Социолог — о том, как меняется культурное пространство Петербурга

В чем заключался феномен креативных кластеров, таких как Севкабель, Новая Голландия, галерея «Егорка»? Почему современные культурные пространства похожи друг на друга? И станут ли кафе новыми офисами?

Мы поговорили с Маргаритой Кулевой, кандидатом социологических наук, доцентом департамента социологии НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург. Читайте о том, как изменился культурный ландшафт Петербурга за последнее десятилетие и какие культурные объекты в городе отражают нашу современность.

— Маргарита, что мы можем считать «городской культурой»?

— Я, как и многие мои коллеги, которые занимаются теорией культуры, бьюсь над вопросом, как мы можем идентифицировать понятие «культура» и нужно ли это делать.

Есть обыденное понимание, что городские культуры — они же уличные — не помещаются в рамки высокой культуры. Хотя почему бы и не назвать искусство, расположенное вне музея, тоже искусством?

Антропологическое понимание этого термина более широкое: это не только искусство, но и например, обычаи, законы, социальные практики. Для меня же интереснее почему мы называем что-то одно культурой, а что-то другое так не обозначаем. Категории визуального искусства и перформанса не вызывают у нас сомнений в своей принадлежности к культуре. А вот можем ли мы считать культурой гастрономическую сцену?

Мне нравится словосочетание «городские культуры» тем, что оно не предполагает введение жестких дефиниций между «культурой» и «не культурой». Для меня оно означает идентичность города. Например, если мы приезжаем в Петербург, то можем ожидать определенный спектр архитектурных и гастрономических впечатлений. Если же поедем в Сеул, то наши ожидания будут совершенно другими.

— Вы проводили лекции о городских тусовках. Можно ли считать «тусовку» частью городской культуры?

— Я понимаю тусовку как флюидную социальную общность, объединенную вокруг культурного феномена. В моей лекции про петербургскую тусовку 2000-х есть тезис, что в тот период город предлагал много неформальных сцен, объединенных вокруг культурных практик. Но к началу 2010-х коммерческое предложение вытеснило эти сцены. Модные и молодежные места, которые мы сейчас привыкли ассоциировать с пониманием культуры, основаны на денежном обмене. Попробуйте прийти в креативное пространство без денег — что вы там будете делать?

— Получается, что концепция креативных кластеров себя изжила?

— Все культурные феномены содержат в себе следы своего времени. Если что-то появляется, то появляется в определенных экономических и политических обстоятельствах. Креативные кластеры — это слепок эпохи конца 2000-х — начала 2010-х, когда эта экономическая модель работала.

В первую очередь потому, что был спрос у поколения молодых. Их портрет можно увидеть в фильме «Питер FM»: это люди с высшим образованием, связанные профессионально с творческой и интеллектуальной деятельностью, с запросом на альтернативное потребление. Под альтернативным я подразумеваю менее массовое и более локальное. Это скорее культура клуба, чем магазина масс-маркет.

Второе обстоятельство: отсутствие достаточного количества формальных институций, которые могли бы этот спрос удовлетворить. В Москве креативных кластеров никогда не было так много. Потому что там появились большие институции с солидным объемом финансирования, куда приходили люди, — «Винзавод», «Гараж», «Стрелка», Еврейский музей и центр толерантности.

И третье: Петербург сам был готов дать возможность для развития кластеров. Первые такие места — например, уже закрывшаяся «Тайга» — располагались в центре, в ветшающих особняках с неопределенным статусом. Чаще всего это был временный вариант для хозяев здания.

Креативные пространства были вехой в истории города, которая стала возможной благодаря этим трем условиям. Возможно, уже меньше, благодаря тем более коммерческим и простым инициативам, которые стали популярны в последнее время. Тем не менее, мне бы хотелось по-прежнему видеть в Петербурге больше смешанных пространств, которые могли бы сочетать культурную, потребительскую и гражданские функции.

— А что случилось с поколением молодых людей конца 2000-х, нацеленных на альтернативное потребление?

— Многие как работали, так и продолжают, потому что для творческих людей профессиональная идентичность очень важна. Сложно отказаться от того, чтобы называть себя художницей или музыкантом. Поэтому, несмотря на не самые лучшие условия труда, многие протохипстеры остались культурными работниками.

Петербургу сейчас не хватает поддержки новых инициатив, которые бы сделали город локальным культурным лидером. Лично мне всегда не хватало открытости города к разнообразию, интереса горожан к разным ценностям, принятию человеческой индивидуальности и тела.

— Но у нас уже есть интерес к европейскому образу жизни. Самый бытовой пример — горожане активно пересаживаются на велосипеды.

— Думаю, это действительно так. Тем не менее, для поддержки велосипедизации нужна не только мода, но инфраструктура и экономическая необходимость. Почему в Голландии и Дании много велосипедистов? Не только потому что они не любят ездить на машинах, — просто там дорогой бензин, негде парковаться и нигде не проехать. Велосипед — это ведь еще и возможность экономить.

За последние десять лет у нас, наоборот, произошел расцвет такси и доставки, который сильно повлиял на потребительские практики.

Развитая транспортная инфраструктура способствует мобильности жителей, выстраивает «ритм города». Битум «Газпром нефти» поддерживает этот ритм: скрепляет составляющие асфальта, оказывает сопротивление жаре и холоду. Чтобы путешествие было не только доступным, но и комфортным и безопасным.

— Вернемся к теме городских культурных пространств: что сегодня характерно для них, помимо коммерциализации?

— Основная тенденция в том, что сейчас они становятся более формальными и большими. Появляются места с очевидной концепцией, основанные на массовых мероприятиях и потребительских практиках. Смотришь на эти культурные пространства и думаешь, что один город ничем не отличается от другого. Они достаточно предсказуемые, совсем как моллы.

Может быть, это связано не с Петербургом, а с развитием городов в целом. В прошлом году я была в Лондоне и увидела новый центр в районе Кингс Кросс, где раньше были не радующие глаз развалины краснокирпичной архитектуры. Теперь там открылись бары и рестораны, появился симпатичный дизайн и необычные архитектурные решения, народ тусуется. Можно ли там приятно выпить вина с друзьями? Да. Посоветовала бы я это место знакомым, которые первый раз приезжают в Лондон? Нет, ведь в нем нет ничего локального.

— Какой культурный объект Петербурга, как вам кажется, отражает нашу современность?

— Например, «Севкабель». Он предлагает разностороннее культурное предложение, которое можно получить в европейских культурных столицах, при этом сохраняя локальность места: благодаря близости к воде понимаешь, что находишься в Петербурге. Это как джентрифицированный рынок в Испании или Португалии, в котором все еще есть старые вывески и осталась пара сохранившихся [со старых времен] лавочек. Такая игра в локальность.

Точки культурного притяжения на Васильевском острове стали ещё привлекательнее для горожан после постройки ЗСД. Выдержать высокий трафик его покрытию помогает специальное вяжущее, которое работает вне зависимости от погоды на Заливе.

Еще я бы выделила Новую Голландию — для меня это пример открытого и гибкого проекта, учитывающего точки зрения как раз разных социальных групп. Также невозможно игнорировать сцену маленьких галерей и культурных организаций — например, коммунальная галерея «Егорка» или Money gallery, — которая, может быть, видна меньшему количеству горожан, но все равно существует.

Новой точкой притяжения может стать Охтинский мыс — участок у Большеохтинского моста. Там сейчас планируется пространство, которое объединит парк, музей археологии, кафе, деловую площадку и актуальную архитектуру.

— А как со временем меняется концепция третьего места — пространства, в котором люди проводят досуг?

— Мы можем наблюдать, как работа хлынула из офисов в третьи места. У меня был недавно забавный случай: я опаздывала и остановилась в кафе, чтобы присоединиться к семинару оттуда. Для меня это было в новинку: я предпочитаю участвовать в таких собраниях из офиса или дома.

Когда я оглянулась, то поняла: все остальные посетители здесь тоже работают. Справа от меня была сессия психотерапии, слева деловая встреча, и еще неподалеку сидела компания, изучающая вместе английский язык. Если бы я пришла туда отдыхать, на свидание или для встречи с друзьями, то находиться там было бы странно.

Третье место — это уже не сочетание разных активностей, а скорее смещение в сторону производства, которое захватывает всё больше пространства. Работа становится сферой жизни, которую мы сами пытаемся разнообразить (ведь работать из кафе порой приятнее, чем из дома или офиса). К тому же работа вытесняется из последнего — аренда офисных пространств становится слишком дорогой.

Возможно, что в третьих местах скоро появятся новые правила [регулирующие эти пространства]. Уже есть кафе, в которых нельзя пользоваться лэптопом. Почему бы и не появиться плате за его использование?

Интересно, как люди будут делить эти места, — ведь человек заполняет пространство своим голосом. А что будет, если все в помещении одновременно зайдут в Zoom? Это очень любопытная тема.

— Суммируя ваши наблюдения за городом — есть ли формула петербургской идентичности?

— Это разнообразное культурное предложение: сочетание культурного наследия и неформальных инициатив, маленьких баров и галерей, в которых можно приятно провести время и посмотреть на интересных людей. А еще есть особенность, которая ни в каких гидах не упоминается: Петербург достаточно affordable город, здесь можно много всего сделать относительно недорого.

В городе мы постоянно находимся в движении: из бизнес-центра едем на ланч с друзьями, с новой выставки идем в любимый ресторан.

Развиваются новые локации. Чтобы они были востребованы, рядом должны быть дороги и соответствующая транспортная доступность. Чтобы дороги служили дольше, сегодня строители особое внимание уделяют качеству материалов, их адаптивности. В команде «Газпром нефти», производителя главного компонента дороги — битума — знают о нем практически все: ведь в собственном НИЦ они могут воссоздать условия и МКАДа, и Камчатки, и даже жаркого Сочи.

Новости компаний