«Наказывать Россию за Украину кому-то очень выгодно». Что означают споры о «потолке» для газа из России

Судя по отчетам, Россия стремительно теряет доходы от продажи углеводородов. И это на фоне беспрецедентно высоких мировых цен на них. Если нам придется вообще отказаться от денег за газ из Европы, это будет проблемой, которую, впрочем, и так надо было решать еще вчера.

В Европе после долгого периода почти единодушного единства в вопросах противороссийских санкций случился первый сбой консенсуса. Проблема — во введении так называемого «потолка» цен на газ из России. Руководство России уже аллегорически пообещало прекратить поставки совсем, если такое решение будет принято. А тем временем не факт, что оно состоится в принципе. Ряд стран высказались в том ключе, что если уж и устанавливать какие-то потолки, то общие, для всех поставщиков, а не только из России.

Директор Центра энергетических исследований Института проблем ценообразования и регулирования естественных монополий НИУ ВШЭ Вячеслав Кулагин рассказал «Фонтанке», чего ждать от внутриевропейской дискуссии об установлении «потолка» цен на газ, что делать России, если рынок Европы будет потерян, и кому надо принимать трудные решения.

— Были ли в истории газового рынка прецеденты, когда правительства решали, что им нужно ограничивать цены на импортный газ?

— Желание покупать газ дешевле, естественно, было, это нормальное желание. За ним всегда шел нормальный процесс переговоров с компаниями и поставщиками, на каких условиях будут осуществляться поставки. Соответственно, любой контракт был результатом этих переговоров: были либо контракты, на которые были согласны обе стороны, либо спотовая торговля, на рынке и определялись цены.

В переговорах другой стране могли говорить, что мы хотим именно такую цену или такие условия, но опять же, если тот, кто хочет поставлять, соглашается, то подписывали договор, если нет, то не подписывали. Но ультиматумы «мы ни в коем случае не купим по такой цене» и так далее — такого не было.

Даже в многолетнем сериале о торговле за цену газа с Украиной тоже были переговоры двух сторон. Там были длительные истории, которые начинались еще в 90-х годах. Иногда газ на Украину привозили — российский или туркменский, а в Киеве говорили: «У нас денег нет, хотите елки забирайте, хотите — калоши». И это не фигура речи, а реальность. Например, по туркменскому газу как-то расплатились калошами — откуда-то на Украине они остались в огромном количестве среди еще советских стратегических запасов, привезли их в Туркмению, и оказалось, что с их погодными условиями там калоши вообще не нужны, поэтому их потом перепродали. Это было в конце девяностых — начале двухтысячных. Денег ни у кого не было, и это была вполне нормальная практика такого натурального обмена. Но, опять же, так договаривались компании.

Чем коренным образом та ситуация отличается от текущей — все эти переговоры велись до заключения контракта. Сейчас контракты подписаны, и они говорят о том, что в рамках контрактов мы не будем покупать газ по той цене, которая в контракте указана. Это нарушение контракта, когда он уже есть, он должен выполняться.

— А тезис о том, что это будет нарушение договора, не бьется козырем с другой стороны о том, что мы первые изменили условия оплаты и заставили всех через «Газпромбанк» нам платить?

—Нет, это не бьется по одной простой причине, так как там не шла речь о нарушении условий контракта. Те, кто на это согласился, подписали дополнительные уточняющие соглашения об изменении условий оплаты. Там нарушения договора и его разрыва не было. Если, например, Россия подпишет соглашение, что она согласна изменить форму ценообразовательную на что-то другое, то это тоже нарушением не будет. В этом и есть принципиальный момент.

—В разговорах о введении потолка больше политики или экономики?

—Здесь сочетание политики с экономикой. Понятно, что есть желание сэкономить на топливе, но они не скрывают, что вводили санкции, чтобы Россия получала меньше денег от экспорта. При этом ситуация из-за цен сложилась такая, что Россия получает даже больше денег, чем раньше, а весь этот механизм не работает. Значит, нужны следующие политические шаги, чтобы как-то это скорректировать. При этом, что интересно, больше всего эти проекты инициируют и подталкивают те, кто газ у России не покупает.

— То есть это надо рассматривать именно как форму санкций, а не как протекционистские меры?

—Это, скажем так, один из способов санкций в виде протекционизма. Торговля должна быть свободной. Любые ограничения торговли — это санкционные ограничительные механизмы.

— Как тогда возникает разговор о том, чтобы ввести потолок не только для России?

— Пока идея о «потолке» — только предложения отдельных стран. На уровне ЕС гарантий, что с этим согласятся все, нет, и очевидно, почему нет. В плане того, что давайте для всех введем, это как раз правильное замечание: а почему мы к одному поставщику пытаемся ввести ограничения, если цель — снизить цены для потребителей, а к другому поставщику нет.

Это такой риторический вопрос, который, понятно, появляется у многих в ЕС. Согласия в этом вопросе нет, потому что одни страны, например Польша, США, Великобритания, которые не покупают газ в России, говорят «Давайте этот механизм введем», а другие страны прекрасно понимают, что если они его введут, то нарушат условия контракта и газа не получат. Это будет удар по ним: дальше придется идти на рынок, где-то этот газ искать и покупать его в 2–3 раза дороже, чем у России даже без «потолка». Ведь у нас действует формульная контрактная процедура ценообразования, и в ней привязка к нефтепродуктам, которые так сильно не выросли.

Понятно, что зимой на пике цен эта привязка будет более выгодна. Для тех, кто согласится, возникает целый список проблем, поэтому они и говорят, во-первых, для нас это неинтересно, скорее всего, мы совсем без газа останемся, а во-вторых, давайте мы тогда для всех введем это ограничения, и вы тоже тот газ, который получаете, попробуете получать по цене меньше. Это уже элемент политической дискуссии между странами: нельзя сыграть против одного игрока за счет интересов других стран.

Посмотрите сейчас на целый ряд стран Европы. Например, Великобритания отказалась в начале года от российского газа и нефти. Британия не платит России ни копейки, ни доллара, ни цента, ни фунта. Но при этом британский премьер говорит о том, что срочно необходимы сто миллиардов фунтов, чтобы компенсировать затраты на энергоресурсы. Соответственно, эти огромные деньги пошли другим странам, не России: что-то в США, что-то в Норвегию, что-то в Катар. Обвиняют Россию в Великобритании, что плохо, высокие цены на энергоресурсы, а по факту эти деньги идут не в Россию, а другим государствам, и целый ряд компаний делают на этом большие деньги.

Внутренняя некоторая обида тоже появляется у многих стран ЕС: вроде как союзники, вроде как Америка поставляет эти молекулы свободы, но почему на этих молекулах свободы вдруг делают огромные заработки вместо того, чтобы помочь тем, кому тяжело. То есть, по факту, говорится одно, а делается другое и наживаются на том, что плохо другим. Если взять расходы Евросоюза, то они выросли на 700 млрд евро, но России при этом платят столько же, значит, остальные деньги идут кому-то другому.

Наказывать Россию за Украину кому-то очень выгодно, и кто-то на этом хорошо заработает.

Действительно, европейцы, Штаты считали, что экономика России с вводом санкций рухнет, а в Европе ничего не изменится и получится еще ставить свои условия. А вышла картинка другая: рынки сыграли по-другому, причем даже те же переговоры с США идут не так. Им говорят: давайте сбавим цены, на что отвечают, что вы сами создали этот либерализованный спотовый рынок, а мы играем по тем условиям, которые вы создали. На собственную ошибку европейцы и наткнулись. Приходится пытаться выкручиваться и искать виноватого.

А потребителям и промышленности стало слишком тяжело от этого уровня цен. Мне кажется, слишком долго экономическое и социальное лобби молчало и играли политики, а теперь оно начинает серьезно давить и приходится задумываться об интересах экономики, людей и так далее.

Европа говорит о том, что мы сделаем единое экспортное окно, скоординированный механизм закупок. Если до этого они долго строили либерализацию, главный принцип которой — много поставщиков, много закупок, много потребителей, то теперь они фактически уходят в монопсонию (ситуация на рынке, когда имеется только один покупатель и множество продавцов. — Прим. ред.) на внутреннем рынке. Ломаются все принципы прошлых лет.

— Кто больше всего страдает в Европе от высоких цен на газ?

— Все страны. В Европе же был создан спотовый рынок, где поднятие цен в одной стране означало поднятие цен в другой. Та же Британия не получает газ из России, но вопрос в том, что ей американские СПГ приходится покупать по тем же ценам, естественно она из-за этого страдает. Меньше страдают те, кто получает поставки российского газа, потому что просто цена ниже. А так в принципе я не могу сказать, что можно провести прямую параллель, например, Германия и Румыния сильно зависели от российского газа и теперь страдают больше.

У разных стран разные экономики и разная их устойчивость. Инфляция и темпы роста везде разные. Если говорить про страны Прибалтики, которые сейчас лидируют по уровню инфляции в Европе, то там были и другие факторы, в частности через них до недавних пор продолжались серьезные поставки российского топлива, металлов, удобрений и другой продукции. А теперь с начала года там просто пустовали железные дороги, потому что прекратились потоки.

В части зависимости я бы сказал, что Франция, скорее всего, меньше всего страдает, потому что больше половины ее электроэнергетики — на атоме. В Германии же тяжелая промышленность серьёзно зависит от газа, и там не так много возможностей переориентации, там немного заводов СПГ. От Норвегии они что-то получают, но совсем немного. Поэтому Германия и ее потребители будут страдать чуть сильнее, чем остальные страны. Но опять же, цены на электроэнергию подскочили везде.

— Каковы вероятные сценарии развития событий? Что будет и чего не будет, если в Европе все же введут потолок цен на наш газ?

— Чтобы ввести потолок цен на газ, руководство стран должно запретить своим компаниям покупать газ выше такой цены. После этого эти компании должны уведомить «Газпром», что они не намерены исполнять контракты. С этого момента контракты перестают действовать. Раз контракт не действует, поставки не могут осуществляться. Схема простая — это просто отключение тех, кто это сделает, но вопрос в том, что это, естественно, понимает и вторая сторона.

Естественно, европейские страны это понимают и никогда это не согласуют. Либо такие механизмы не появятся вообще, либо это будут обтекаемые формулировки из серии «рекомендовано, может, на будущее», то есть такие гибкие фразы, которые напрямую на текущие поставки и цены не повлияют. Это реалистичный исход событий. Возможно, будут исключения для отдельных стран.

Но в целом сегодня Европа заинтересована в том, чтобы получить как можно больше газа из России, несмотря на цены, хотя все и так понимают, что цены на российское топливо чуть ниже рыночных. Пойти против этого интереса — это убивать собственные экономики, и избиратели этого не поймут.

— А есть нам куда девать газ, если мы перестанем поставлять газ в Европу?

— Нет. Тут простой вопрос. У нас есть внутреннее потребление, которое будет сохраняться, и есть действующие возможности экспорта: действующие трубопроводы, действующие заводы СПГ.

Если говорить про СНГ, то спрос там есть, если про азиатское, то «Сила Сибири» выходит на наращивание мощности, как и планировалось.

А вот дальше на сегодняшний день нам деть газ некуда. Никаких неизвестных заводов СПГ или труб, которые могут за неделю появиться, естественно, нет. Но в течение определенного количества времени, в течение нескольких лет, конечно, могут построить новую инфраструктуру. Перестроиться можно, но это вопрос уже 2030-х годов.

Сейчас у нас Дальневосточный газопровод планируется, в течение нескольких лет может быть построен. Рассматривается расширение «Силы Сибири» — ведутся переговоры с Китаем и Монголией. Когда договорятся, тогда и можно будет прокладывать трубу, это тоже вопрос нескольких лет.

И есть завод СПГ в Арктике, это проект «Арктик-2». Там проблема в том, что ушли многие партнеры, которые должны были поставлять оборудование. Сейчас «Новатэк» эти проблемы пытается решить, и в какой-то мере завод может быть запущен. Пока планы по запуску завода не отменяются.

А проект в Усть-Луге пока на паузе, там планировалось все с немцами, и была более ранняя стадия проработки проекта, чем та же Арктика, так что с этим пока вопрос. У нас разработан план по технологиям СПГ, по их развитию, но, опять же, это план, который будет реализовываться до 30-го года. Пока по технологиям СПГ импортная зависимость будет сохраняться, и немаленькая. Здесь, скорее, вопрос, с какими партнерами мы сможем работать.

— Помогут ли китайцы и есть ли у них такие технологии?

— В части сжижения нужно понимать, что китайцы умеют ректифицировать газ, а сжижать никогда потребности не было, поэтому такого оборудования у Китая нет. Но если посмотреть на список оборудования, который нужен для такого заводика, то там очень длинный перечень — не один десяток пунктиков. Возможно, какие-то из этих составляющих Китай может поставить, но опять же это точечная помощь, а не пакетный завод. Здесь достаточно непростая работа, и основное усилие надо делать на отечественное производство.

Этот вопрос стоит много лет, какой-нибудь метан-пропан произвести можно, вопрос в том, что это тоже сырье, которое далее используется для химических производств. Должно быть само химическое производство, где из этого сырья сделают детский конструктор, ручки, какую-нибудь там трубу или что-то еще.

Тут вопрос не просто энергетики и переработки, тут вопрос промышленности в целом. Нужно выстраивать целиком цепочку, чтобы здесь стояли конечные предприятия и мы могли закрывать свой рынок. Если этого не будет, мы будем искать, куда сбыть это сырье и где там есть заводик, который может это сырье взять. Пока проблема в том, что и сбыть внутри мы это не можем. Нужно синхронно это развивать: одна отрасль делает это, вторая это, третья это. И тогда будут новые производственные объекты, которые будут развивать территории и давать рабочие места.

Идет труба, дальше идет ГПЗ, дальше завод, где как раз получается условный полиэтилен, а дальше должен идти завод, который нуждается в этой продукции. Когда это все выстроится, то это будет и рост ВВП, и гарантии для участников цепочки, что не будет такой ситуации, когда сырье есть, а спроса на него нет.

— Кто и кому должен дать команду так делать?

— В текущей конфигурации управления и существования нашего государства таких схем и проектов было немного, и фактически все эти вопросы решались за столом президента.

Тут можно вспомнить освоение Нижнего Приангарья. Еще в советское время планировали запустить крупный проект, начинали строить ГЭС, потом в 90-е годы все это встало. И дальше вопрос: чтобы запустить проект, нужно ГЭС построить, проложить железную дорогу и возвести металлургические заводы, которые будут работать.

Но электрики не готовы строить и говорят, где мы возьмем деньги и где гарантия, что это будет работать. РЖД железную дорогу не готовы строить, потому что говорят, а вдруг вы там завод потом не построите, а мы кучу денег потратим. Металлурги тем более не готовы ни один завод возводить, пока не решен вопрос поставки электроэнергии и вывоза продукции. Плюс был еще сложный вопрос: чтобы ГЭС построить, нужно было устроить зону затопления и переселить людей из нескольких деревень.

Все стояло, пока это вышло на совещание у президента, и тогда была достигнута наконец договоренность, кто какие обязательства и гарантии на себя берет, а государство обеспечивает переселение людей. Был принят комплексный план, все компании приняли на себя обязательства под курированием соответствующих министерств, и дальше уже можно было проект запускать. Это крупные отраслевые решения, и ниже, чем на уровне правительства или президента, такое решить достаточно сложно.

Можно предположить, что умный человек, работающий в промышленности, договорится с тем, кто работает в нефтегазовом секторе, и выстроит такую цепочку, но здесь еще технологическая проблема. Нужно развивать свои технологии, чтобы нормально их запускать. Промышленность готова брать технологии, когда они уже готовы. Схемы есть, и они понятны, но надо все отрабатывать.

Да, сейчас мы пока нормально живем на высоких ценах, и это небольшое окошко времени, в которое нужно успеть перестроиться. Если мы это время потеряем, то дальше будут проблемки, и это проблемки для бюджета, который недополучит очень много денег. Просто сидеть и смотреть на это нельзя точно.

Беседовал Денис Лебедев, «Фонтанка.ру»