Почему у постсоветской России не было «европейского будущего»?

В последнее время всё чаще стали попадаться исполненные тревожного пессимизма сетевые посты моих друзей, сокрушающихся по поводу того, что в текущем году всё в России окончательно «пошло куда-то не туда». А именно — не в сторону «цивилизации», а в прямо противоположном направлении, хотя были же, были, и ещё так недавно, у России такие хорошие шансы стать нормальной европейской страной!..

И вот что мне подумалось в этой связи.

Не было у современной России — по крайней мере, после того, как Ельцин расстрелял парламент и начал войну в Чечне, — никакого будущего, кроме либо реставрации империи (как оно в итоге и случилось), либо окончательного её распада. Точнее, «светлое европейское будущее России» было лишь в головах у людей, страстно о нём мечтавших ещё со времён хрущёвской оттепели.

Точка бифуркации между распадом империи и её реставрацией прошла в 1999–2000 гг., когда ведший дело к расползанию империи на части неэффективный её реставратор Ельцин ушёл — и дал дорогу эффективному реставратору.

Поэтому нет, на мой взгляд, никаких оснований нынче так кручиниться, как это делают очень многие. Точнее, эти основания появились гораздо раньше. А еще точнее, были всегда.

Иными словами, всё закономерно. И ничего, кроме упомянутых двух вариантов дальнейшего бытия, у России нет. Как не было никогда.

Если случалось в прошлом «слишком много реставрации» — раздавался скрежет ржавых имперских колёс, накатывали неудачи на внешних фронтах, и в итоге спешно наступала либерализация.

Но как только этой либерализации оказывалось «слишком много», а это происходило очень быстро, — наступал стремительный державный распад, после чего учинялась новая реставрация «железом и кровью», при смиренном «глубинном» согласии с этим внешне «неразумно бунтующей» основной массы народа.

Но главное даже не это. Главное — то, что именно такой Европа, а с некоторых пор и США, хотели и хотят видеть Россию: упрощённо дикой и страшноватой, позволяющей Западу на этом «устойчиво тревожном фоне» успешно консолидироваться и самоидентифицироваться. И именно в этом, тревожно-диковатом направлении Запад Россию и подталкивает, хотя сам при этом искренне полагает, что ему бы «в идеале» хотелось «вечного Горбачёва». Но в том-то и дело, что Горбачёв был интересен Западу именно как добрый хозяин «страшного медведя с кровавыми когтями и зубами», заставивший этого медведя нацепить юбочку, сесть на велосипед и заиграть на балалайке.

А как только при Ельцине Россия стала реально сдуваться, постепенно проступило, что тем самым она перестаёт выполнять свою привычную историческую межцивилизационную функцию.

Вот почему Запад никогда не был сторонником окончательного демонтажа РФ и слепо-глухо-немо взирал и на расстрел парламента, и на чеченские войны, и на подтасованные «выборы сердцем», и на многое другое.

Как не был Запад искренним сторонником реальной «европеизации» РФ, а с приходом эффективного державного реставратора Путина очень быстро начал Россию геополитически «троллить», постоянно подталкивая её «назад в СССР», т. е. к углублению конфронтации, и с неотрефлексированным удовольствием узнавая в ней привычные «очень страшные» очертания. Повторяю — всё это происходило на уровне цивилизационных инстинктов, а не официозно фальшивых дискурсов.

Вот, например, почему никому из европейских стран не пришло в голову наладить с РФ безвизовое общение (хотя было ясно, что в этом случае уровень культурной близости жителей России к Европе существенно повысился бы, а вероятность конфронтации между РФ и ЕС — снизилась), ведь тогда оказалось бы, что русские — не такие, какими их привыкли ощущать европейцы. То есть не «совершенно другие и очень опасные», а «почти такие же, как мы, да и не особо страшные».

Вот почему двигали с «упорством идиота» и вопреки пророческим предостережениям Самюэля Хантингтона (а на самом деле — всё с той же привычно консолидирующей Запад троллически-антироссийской сверхцелью) систему ПРО и НАТО на Восток. Притом ещё в ту пору, когда Путин старательно учился говорить по-английски и радовался, что лидеры Запада тусят с ним «без галстуков» и «пускают в G7».

Но дружба дружбой, а процесс продолжал развиваться step by step. В конце концов в него вовлеклась и Россия, и тоже стала «привычно скалить зубы», только куда менее изящно и дипломатически отлакированно. Тем более что архетип «всенародной консолидации» перед лицом «комбинированного похода Антанты» был в России отработан также очень давно. Как минимум — со времён Ливонской войны Ивана Грозного.

Вот почему с такой взаимной готовностью обе стороны ухватились за «кейс 2014 года» и с чувством глубокого, как можно было заметить, взаимного удовлетворения — вместо того, чтобы найти способ попытаться решить крымско-донбасский конфликт правовым путём (ну, хотя бы предложив проведение на «спорных территориях» независимых референдумов под третейским международным наблюдением), превратили его в «вечную склоку», наглядно и доходчиво, а потому психологически комфортно объясняющую обеим сторонам, почему им надо впредь «быть всегда начеку» и постоянно ждать дальнейших «провокаций и подлостей» от своего спарринг-партнёра по геополитической толкотне рогами и курдюками.

И вот, в конце концов, чтобы не дай бог РФ не отшатнулась в последний момент от уже почти взятого ею финального курса на «креативное бодание», ей показали куртуазный еврокукиш с запуском СП-2, да ещё и стали «корчить обидные рожи», на серьёзных щах рассуждая о вступлении Украины в НАТО. Словесно, и притом вполне искренне, всё делалось во имя «ещё большей безопасности». Но по «вытесненному по Фрейду» факту — дабы ткнуть медведя палкой побольнее в брюхо (или куда поинтересней) и максимально подтолкнуть его к тому, чтобы он уже, наконец, слез с велосипеда, разодрал в клочья свою цирковую юбчонку, разгрыз с рычанием обрыднувшую балалайку и превратился в привычного «страшного мохнатого русского казака-разбойника» (сиречь на сетевом новоязе — «орка»), которым европейцы привычно стращали себя на протяжении столетий. И сколько бы ни убеждали себя сами европейцы (и даже американцы), что у них есть масса дел поважнее, чем Россия, на самом деле, как наглядно показал XXI век, без «страшной России» им непривычно, а потому ещё более тревожно и непонятно, чем с ней. И никакие Хусейны, бен Ладены и Милошевичи, и никакие КНР и КНДР — Россию в этом плане заменить не могут. Одни — слишком коротки во времени. Другие — слишком удалены в пространстве.

Собственно, об этом, как я понимаю, пытался только что сказать американцам Роджер Уотерс в интервью CNN (подвергнутом впоследствии редакционной цензуре), где назвал Байдена «начинающим военным преступником», «разжигающим» войну "в" Украине.

Институционально устойчивый страх перед «огромной дикой Россией», требующий перманентной актуализации, уже давно стал частью европейского, а в XX веке и американского культурного кода. Как, впрочем, и зависть к Европе и стремление заставить её себя «уважать» — стали частью русского культурного кода. И вот эти не особо миролюбивые коды в постсоветский период по новой пробудились с обеих сторон и слились в привычном созависимом БДСМ-экстазе.

Одним словом, сладко-токсичная культурно-историческая парочка «Россия и Запад» сложилась давно, как минимум с XV-XVI вв. И ни во что другое переформатироваться она как не могла, так и не сможет. Ибо, как безжалостно-наглядно показывают и прошлое, и настоящее, «душа народная» (как бы ни камлали и ни заклинали отдельные просвещённые люди там и тут) с обеих сторон просит перманентной холодной войны — с короткими пересменками на оттепельно-перестроечные братания под «Подмосковные вечера» на разных евроязыках, а также под музыку Scorpions и «Парка Горького». И так будет вечно. А точнее, до тех пор, пока и с той, и с другой стороны рулят ментальные скрепы державности и больших коллективных общностей.

Страдают же от всего этого — люди и их региональные дома. И просто их дома. Впрочем, им не привыкать...

Даниил Коцюбинский