Ты просто не космос, Дима. Что будет, если Европа и США «отменят» Россию во Вселенной

Назло Европе мы отморозили себе «руку» на МКС. А пока американцы ищут способ «отпилить» свой модуль МКС от нашего, перед российской космической отраслью стоит выбор: не работать вовсе или делать санки и пивные заводы.

Пока глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин и Европейское космическое агентство играют в игру «забирай свои игрушки», гигантский космический телескоп «Джеймс Уэбб» фотографирует глубокий космос. Тем временем наш, российский телескоп «Миллиметрон», который мог встать в один ряд с «Джеймсом Уэббом» и «Хабблом», может никогда не увидеть космос. А жизнь на Марсе найдут без нас. Но есть и хорошие новости. Да, они про Дмитрия Рогозина.

О том, во что обойдется Европе и США «отмена» России в космосе, как именно надо рассматривать фотографии с телескопа «Джеймс Уэбб» и как заживет Роскосмос в случае смены руководителя, «Фонтанке» рассказал популяризатор космонавтики, блогер Zelenyikot, научно-популярный писатель Виталий Егоров.

— Европейское космическое агентство прекратило сотрудничество с Роскосмосом по программе «ЭкзоМарс». Глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин в ответ пообещал вернуть из Италии посадочную платформу «Казачок», которую предполагалось использовать в рамках этой совместной миссии. А они без нас и нашего «Казачка» сами жизнь на Марсе смогут искать?

— Конкретно в программе «ЭкзоМарс» без России уже никак. Там задействована не только российская посадочная платформа, но и ракета. Все необходимые бюджеты уже выделены, техника реализована и готовилась к запуску. И сейчас просто так перескочить на другую ракету и полететь на каком-нибудь SpaceX технически невозможно. У Европы есть свои ракеты, двигатели, определенный, хоть и небольшой, опыт разработки посадочных аппаратов. В целом, создать замену российскому участию Европа в состоянии. Но на это потребуется еще от 6 до 10 лет. Марсоход к тому времени, скорее всего, устареет. По сути, всё придется начинать заново, и это будет уже какая-то другая миссия, не «ЭкзоМарс». Сейчас Европа ищет возможности партнерства с США по линии NASA. У них уже есть совместный проект, который тоже может дать ответ на вопрос, есть или была ли жизнь на Марсе. Результатом этого проекта должна стать доставка грунта с Марса на Землю. На реализацию уйдет около 10 лет. «ЭкзоМарс» позволил бы получить ответы намного раньше. Но если грунт с Марса действительно доставят в земные лаборатории, его смогут изучить гораздо качественнее и точнее, чем на борту небольшого марсохода. Так что наука всё равно выяснит, есть ли жизнь на Марсе. Просто позже.

— А можно ли оценить финансовые потери, которые понесли участники миссии из-за исключения России из программы «ЭкзоМарс»?

— Суммарно проект «ЭкзоМарс» оценивался примерно в один миллиард евро. Из них около 10 % — российские вложения, прежде всего стоимость ракеты. Половина программы уже успешно реализована: орбитальный модуль Trace Gas Orbiter запущен и ведет исследования. Частично деньги не пропали. Россия, выделяя ракету для миссии, не понесла прямые убытки, а скорее упустила выгоду: на этой ракете можно было бы запустить какой-то другой проект или заработать на коммерческом пуске. Общие потери можно оценить примерно в полмиллиарда евро.

— Для космической отрасли это много или мало?

— Существенно. Годовой бюджет того же Европейского космического агентства составляет 3 млрд долларов. Но потерянные полмиллиарда выделялись в течение 10 лет. Так что в масштабе многолетних бюджетов космической отрасли ущерб невелик. К тому же средства не ушли в пустоту. В конце концов, опыт и разработанные по программе «ЭкзоМарс» приборы могут пригодиться где-то еще.

— А еще Рогозин запретил российским космонавтам работать с европейским манипулятором «Эра» на МКС. А зачем эта робототехническая «рука» вообще была нужна и будут ли наши космонавты по ней скучать?

— Эта «рука» на МКС была нужна прежде всего России. Она располагалась на российском модуле «Наука» и должна была выполнять работы по российской программе. Европейцы, конечно, тоже извлекли бы из этого пользу. В прежние годы у Европы и России было много совместных проектов на МКС. Проект манипулятора начинался 10 лет назад. И времена были другие, и отношения между странами. Вся внешняя часть модуля «Наука» оборудована под эксплуатацию «Эры». В составе российского модуля предполагается размещение малой шлюзовой камеры. Она нужна, чтобы осуществлять наружные работы без выхода космонавтов в открытый космос. В шлюз поставили прибор, изнутри закрыли его, снаружи открыли, достали прибор роботизированной «рукой». Люди в это время находятся внутри станции в безопасности. Эта шлюзовая камера болтается на МКС лет 15. И чтобы переставить ее с места хранения на модуль «Наука», тоже нужен манипулятор «Эра». Сейчас наша шлюзовая камера, которую предполагалось использовать прежде всего в интересах российской науки, так и останется прикрепленной к корпусу МКС и невостребованной. Переместить ее просто нечем. Может быть, это реально сделать вручную, но такая возможность даже не прорабатывалась.

На МКС подобные манипуляторы у других стран уже работают. Это американская дистанционно управляемая система «Канадарм-2», своя «рука» есть и на японском модуле «Кибо». То есть отказом от активации «Эры» мы не европейцев огорчили, а самим себе «руку» заморозили. В этой ситуации наука отошла на второй план. Это не новость: в космонавтике, особенно пилотируемой, всегда было очень много политики. Знаете, какой самый фантастический момент в фильме «Марсианин» с Мэттом Деймоном? Когда на международном совещании обсуждают, как именно спасать астронавта с Марса, китайский чиновник произносит: «Пусть решают ученые». На самом деле во всех странах ученые ничего не решают, а только предлагают политикам свои идеи. А те выделяют средства или кладут проекты под сукно, исходя из своих политических приоритетов.

— Если продолжать кинометафору, «Не смотрите наверх» гораздо ближе к реальности, чем все остальные «космические» фильмы?

— Это, конечно, сатира, но в некоторых деталях списанная с реальности практически один в один. В этой картине проехались по всем болевым точкам современной науки, от взаимодействия с прессой до общения с политиками.

— Могут ли Россию и наших специалистов полностью отменить в космосе по очевидным политическим причинам? Что будет, если с нами прекратят сотрудничество Европа и США? Китай же останется.

— Пока Китай продолжает с нами дружить. Пару лет назад Роскосмос подписал с Китаем соглашение о создании новой Международной научной лунной станции (МНЛС). Ближайшее десятилетие станция будет работать в автоматическом режиме, туда будут запускать роботов. Пока наши ракеты и спутники летают, российская космическая наука будет жить. Другое дело, что на протяжении последних 20 лет все самые значительные успехи российской космической науки были связаны с международным сотрудничеством, преимущественно с США и Европой. Российские ученые ставили свои приборы на зарубежные космические аппараты, получали необходимые данные и делали собственные открытия. Например, картографировали залежи воды на Луне и Марсе. Теперь всего этого не будет. Те приборы, которые уже работают на американских и европейских аппаратах у Луны и Марса, продолжают работать. Но наши ученые сейчас оказались под дамокловым мечом: если очередной российский чиновник решит пнуть какого-нибудь своего коллегу из-за океана, наши научные проекты опять пострадают.

Европа и США спокойно проживут без российской космической науки. Например, на марсоходе Curiosity, который совершил посадку на Марс в 2012 году, был всего один наш прибор. Сделать такой прибор для поиска воды на другой планете могли бы научные команды и из других стран. Просто у россиян на тот момент был большой опыт и желание в этом участвовать. В техническом плане, особенно по части МКС, зависимость от России пока сохраняется. Поэтому NASA старательно обходит все болевые точки, связанные с международной ситуацией. На российском сегменте МКС установлены ракетные двигатели, которые поддерживают орбиту и помогают ориентировать станцию, чтобы она «смотрела» в нужную сторону. Пока никто не может нам сказать: отсоединяйте свой сегмент МКС и летите дальше на нем сами, как хотите. Мы, в свою очередь, тоже не можем этого сделать. Российский и американский сегменты МКС взаимозависимы, их не получится просто распилить, задраив люки. Хотя всё к этому идет.

На днях в авторитетном американском издании The Hill вышла статья одного из американских астронавтов Терри Виртса. «Мы должны расстаться с Россией на МКС, — написал он. — NASA должно приложить все необходимые усилия, чтобы избавиться от зависимости от русских». И такие заявления в США звучат всё громче. Наши политики тоже молчать не будут. Пока им еще удается подгадить американцам по мелочи. Так, Рогозин отказался поставлять двигатели РД-181 американцам, а они им необходимы для запуска грузового корабля Cygnus. МКС долгое время держалась, как некая неприкосновенная «башня из слоновой кости», которой не касались «земные» разногласия между странами. Но сегодня политические снаряды рвутся всё ближе к космической станции. Если события и дальше будут развиваться, как сейчас, разлад в космосе неминуем.

— NASA опубликовало несколько снимков Вселенной, полученных с космического телескопа «Джеймс Уэбб». В телеграм-каналах постят эти фото с комментариями вроде «смотрите, как красиво». Рискну предположить, что у человека сведущего при взгляде на эти снимки захватывает дух. Почему? Что там такое особенное можно рассмотреть? «Хаббл», кажется, снял то же самое, только не в цвете и менее резко.

— «Хаббл» — хороший телескоп. Но «Джеймс Уэбб» превосходит его по всем параметрам. Снимок, для которого «Хаббл» копил бы выдержку в течение недели, «Джеймс Уэбб» делает за несколько часов. У «Джеймса Уэбба» другой, более широкий спектральный диапазон. «Хаббл» снимает в видимом диапазоне, а «Уэбб» пользуется диапазоном инфракрасным. Это лучше для науки по нескольким причинам. Такая технология помогает избежать «красного смещения». Чем дальше от нас находится космический объект, тем более красным он нам кажется из-за разницы скорости между ним и нами. И начинается сдвиг спектра. Объект светит с той же самой интенсивностью, но мы этот свет видим уже более красным. «Джеймс Уэбб» умеет это искажение компенсировать. И видит те галактики, которые находятся от нас очень далеко в пространстве и времени.

Самый древний объект, который смог увидеть «Хаббл», — галактика возрастом 600 миллионов лет от рождения нашей Вселенной, которой, по оценкам ученых, 13,7 миллиарда лет. А «Джеймс Уэбб» приблизился к моменту рождения вселенной на 100 миллионов лет. Раньше заглянуть так глубоко в пространстве и времени и с таким высоким качеством было невозможно. У «Хаббла» есть спектрометр, с помощью которого можно определить состав и температуру веществ наблюдаемой галактики. А «Джеймс Уэбб» таким образом может наблюдать сотню галактик одновременно, считывая параметры света и температуры для каждой из них по отдельности. Кроме того, «Джеймс Уэбб» «видит» сквозь скопления межзвездной пыли, которые перекрывали обзор «Хабблу».

— А признаки внеземной жизни можно рассмотреть с помощью «Джеймса Уэбба»? Или космические мегаконструкции?

— На сравнительно близком расстоянии — можно. Но надо понимать, что конкретно мы хотим увидеть. Программа исследования экзопланет — то есть находящихся у других звезд — в телескоп «Джеймс Уэбб» заложена. Но там будет больше внимания уделяться спектру планеты, чтобы понять, из чего состоит ее атмосфера и возможна ли там жизнь. Но если на расстоянии в десятки или сотни световых лет (в галактических масштабах это, можно сказать, близко) телескоп увидит что-то похожее на искусственную мегаконструкцию, ученые смогут ее определить.

— А у нас ведь тоже строится огромный космический телескоп «Миллиметрон». Официальный срок его запуска был намечен на 2029 год. Сегодня в Пущино идут испытания композитных сегментов зеркала для него. Но там предполагалось использование европейских деталей, в частности, итальянских. В сложившейся ситуации этот телескоп вообще будет достроен?

— «Миллиметрон» предполагал международное партнерство в процессе его разработки. Он бы не конкурировал с «Джеймсом Уэббом», а дополнял бы его. «Миллиметрон» предполагает наблюдение в миллиметровых длинах волн, которые еще длиннее, чем инфракрасные. «Хаббл», «Джеймс Уэбб» и «Миллиметрон» все вместе позволили бы увидеть Вселенную полнее, чем каждый по отдельности. Теперь сложно прогнозировать, будет ли «Миллиметрон» достроен и состоится ли его запуск в космос, как планировалось. Сможет ли Россия достроить его без участия европейских партнеров — вопрос не к космонавтике, а к российской микроэлектронике. В таких проектах крайне важны наиболее производительные и совершенные детекторы и фотоматрицы. Эти технологии в нашей стране отстают на десятилетия. Собрать и запустить телескоп в космос Россия, скорее всего, сможет. А вот качество и объемы данных, которые этот аппарат будет передавать на Землю, зависели от международного сотрудничества. Теперь сложно сказать, насколько пострадает проект, если он станет чисто российским.

— Накануне появилась информация, что Дмитрий Рогозин может покинуть пост главы Роскосмоса. На его место прочат вице-премьера Юрия Борисова, который курирует вопросы промышленности, в том числе оборонной. Что изменится для российской космонавтики, если эта перестановка случится?

— Думаю, действия Роскосмоса станут более взвешенными и рациональными. Дмитрий Рогозин превратил возглавляемую им госкорпорацию в средство удовлетворения собственных политических амбиций. И от этого страдают и российские ученые, и авторитет российской космонавтики на международном уровне. Я надеюсь, что Юрий Борисов сможет вести дела спокойнее. Он военный и, если и придет в Роскосмос, то затем, чтобы переориентировать нашу космонавтику на военные рельсы. Но для космонавтики это будет, наверное, не так плохо. Просто потому, что она всегда была значительно милитаризована. Все понимали, что Роскосмос производит баллистические ракеты и спутники-шпионы. И международному сотрудничеству этот факт не препятствовал. В отличие от взаимных ультиматумов, угроз и прочих политических игр.

— А конверсия может начаться с приходом в Роскосмос нового руководителя?

— Она и не прекращалась. В 90-е и 2000-е годы наша космическая промышленность непрерывно производила что-то для «земных» нужд: санки, кухонные комбайны. В последние годы — лифты, трамваи и пивные заводы. Эта тенденция будет усиливаться. К чести Рогозина надо отметить, что он и полезные вещи делает, находя космическим разработкам прикладное применение в газовой и нефтяной сфере, в авиации. Это поддерживает космическую отрасль, привлекает в нее новые деньги и позволяет платить людям зарплату. И делает отрасль всё менее космической. Но выбора особого нет: если сокращаются заказы на спутники, ракеты и марсоходы, то ты либо не работаешь вообще, либо делаешь санки.

— При этом есть мнение, что при Рогозине в космической отрасли произошло импортозамещение, благодаря которому в мировой космонавтике случился четырехлетний период безаварийных пусков. Это действительно так или пропаганда?

— Полного импортозамещения, конечно, не произошло. Ещё до Рогозина в Роскосмосе придумали термин «импортонезависимость»: мы что-то не можем делать сами, но мы не будем покупать это у одной страны, а купим у другой. С целью «импортонезависимости» Роскосмос начал переходить от микроэлектроники американского и европейского производства к южнокорейской и китайской продукции. Но после 24 февраля были введены новые санкции, в том числе со стороны Тайваня. И это подорвало успехи программы «импортонезависимости», которой Роскосмос занимался с 2014 года. Реальное импортозамещение было связано только с отказом от компонентов украинского производства. Например, раньше российские космические корабли летали на ракетах «Союз» с украинской системой управления. Роскосмос перешел на «Союз-2» с полностью российской системой.

Если же в целом оценивать работу Дмитрия Рогозина по результатам, я согласен, что при нем в Роскосмосе произошли серьезные положительные изменения. Сниженная, практически нулевая аварийность — да. Если не считать пуска тяжелой ракеты «Ангара» этой зимой, когда ракета отработала успешно, а разгонный блок дал сбой и полезная нагрузка не была доставлена туда, куда предполагалось, а сгорела в атмосфере. Роскосмос приложил некоторые усилия, чтобы замолчать этот факт и не портить статистику, но авария там была однозначно. Но наши ракеты, действительно, стали гораздо надежнее. Если в первые годы его руководства можно было говорить, что это ракеты, которые были произведены до его прихода, то сейчас уже можно говорить, что беспрецедентная безаварийность была достигнута при его руководстве. Даже в советское время такого не было. Кроме того, в Роскосмосе стало гораздо меньше коррупционных скандалов. У Рогозина есть две ипостаси. С одной стороны, он хороший хозяйственник, который может наладить работу. И при этом он творит совершенно безумные вещи идеологического плана, которые в конечном счете сказываются на его же хозяйстве. Если бы не это, он мог бы оставить свой след в отечественной космонавтике на уровне Мишина или других руководителей отрасли разных лет. Но его безумное желание поиграть в «Звездные войны» портит всю картину.

— При этом в последнее время запланированных запусков у Роскосмоса стало гораздо меньше, чем в прежние годы.

— Это связано как раз с отказом от международного сотрудничества. Иностранные коммерческие заказы поддерживали Роскосмос финансово, на иностранных контрактах корпорация зарабатывала до 25 % своего бюджета. И стараниями Рогозина как минимум 8–9 пусков в 2022 году отвалились, потому что Роскосмос не будет выполнять международные контракты для компании OneWeb или для того же Европейского космического агентства. Всё это свидетельствует о снижении востребованности российской космонавтики на международном рынке. Другие контракты тоже оказываются под угрозой заморозки после 24 февраля. При этом количество государственных запусков Роскосмоса тоже сокращается. Это связано с проблемами импортозамещения и сокращением финансирования отрасли. Теперь 2020 и 2021 годы, которые мы считали кризисными для нашей космонавтики, выглядят как золотой век.

— Вы плотно занимаетесь космической тематикой с 2012 года. Как изменилось за это время по вашим ощущениям отношение к теме космоса в российском обществе? Кажется, это сегодня вообще мало кому интересно. Даже имен космонавтов из актуальной команды никто толком не знает. Выходит, наша сверхдержава вполне может жить без космоса?

— Это сложный комплексный вопрос. Серьезное охлаждение интереса к космосу в России и в других странах произошло с середины 90-х, когда люди поняли, что это прикладная сфера. Романтика из отрасли ушла. Одновременно и за рубежом, и у нас стало сокращаться финансирование. Человечество нашло другие, более легкие и привлекательные способы самореализации. Рост интереса произошел с развитием частной космонавтики. Люди увидели новые возможности, которые могут касаться их лично, — от космического туризма до открытия космической компании или покупки ее акций. В России ситуация с популяризацией космонавтики за последние 10 лет тоже улучшилась. Конечно, не моими стараниями, тут один человек ничего не сможет сделать. Если, конечно, это не Илон Маск. Сегодня он — главный популяризатор космонавтики, как раньше — Гагарин.

И вы совершенно напрасно говорите, что сегодня никто не знает российских космонавтов. На МКС работает Олег Артемьев, а у него в TikTok два миллиона подписчиков. И по большей части это россияне. Конечно, возвращения во времена 50–60-х годов, когда космос будоражил умы, не будет. Разве что — когда люди на Марс полетят. Конкуренция за внимание аудитории слишком велика. Но и тот факт, что в соцсетях и телеграм-каналах так широко разошлись снимки с телескопа «Джон Уэбб», говорит о том, что космос не утратил широкого интереса людей. До этого подобный всплеск интереса был, когда Илон Маск автомобиль в космос запустил. И этот образ тронул даже людей, далеких от науки. Они почувствовали в этом некое дуновение мечты или реализацию научной фантастики. Телескоп «Джеймс Уэбб» сегодня делает нечто подобное.

Беседовала Венера Галеева, «Фонтанка.ру»