«Мать хочет получать деньги, а я хочу, чтобы он вернулся живой». Петербурженка пытается вернуть из Донбасса осуждённого родственника

Оксана (имена и степень родства изменены по просьбе героини публикации. — Прим. ред.) почти месяц добивалась от официальных инстанций ответа на вопрос, куда пропал её осуждённый племянник. После писем и попыток правозащитников его найти ей позвонили из ДНР.

Максим вырос в небольшом городе в Ленобласти с населением в несколько тысяч человек. Его мать — продавщица. Отец умер. Когда Максим был подростком, мать вышла замуж повторно, в новом браке родила двоих детей. Оксана — не близкая родственница Максима, перед наименованием стоит «двоюродная». По её словам, с племянником она начала общаться, когда тому уже исполнилось 18 и он попал в передрягу — угнал машину. «Я его поддерживала, ездила на свидания, носила передачки. Сказала ему, что если он ещё раз попадётся, то я его не буду поддерживать. Тогда в первый раз это были для него лёгкие деньги. Он отсидел два года, вышел, пошёл работать на стройку, потом в больницу, затем в Тосно на фабрике работал. Не знаю, что пошло не так, зачем он второй раз решил угнать машину в прошлом году. Причем угнал «Жигули», которая стоила ну 50 тысяч рублей, мне непонятно, но я с ним это не обсуждала. 28 февраля этого года его осудили», — рассказывает Оксана.

Во второй раз она старалась сдержать обещание, но всё равно созванивалась с родственником, следила за его передвижениями: сначала он был в «Крестах», потом, 1 апреля, перевели в «Яблоневку».

Максиму 22 года. По словам Оксаны, через год он должен был выйти на свободу. «Несколько месяцев назад я прочитала в телеграм-каналах, что начали набирать добровольцев среди заключённых, созвонилась с Максимом, сказала ему, чтобы он не вздумал ехать. Он тогда сказал, что точно не поедет — он хочет жить. Я тогда думала, что ему и вряд ли предложат — ему сидеть-то оставался год и не такая тяжкая статья».

3 июля Оксана увидела, что ей звонили из колонии — трубку взять не успела. «Думала, что потом перезвонит, но он так и не перезвонил, а 12 июля мне позвонила его мать. Она сказала, что Максим звонил ей 10 июля, сообщил, что находится в Ростовской области, и попросил данные паспорта — туда должна приходить какая-то зарплата», — рассказывает она. После этого Оксана начала поиски.

Она написала в прокуратуру, уполномоченному по правам человека, в колонию, в правозащитную организацию «Русь сидящая» и начала искать по соцсетям — смотреть, что пишут про «Яблоневку». Правозащитники Оксане дали контакты адвоката, также подключившегося к поискам Максима. В тот же день вечером он проявился: «Позвонил матери и попросил не устраивать балаган, сказал, что у него всё нормально, просто он в другой колонии».

К этому моменту Оксана уже знала, что это не так.

«Я нашла женщин, у которых близкие так же пропали, но они оказались не готовы бороться, как я. У них связи с ними не было, нам же, как только я писала новые обращения, Максим перезванивал или отписывался, что у него всё хорошо», — говорит Оксана.

К поиску Максима в какой-то момент подключились в петербургской ОНК, представители комиссии посетили колонию, но его там не нашли. От аппарата уполномоченного по правам человека Оксане пришёл ответ, пересланный из УФСИН: там отказывались предоставлять данные на основании того, что в деле осуждённого в разделе родственников в качестве контакта указана мать.

В августе Максим вышел на связь с Оксаной. «Позвонил и сказал, что он там с 10 июля, что они идут на [объект на территории ЛДНР]. Сначала им говорили, что они там будут отдыхать, но оказалось, что это не так. Из 46 человек, которые с ним уехали, остались 10. Он просил продолжать писать письма, он хочет вернуться», — рассказала Оксана. По её словам, Максима сейчас не отправляют на передовую, она уверена, что это — из-за её активности.

Когда Оксана услышала, что он хочет назад, то связалась с матерью Максима. Та к тому моменту уже получила первую зарплату — 100 тысяч.

Ехать за ней нужно было сначала на Чёрную речку, затем локацию поменяли и предложили заехать в офис на канал Грибоедова. «Если она берёт деньги, значит, соглашается на их условия, то есть фактически она его продаёт. Смысл мне писать эти письма тогда, это нелепо выглядит. Мать хочет получать деньги, а я хочу, чтобы он вернулся живой», — рассуждает Оксана.

После звонка Максима она написала его матери, но та её заблокировала, а Максим снова перестал выходить на связь. Тогда Оксана отправила заявление в полицию (копия обращения есть в редакции «Фонтанки»). «Пускай просто вернут его назад, я перестану писать и даже больше не буду разбираться, на каком основании он туда попал», — добавляет она.

Участие заключённых в спецоперации уже перестали отрицать даже в публичном поле.

В одном из выпусков программы «Бесогон» Никита Михалков упомянул Константина Тулинова, рассказав о нём как о герое: доброволец прикрыл товарищей в украинском лесу; уже раненый, он подпустил поближе врага, после чего подорвался на гранате и погиб. В Петербурге в следственном изоляторе «Кресты» Тулинов вместе с друзьями вымогал деньги у других заключенных. О другом погибшем стало известно после того, как его могилу посетил петербургский бизнесмен Евгений Пригожин.

По словам главы организации «Русь сидящая» Ольги Романовой, обращения от родственников, которые ищут своих осуждённых близких, им поступают регулярно. «Кто-то просит помочь вывезти тело из Луганска, кто-то — раненого, кто-то не может денег получить. Но мы в таких обращениях отказываем — мы не поедем в Луганск, мы правозащитная организация. У нас есть на сайте проекты обращений, которые можно писать в таких ситуациях. Одна женщина из Тверской области смогла так отбить своего родственника, правда, потом сказала, что была б это не частная компания, а военные, она была бы не против».

Романова отмечает, что условия, которые предлагают осуждённым, у всех к ним обратившихся одинаковые: 100 тысяч рублей в месяц наличными им самим или родственникам, 100 тысяч премия, помилование после 6 месяцев участия в военных действиях и компенсация 5 млн рублей в случае смерти. «Контракты не подписывают, — говорит Романова. — Только ходатайство о переводе в УФСИН Ростовской области и прошение о помиловании на президента».

Ксения Клочкова, «Фонтанка.ру»