задаю вопрос режиссеру: какая средняя зарплата была в блокаду? 260 рублей. Ну и какое курение может быть в кадре? Будем вырезать курение.
— У создателей фильма «Движение вверх» возникли проблемы с родственниками баскетболистов после того, как им дали прочитать сценарий. В результате пришлось даже переименовать главного тренера, потому что вдова Кондрашина не дала согласие не использование фамилии. Вам пришлось как-то договариваться с потомками блокадных футболистов?
— Да, конечно. Тому же Набутову я показывал все свои книги. Я постоянно его пытал, тряс его как грушу: давай семейный альбом, давай документы отца. Все вытряс из него, просто как липку ободрал. А потом занялся всеми детьми других блокадных футболистов, тоже из них все вытряс. Некоторые отнеслись ко мне сначала настороженно, но в итоге со всеми удалось найти контакт.
Беседовал Артем Кузьмин, «Фонтанка.ру»