Как живут и о чем вспоминают беженцы, которые приехали в Тихвин из Мариуполя

В лагерь для беженцев около Тихвина 10 апреля приехали примерно 600 человек из Мариуполя. Всех их разместили в двух зданиях пансионата «Царицыно озеро». Здесь у людей есть самое необходимое — крыша над головой, еда, одежда и медицинская помощь. Корреспондент «Фонтанки» поговорила с жителями лагеря об их прошлой и нынешней жизни.

Марина (имя героини и имена ее близких изменены) уехала с Украины вместе со своей семьей и семьей своей сестры, Алены. «Мы и планировали, что в Россию выедем. На Украине уже делать нечего. Там ни работы, вообще ничего не будет. Здесь решили остаться. Нам ехать некуда, квартиры нет. Все разбито, ее просто нет», — говорит Марина. Ехать куда-то дальше они не могут: боятся потерять связь с МЧС России и ДНР, ищущих Алениного 7-летнего ребенка. Он остался в районе Мариуполя, въезд в который закрыли.

С Мариной и Аленой мы общаемся по телефону, связь постоянно прерывается. Про ребенка рассказывает Марина. Она хочет передать трубку сестре, но та отказывается. «Я буду плакать», — просто объясняет Алена.

«Начались обстрелы, мы с сестрой вывезли детей своих. Она ребенка у бабушки оставила, а сама поехала со мной. [Сейчас] не можем их найти. Последнее, что знаем, — они были в квартире, потом она сгорела и их кто-то приютил. Сейчас не можем с ними на связь выйти, вообще ничего. Ищем, может, видел кто-то, в социальных сетях пишем, через МЧС ищем. Пока результатов нет. Ни в каких списках их нет, просто пропали», — заканчивает Марина. В телефонной трубке я слышу ее дыхание.

Ребенок Марины здесь, в Тихвине. Он уже ходит в школу. Утром за ним и другими детьми из лагеря приезжает автобус. По словам Марины, в классе его встретили хорошо: «Дети учатся, им нравится. Постепенно начинают забывать, что пережили».

Транспорт до школы организовали достаточно быстро, а вот с канцелярией и техникой возникли проблемы. На дом иногда дают задания, для которых нужен компьютер. Компьютера у семьи нет, поэтому к урокам приходится готовиться по телефону.

Марина говорит, что все самое необходимое им дали сразу: «Нам предоставили моющие [средства], полотенца, для чистки зубов [пасту], [средства] личной гигиены каждому. Сейчас начали выдавать нижнее белье, футболки. Стараются помогать, но или времени не хватает, или людей много». С сестрой они живут в двух разных комнатах. Внутри все одинаковое: кровати, тумбочки, вешалки для одежды, письменные столы. Душ и туалет — общие на этаж.

Приехавшая с двумя детьми Юлия по моей просьбе описывает их новый быт. Есть все ходят по расписанию три раза в день в столовую, одежду стирают в одной специальной комнате, с машинками, которую она называет «постирочная», а сушат вещи в другой.

Охотнее всего моя собеседница рассказывает про своих детей. Одной два года, второму — десять. В Тихвине они уже ходят в садик и школу. В свободное время они могут заглянуть в игровую, где есть телевизор и книжки. «Все новое. В комнатах стоят стулья, видно, что с них только пленку сорвали. Все детские игрушки были в упаковках. Стиральные машинки были в упаковках, полочки в душ уже на ходу прикручивали. В Мариуполе на день ребенку давали два памперса, понимаете? Питание, гигиена — всего сейчас хватает», — объясняет она.

С Юлией мы тоже общаемся по телефону: в сам лагерь посторонних пускают неохотно. Нам удается созвониться, только когда она приезжает в Тихвин. На территории пансионата телефон ловит плохо.

Как и другие, Юлия жалуется, что нужную одежду иногда приходится «караулить» до того момента, когда ее будут выкладывать: «Есть какой-то момент неорганизованности. Вроде привозят много всего, но каких-то вещей не хватает. Детское все с бирками абсолютно. Для взрослых носки и нательная [одежда] новая. Что-то есть секонд-хенд, но много и с бирками. Там надо находиться. Кто успел что-то взять, у кого есть время, тот взял. Есть, конечно, недовольные. Знаете, все познается в сравнении. Когда мы жили в подвалах… Все же оттуда… Для меня, для моей семьи здесь все хорошо. Кто-то начинает говорить: «А в другом городе приняли лучше» — и так далее. Это все человеческий фактор, люди разные».

Я стараюсь не спрашивать у людей о пережитом, чтобы не заставлять переживать эту боль заново, но все всё равно рассказывают. Юлия вспоминает папу и эвакуацию: «Отец у меня не хочет уезжать, но как там жить, особенно с детьми, я не представляю. Дома у него нет, туда попали снаряды, остались только стены, обгоревшие до кирпичей. Он живет в моем доме. Окон там нет, поэтому отец в подвале — там теплее. Мы сидели в спорткомплексе до тех пор, пока не вошли русские военные. Они сказали: «Выходите и идите». Вывозили на сторону ДНР».

Не меняя тона, Юлия начинает говорить про «взрослые» дела в лагере. Большинство приехавших сейчас заняты оформлением документов и поиском работы: «Каждый день разные работодатели с руководителем биржи труда приезжают. У нас уже был опрос: ребята-волонтеры ходили и спрашивали, кто кем работал. Сейчас вывесили фамилии тех, кто заинтересовал работодателей, людей уже приглашают».

Мой следующий собеседник, Александр, тоже пока занимается оформлением документов и другими формальностями: «Мы [с женой] уже всё сдали, теперь ждем ответа. Проходили медкомиссию, вакцинацию. Знаете, очень нас тепло встретили. Кормят, всеми необходимыми вещами обеспечивают. Мы даже немножко удивлены, мало ли как… Едем как бы в братскую страну, но все равно люди незнакомые, мало ли».

В первые же минуты разговора он начинает благодарить ветеринаров, которые спасли его собаку Эмму: «Она у нас взрывной волной с пятого этажа выпала, много переломов, гематом было. Как мы с ней выбирались… На трех лапках с нами скакала. Ничем не могли ей помочь: ни лекарств, естественно, ничего не было. Во Всеволожске ей сделали операцию. Аж слезы накатили. У меня просто нет детей, для меня она действительно как ребенок. То, как она нас нашла… Когда начали стрелять, я не успел ее забрать, она осталась в квартире. Выпала, а потом прибежала к нам в убежище по ступенькам в темном коридоре. Мы сидим, дрожим при свечах, а она на трех лапках прибегает. Я теперь за нее в ответе, никогда не брошу».

О себе Александр говорит в последнюю очередь. Оказывается, самому ему нужна помощь стоматолога, но узнать про это подробнее он «не осмеливается»: «Мне сказали, что здесь таких услуг не оказывают, направляют [в поликлинику]. Не знаю, бесплатно это или платно. На какую сумму рассчитывать? Как-то стыдно сказать… Обслужат тебя, а денег нет».

Он рассказывает, что на неделе они с супругой ездили смотреть на Тихвинский монастырь и город им очень понравился: «Как раз весна приветливая, солнце светит. По крайней мере, немножко помогает забыть то, что было в прошлом. В комнате сидим, говорю [жене]: «Только пообедали, скоро на ужин идти». Вроде бы смешно, в шутку, но после месяца, когда мы жили в подвале, где сухарик, извините, обсасывали и кипяточком с вареньем запивали… Начинаешь переоценивать. Дальше будем уже обустраиваться, искать работу. Возвращаться уже некуда. Сами понимаете, нам не по 20 лет. Жене 47, мне 43. Времени ждать какого-то будущего нет». Мы прощаемся. В конце разговора Александр обещает, что все-таки съездит в поликлинику.

Мария (имя изменено по просьбе героини) соглашается ответить на мои вопросы только письменно. Заметив, что она периодически удаляет переписку, уточняю, не проверяют ли у жителей лагеря телефоны. «Пока нет», — сдержанно пишет Мария. Она объясняет, что самое важное у людей уже есть, но этого, конечно, мало: «Думаю, что все пока в растерянности. Невозможно ничего планировать, пока ты зависим от всех и живешь Христа ради. Моя семья потеряла свой родовой дом, имущество, возможность жить в теплом морском городе, сад. Я потеряла свой бизнес, все, что было накоплено и собрано по крупицам, а я уже не так молода и не очень здорова. В самом необходимом люди на сегодняшний момент, возможно, не нуждаются, но для нормальной человеческой жизни нужно собственное жилье, постель, работа, средства, стабильность. Как пункт временного пребывания нормально. А дальше?»

Алина Ампелонская, «Фонтанка.ру»