Болезнь пережитой войны. Как 23-летнего волгоградца судят за сожженное в Петербурге чучело

24 февраля переехавший два года назад в Петербург 22-летний Игорь вышел на митинг к Гостиному двору. Это была несогласованная акция после начала специальной военной операции на территории Украины. Игоря задержали, после суток в полиции отвезли в суд и выписали штраф в 10 тысяч рублей.

Возле суда он встретил Соню — она ждала свою подругу, которую тоже задержали на акции. Игорь разговорился с ней, затем, когда подругу Сони отпустили, он подвёз на каршеринге девушек до дома. Через несколько дней Соня написала Игорю и предложила поучаствовать в акции — сжечь чучело в военной форме. Спустя почти полгода после тех событий Игорь оказался на скамье подсудимых — ему вменяют хулиганство по мотивам политической ненависти (максимальное наказание — 7 лет лишения свободы), Соня тоже в числе обвиняемых, но она успела сбежать за границу. «Фонтанка» рассказывает о том, чем закончилось судебное следствие по делу о сожжённом чучеле.

У дверей, ведущих в холл Василеостровского районного суда, — толпа. Молодые люди и девушки ждут, когда приставы поведут Игоря Мальцева (для друзей он Егор Скороходов, это важно, но об этом — дальше). Полицейские закрывают двери холла и не дают собравшимся увидеть Игоря. На предыдущие заседания они всё-таки успевали прокричать ему «мы с тобой» и похлопать в ладоши в знак поддержки.

Зал судебных заседаний маленький, вмещается только 18 человек, остальные сочувствующие остаются ждать под дверью, вместе с ними и мать Игоря. На последнем заседании судебного следствия она должна выступить свидетелем. Её приглашают в зал почти сразу. Она пытается начать говорить, но не может. Смотрит на сына и начинает рыдать. Судья объявляет перерыв на пару минут, дав женщине успокоиться. Она приходит в себя и после вопроса прокурора с просьбой рассказать о сыне начинает повествование.

Игорь родился под Волгоградом, в полной семье. Отец — ветеран первой чеченской кампании. Вернулся с фронта, купил на выплаченную после этого премию дом и машину. О том, что совместная жизнь с отцом Игоря невозможна, его мать поняла через 5 лет после рождения сына. Что происходило в течение этого времени она описала лишь общими словами, которые наверняка бы поняли женщины, дождавшиеся мужей с фронта: «Его посттравматический синдром отражался на мне и ребёнке».

Почти сразу после того, как ушла от мужа, она попала в серьёзное ДТП. С места происшествия её увезли в реанимацию, некоторое время она пролежала в больнице в коме. По её словам, череда этих событий отразилась на ребёнке — у мальчика был стресс и депрессия. Именно детские годы и стали определяющие для мировоззрения Игоря: с одной стороны, он интересовался всем, что касалось Великой Отечественной войны, восторгался Родиной-матерью, ездил автостопом по местам воинской славы, с другой стороны, вырос несгибаемым пацифистом. И хоть мать предлагала ему стать военным, намеренно выбрал мирную специальность — автомеханик, а из колледжа пошёл на альтернативную гражданскую службу. После её окончания переехал в Петербург, где участвовал в организации благотворительных концертов и чинил велосипеды. «Я уверена, что это [причина уголовного дела] детская травма, связанная с отцом и его болезнью после пережитой войны», — сказала мать Игоря в суде.

Прокурор продолжил вопросы. Его интересовало, ходил ли Игорь на митинги. А когда мать покачала головой — вроде ходил на один митинг, но какой, не помнит — попросил судью найти её показания в протоколе. «Вы сказали следователю на допросе, что он ходил на митинг в поддержку Навального, вы не помните этого?» — строго произнёс гособвинитель. «У меня на руках в этот момент умирала онкобольная мать, она кричала, следователь задавал какие-то наводящие вопросы, но я не помню — для меня вообще эти полгода сплошной ад».

Игорь (или Егор — по словам друзей, он придумал себе другое имя, противопоставляя себя отцу) сидел в клетке, закрывая лицо руками. Мокрые от слёз глаза в зале были не только у него: плакала подруга, приехавшая из Волгограда, и даже девушка-пристав будто бы что-то смахивала со щеки.

Серьёзным оставался лишь представитель прокуратуры.

Суд перешёл к допросу самого Игоря. Он сообщил, что факт участия в акции признаёт, отрицает лишь то, что это нужно квалифицировать как хулиганство — ведь он против войны как таковой (дома у него были значки против войны в Эфиопии), а на Масленицу сжигают всё плохое, вот он вместе с малознакомой девушкой и сжёг чучело в камуфляже без опознавательных знаков. Прокурор остался недоволен ответом и попросил зачитать протокол допроса. В нём Игорь признаёт вину и раскаивается.

Видимо, чтобы доказать сговор и политический мотив (составляющие статьи обвинения), прокурор продолжил:

— Считаете ли специальную военную операцию войной?

— Если я отвечу, меня привлекут по статье о фейках.

Прокурор снова попросил зачитать протокол. Там за Игоря на этот вопрос отвечал адвокат, утверждая, что вопрос очень общий. Затем следователь спрашивал про Владимира Путина.

— Так вы считаете, что Владимир Путин (негативные характеристики президента), — продолжил в суде допрос прокурор.

— Посмотрите YouTube, там всё есть, — устало вздохнул Игорь.

— Давайте снова поднимем ваши данные во время следствия показания. Там вы отвечали иначе... Почему сейчас не сказали? — не останавливался он.

Спрашивал гособвинитель и про движение «Весна», и про оппозиционные чаты. До этого в суде, чтобы доказать политическую составляющую, выступали свидетели — и полицейский, и студенты-второкурсники — все они сильно оскорбились проведённой акцией.

Добившись нужных ответов, прокурор закончил задавать вопросы. А судья объявила перерыв. Судебные прения и, возможно, приговор отложили до конца сентября, чтобы дать участникам процесса сходить в отпуск.

Ксения Клочкова, «Фонтанка.ру»