Дело в том, что без устали работающие госдумцы сумели в разгар лета внести законодательную инициативу, официально именующуюся «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части запрета информации, пропагандирующей нетрадиционные сексуальные отношения». Казалось бы, очередной приступ борьбы с ЛГБТ+ или ЛГБТК (кому как нравится). Теперь уже и взрослым нельзя будет о них рассказывать. За что там когда-то посадили Оскара Уайльда — студенты-филологи, по идее, должны будут только догадываться. Или, как нам в свое время в английской школе говорили, «за аморальность».
Однако в такого рода законотворческих инициативах максимум удовольствия получаешь от чтения пояснительных записок, в которых раскрывается весь скрепнущий день ото дня потенциал оберегающих нас от козней Запада. Применительно к данному случаю в пояснительной записке образ жизни чайлдфри (без детей) приравнен к нетрадиционным сексуальным отношениям. Сразу хочется спросить: а как же Ленин? Он что, всю жизнь занимался нетрадиционным сексом? За что же ему тогда сейчас памятники на Украине восстанавливают? Неужели за это?
Чувствую, что надо быть благодарным депутатам за то, что подкинули благодатную тему. Деторождение и последующее воспитание нового поколения оказалось одной из тех функций, которые сохранились в семье. Прогресс разделения труда постепенно изымал из семьи если не всё, то очень многое: строительство жилья, шитье одежды, обеспечение едой, и отчасти ее приготовление. А вот дети остались в семье. Или, говоря казенным языком, воспроизводство населения.
В прежние времена с детьми было всё ясно: они были инвестиционным проектом родителей. Причем двояко. С одной стороны, подрастающие дети вносили вклад в общее богатство семьи. Если обратиться ко временам Адама Смита, то легко понять, почему рост благосостояния бедных классов вел к росту рождаемости. «Труд каждого ребенка, — писал основоположник экономической науки, — до той поры, когда он в состоянии покинуть родительский дом, приносит родителям, как высчитывают, сто фунтов стерлингов чистого барыша». Важно было иметь средства дорастить ребенка до того возраста, когда он начинал приносить этот «барыш». Когда эти средства появлялись, то увеличение числа детей в семье означало наличие большего количества прибыльных инвестиционных проектов (с поправкой на высокую смертность, конечно).
С другой стороны, дети были своеобразными инвестициями в социальное страхование. Живой пенсионный фонд родителей (впрочем, и сейчас это достаточно актуально, особенно в России, где от государства не дождешься). В то же время в богатых странах с сильной системой социального страхования и эта сторона выгод от детей себя изживает.
Американский экономист Теодор Шульц в связи с процессом утраты материальных выгод обзаведения детьми в развитых странах выдал чеканную формулировку: «Дети — капитал бедняков». В процветающих сообществах они превращаются в то, что экономисты называют общественным благом: общественная польза от них в виде воспроизводства социума не подкреплена стимулами персонального участия в нем. Выгоды уклониста (в экономике его называют «безбилетником», а на языке оригинала — free-rider) с развитием общества становятся всё выше. Как, впрочем, и издержки, которые вынуждены брать на себя родители.
В одном из исследований интервьюируемый прекрасно сформулировал негативную мотивацию чайлдфри: «Дети поглощают массу ресурсов, причём денежные даже не на первом месте — это время, силы, свобода, личное пространство, нервы, эмоциональная вовлеченность, забота и т. п.». Как же государства пытаются противостоять этой мотивации?
Создают стимулы. Про материнский капитал все знают. Однако в развитых странах имеют место проявления куда более высокой щедрости: социальный пакет (выплаты, субсидии и налоговые льготы) одинокого родителя с двумя детьми в 9 странах Евросоюза превышал 15 тыс. евро в год, в 6 странах — 20 тыс. евро и был максимальным в Дании (более 31 тыс. евро). В 9 странах этот пакет превышал минимальную зарплату, а в Великобритании составлял 160 % минимальной зарплаты. В 11 странах Евросоюза он равнялся более половины чистого дохода одинокого человека, получающего среднюю зарплату; в 6 странах — более 60 % и в Дании — более 70 %. Фактически труд по воспитанию детей превратился в значительной степени оплачиваемый.
В то же время тенденция к сознательно выбираемой бездетности есть результат урбанизации и свободы от стереотипов. Пожалуй, наиболее ярко это иллюстрируется на примере Москвы: чем дольше человек живет в столице и чем он моложе, тем выше склонность обойтись без детей. Так, например, в одном из вопросов по теме чайлдфри из живущих всю жизнь в Москве людей в возрасте 20–29 лет предпочли бездетность 13 %; тогда как носителей аналогичного предпочтения среди 40–49-летних и живущих менее 10 лет в Москве оказалось лишь 1,4 %.
В крупных российских мегаполисах выбор в пользу чайлдфри становится всё более оправданным с позиции рационального экономического агента («человека экономического»). Он значительно повышает шансы стать единоличным владельцем дополнительных жилых площадей (например, по наследству от предков), сдача в аренду которых обычно приносит превышающий среднюю пенсию доход. Отсутствие собственных наследников исключает претендентов на занятие наследуемой жилплощади. При появлении проблемы ухода в пожилом возрасте она решается развитием комфортабельных частных домов престарелых, использующих, в частности, схемы залога квартир. Если риски оппортунистического поведения этих домов будут стабильно ниже рисков оппортунистического поведения детей, то склонность выбора в пользу чайлдфри станет и далее расти. Никакой закон не поможет.
Тем не менее жду дальнейших усилий российской власти по подавлению идеологии (а, возможно, не только идеологии) чайлдфри. Ничего не стоит, например, объявить сознательную бездетность преступным бездействием! А также уклонением от уплаты налога (что, по сути, верно). И дополнить соответствующие статьи УК. Или почему бы не попробовать воплотить нечто вроде сценария киносериала «Рассказ служанки», где большинство женщин принадлежит к низшей касте (служанок) и принудительно занято деторождением. Наш «скрепный путь» того стоит.
Согласны с автором?