Эпоха «Эрики». Музей Ахматовой художественно рассказал о самиздате в СССР

В Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме до 11 декабря открыта выставка «Эрика берет четыре копии…», посвященная феномену самиздата 1950–1980-х в СССР.

«На языке родных осин, / На «Эрике» — тем паче, — / Стучи, чтоб каждый сукин сын / Духовно стал богаче…» — писал сценарист и поэт Геннадий Шпаликов. «Эрика» — пишущая машинка, звезда самиздата, которую воспели поэты. Вот и название выставке дала строчка из песни Александра Галича о героях неподцензурной культуры «Мы не хуже Горация», написанной в 1966 году. Пишущая машинка — «боевая подруга» самиздатовца, который ценит ее и любит как даму сердца. Пример тому — стихотворение поэта андеграунда Евгения Вензеля, в котором он благодарит свою стальную помощницу «за точность», «полную ясность» и «женскую безотказность». Феминисткам оно не понравится, но ведь не для того поэт стихотворение в далеком декабре 1974-го писал, чтобы потомки препарировали его новой этикой. В оде «Эрике» — своя этика.

Эрика — машинка, муза, подпольщица, поэтесса, фантомная красавица-незнакомка, шпионка: каждый волен выбрать свой образ. А большеглазая девушка, ее олицетворяющая на билборде выставки, — Анна Карина, актриса, жена и муза режиссера Жан-Люка Годара. Актриса не имеет отношения к советскому андеграунду, но цепляться к подобному — значит ранить художника занудством.

Посетители могут увидеть материалы из фондов Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме, архива музея нонконформистского искусства, Арт-центра «Пушкинская-10», музея «Битлз» Коли Васина (сценарий фильма «Хелп», переведенный на русский язык, альбом «Музыка слов», переплетенные несколько номеров журнала «Рокси»), а также из частных собраний.

Идея выставки о самиздате пришла полтора года назад театральному художнику Эмилю Капелюшу. Его молодой знакомый удивился: почему в советское время художник лишь в тридцать лет смог поехать за границу? Видимо, не хотелось? Так стало понятно, что нужно пояснить ответ. А как это сделать художнику? Через образы. Потому экспозиция не только демонстрирует предметы, но и обретает звучание. Их четыре: «говорящий утюг» голосом журналиста Севы Новгородцева берет интервью у Пола Маккартни, читает письма слушателей, ставит трек группы «Слэйд» «Сделай пакость». Из приемника несется «Радио Свобода»* (признано минюстом СМИ-иноагентом) той поры, проигрыватель крутит «Хелп» битлов. А катушечный магнитофон поет голосом Александра Галича — опять же про «Эрику», «Гусарскую песню» и «Когда я вернусь».

По мысли художника, выставка должна быть понятна и молодым посетителям, для которых «оттепель» — прежде всего погодное явление. А помочь избежать путаницы и недопонимания должен «наивный словарь», прочитать который можно на стенах, пройдя экспресс-ликбез. А заодно улыбнуться, разгадывая зашифрованные художником метафоры. Например, чайный гриб, да-да, тот самый деревенский напиток в трехлитровой банке со склизким грибом-медузой. Какое он имеет отношение к самиздату? Буквально — никакого. Но чайный гриб — символ самиздата, ироничная материализованная метафора: сам себя копирует, и им можно делиться. Замечательная вещь и недорогая. В любом случае без чувства юмора выставку переварить сложно, какой бы наивной она ни казалась.

Гриб не единственный рычаг абсурда на выставке и символ эпохи. Коллажи Вагрича Бахчаняна и норковая шапка под пластиковым колпаком производят аналогичное впечатление. Шапка — одна из мистификаций выставки: на этикетке написано, что ее носила героиня Валентины Талызиной из фильма «Ирония судьбы, или С легким паром», но внимательный зритель вспомнит: та носила песцовую. Так что выставка — это и шалость, и шутка, а еще проверка на эрудицию, чувство юмора и наивность.

— Тема самиздата — вселенная, — объясняет Жанна Телевицкая, заведующая отделом выставок и проектов в Музее Анны Ахматовой. — Одна выставка ее охватить не может. Написано об этом много. Потому художник решил: «Раз мы не можем рассказать обо всем, попробуем поговорить об этом языком образов».

Эмиль Капелюш создал лабиринт из нескольких комнаток, рассчитанных на одного человека, в каждой из которых есть рабочее место: стол, стул, лампа и печатная машинка. В этом закутке ты отгорожен от мира, и кто знает, что делаешь: выстукиваешь стихи или настукиваешь донос. Кабинки-кабинеты, похожие на шкафы, отгорожены друг от друга тонкими стенами, обтянутыми черной материей, которая на просвет выглядит, как копирка. Получается иллюзия замкнутого изолированного пространства, в которое все же проникает свет. Посетитель, попав в этот «офис прошлого», становится и зрителем, и актером: он садится на стул и волен печатать на машинке, что вздумается. Современники, избалованные нежной сенсорной техникой и податливыми клавишами, теряются: «Эрику» без подготовки не возьмешь — клавиши тугие.

Как в настоящей квартире 1960-х –1980-х, есть на выставке и «красная комната» для проявки фотографий, и проигрыватели с пластинками, и музыка «на костях». Так на сленге назвали самодельные пластинки, изготовлявшиеся на рентгеновских снимках. Именно они свисают с потолка.

— Легендарная «музыка на костях» — дело, ушедшее в историю ещё в 1960-е годы, — объясняет доктор искусствоведения Дмитрий Северюхин. — С появлением магнитофонов и вообще с усовершенствованием воспроизводящей техники это быстро ушло в прошлое.

Выставка пусть и условно, но структурирована по темам: ленинградский андеграунд, «диссидентская» стена, эзотерика и курьезы, «красная комната», битломания. Есть «стена ленинградского самиздата» — самобытность которого в том, что в нем распространяли не только и не столько самиздатскую «классику» вроде Солженицына или поэтов Серебряного века, а произведения, которые не могли быть напечатаны ни в тогдашней периодике, ни в книжных изданиях, например стихи и прозу молодых авторов. Так появились неподцензурные толстые журналы. Поэтому стоит притормозить у витрины с журналами: за их скромными обложками — целая легенда! Самодельные самиздатовские журналы умудрялись выходить годами, печатались на пишущих машинках, а сборники стихов иногда переписывали вручную. Один посетитель выставки простодушно подумал, что цифра «600», написанная карандашом на обложке самиздатовской книги, означает тираж, на самом деле это ее цена в букинистическом магазине.

Как говорит Дмитрий Северюхин, важнейшим направлением литературного самиздата была художественная литература, прежде всего поэзия, но помимо этого публиковали переводы западной прозы, философию, эзотерику, перепечатки поэзии Серебряного века, тексты, отвергнутые советской цензурой и опубликованные на Западе («Доктор Живаго», «Воронежские тетради» Мандельштама, сочинения обэриутов, прозу Солженицына, «Котлован» Платонова, мемуары Н. Я. Мандельштам и другие сочинения).

— Чтение было бесплатным, но тексты, аккуратно перепечатанные и переплетенные, могли продаваться наряду с прочей дефицитной литературой, — говорит Дмитрий Северюхин. — Труд машинистки обычно оплачивался. Распространение толстых журналов самиздата — таких как «Часы», «Обводный канал», «37», «Митин журнал», «Предлог» и другие, — а также приложений к ним обычно было бесплатным. Эти издания, как правило, не поступали в чью-то собственность, а передавались и перечитывались. Я много читал самиздатовской литературы, но ничего не покупал.

В «уголке эзотерики» вас встретят индийский мыслитель Джидду Кришнамурти и философ Омраам Айванхов. «Старые самиздатчики вспоминают, что, когда нужно было размножить религиозную литературу, у тех, кто этим занимался, получалось собрать подпольную типографию, как для газеты «Искра» начала XX века», — рассказывает Жанна Телевицкая.

Заслуженное место на выставке занимает «Реквием» Анны Ахматовой в витрине, посвященной изданиям, хранящимся в собрании музея. Когда вышедшая в Мюнхене и Франкфурте поэма попала в СССР — тема отдельного исследования. В каком-то смысле ей не надо было «возвращаться», ведь она уже жила своей жизнью на родине автора. «Реквием» начал расходиться в самиздате с начала 1960-х, а изданные в 1963 году в Германии экземпляры только упрочили его популярность.

Мария Башмакова, специально для «Фонтанки.ру»

*Признан Минюстом СМИ, выполняющим функции иностранного агента.