С начала февраля в Петербург приехали более 7 тысяч украинских беженцев. Многие признаются — ехали без иллюзий, но таких трудностей, с которыми пришлось столкнуться после вынужденного переселения, даже не предполагали: на работу берут нехотя, найти место в детсаду — и того труднее, а жить попросту не на что — ожидание обещанных президентских 10 тысяч растягивается на многие месяцы. От возвращения на родину их удерживает только одно — ехать обратно некуда.
«Со мной что-то не так?»
Минувшая пятница для Веры стала одной из самых радостных за последние восемь месяцев — наконец-то удалось выбить путевку в детский сад для шестилетней дочки.
Пришлось подключать волонтеров и юриста: места в садике были, но почему-то в очереди мы были 250-е. Наконец-то я останусь с малышом и хоть что-то буду успевать, ведь даже с продуктами сейчас сложно. Знаете, всякий раз, когда мы проходили мимо детского сада, дочь спрашивала: «Мама, почему меня не берут? Со мной что-то не так?» Как я могу ребенку объяснить, что дело не в ней? — с дрожью в голосе говорит Вера.
В Петербург Вера с семьей приехала в марте. Решение выбираться из Черемушек Приморского района Мариуполя «хоть на край земли» приняли после того, как очередной снаряд дотла спалил жилье соседей. До этого две недели просидели в маленьком сыром подвале своего двухэтажного дома. В подземелье сидели вшестером — Вера с мужем Александром, две дочки, 6 и 8 лет, сын-грудничок и бабушка. В перерывах между обстрелами на костре готовили еду, там же грели воду, чтобы помыться, в туалет ходили по очереди в ведро. Свое 35-летие Вера встретила тоже в подвале.
Там мы бы просто не выжили. Уже в марте все магазины были разграблены. Выносили всё, кому что не лень. По улице шел мужик и нес целый лоток лака для ногтей. Зачем он тебе, мужик? А он его нес, — недоумевает она.
В Мариуполе жили припеваючи — держали два медицинских центра: она директор, он — известный на всю Донецкую область врач-эндоскопист. С доходом почти в полмиллиона на двоих решили, что могут позволить себе купить дом, все свободные средства вкладывали в капремонт: поменяли водопровод, электричество, отопление.
Сделали «куколку», готовились жить в нем долго и счастливо.
Когда все произошло, остались практически без копейки — 23 февраля я расплатилась со строителями за работу. Денег у нас было только на заправку. Закинули сумку вещей, что успели собрать под обстрелами, и поехали. Все, что сумели спасти, это машина, — говорит Вера.
В Мангуше за «спасибо» раздобыли у местных канистру дизеля и выдвинулись в Бердянск. Дорога, на которую раньше требовалось 40 минут, растянулась на 9 часов — вынужденные переселенцы выстроились в километровые пробки. «Авиация летала, снаряды летали, люди все равно стояли — кто без окон в машинах, кто без дверей», — вспоминает она.
В Бердянске хотели отсидеться и вернуться назад, но через 9 дней в корабль с боеприпасами прилетел снаряд.
Это были жуткие взрывы, копоть на полнеба. Эти взрывы вернули нас в адские две недели, что мы провели в Мариуполе в подвале, когда меня дочки держали за руки и спрашивали: «Мама, а мы сейчас не умрем?», а я не понимала, что будет через полчаса. Я рыдала и кричала мужу: «Увези меня, увези меня отсюда куда угодно!» Я вам скажу так — даже он заплакал, — признается Вера.
На следующий день семья собрала вещи и уехала в Петербург. Приютила их родная сестра свекрови. Понимая, что в ее двушке всемером не поместиться, на свои деньги сняла им однокомнатную, выхлопотала прописку.
Первой подножкой стало «временное убежище» — документа, удостоверяющего личность на территории РФ, без которого не то что работать, даже в поликлинику не пустят, пришлось дожидаться два месяца. Попутно выяснилось, что Верино свидетельство многодетной матери в России за документ не считается и никакие льготы ей не светят.
Второй трудностью стала специальность Александра — работать в России врачам с Украины нельзя без подтверждения своей квалификации и экзамена.
Представляете, сколько у врача со стажем 20 лет различных сертификатов, аттестатов и дипломов? Это все нужно было представить в Росздравнадзор в переводе на русский язык. А у него к тому же две квалификации, и нужно было все в двойном экземпляре предоставлять. Мы переводов сделали тысяч на 60. Если бы не тетя, которая выложила все, что накопила за свои прожитые годы, мы бы вообще ничего не смогли, — ужасается Вера.
Получение документов в ведомстве подтвердили только 12 мая, и это дало допуск к экзамену, который должен был состояться 24 июня. В ответ на вопрос, на какие средства должна жить семья из шести человек все это время, чиновники сказали: «Идите». Александр и пошел — нашел клинику, где его нелегально по три раза в неделю допускали к исследованиям. Официально-то без документов его никто не брал. «Хотя бы на хлеб зарабатывал», — говорит супруга.
Третьей проблемой стала работа. Хоть Александр и сдал экзамен с первого раза, связываться с врачом-беженцем питерские клиники по большей части не хотели, а в тех, что готовы были рискнуть, зарплатный потолок уперся в 60 тысяч рублей.
Вы меня простите, но наша квартира обходилась за 30 — на что нам жить тогда вшестером? Перебиваться на гроши? А еще нам нужно вернуть долг тете, как-то собрать денег, чтобы закрыть на зиму наш разрушенный дом, как-то решать вопрос с жильем — не можем же мы всю оставшуюся жизнь мотаться по съемным квартирам, — Вера даже не пытается скрыть отчаяние в голосе.
На резюме Александра откликнулись лишь в московской клинике. Еще через месяц его заметила и переманила другая московская клиника, посерьезнее, и семья перебралась к нему. В Петербурге осталась лишь бабушка — мать Александра. В свои 68, чтобы не сидеть на шее у сына, она устроилась инженером в научный институт, сняла студию, за которую отдает ⅔ зарплаты.
Все, что мы делали всю жизнь, мы потеряли — дом, работу. Нас лишили всего. Я хожу в чужой куртке, в чужих штанах. Спасибо добрым людям, иначе и этого сейчас у меня бы не было. Приезжайте, мы своих не бросаем. Но почему-то, приехав, мы тут никому не нужны. Единственное, что мы получили от государства, — 4 тысячи на каждого ребенка ежемесячно до 31 декабря. И по 10 тысяч единовременного пособия — в конце августа, хотя подавали документы в начале апреля. Настолько больно, передать невозможно. Мы не понимаем, как нам дальше кормить семью, раздавать долги, как дальше жить. И вернуться некуда.
«Работа тяжелая, но хотя бы официально»
Когда над Красносельским районом проносятся самолеты, Светлана убегает прятаться в коридор. Шесть месяцев прошло с тех пор, как ее с мужем и двумя сыновьями волонтеры вывезли из Мариуполя в Петербург, но телу-то не объяснишь, что бояться уже нечего.
Мы и не думали уезжать до 22 марта. В тот день в нашем районе был сильный обстрел, весь двор наш был разрушен, и мы поняли — если останемся, то погибнем. Так под обстрелом и побежали, свистело прямо над головой. Бежим, сын орет: «Мама, я боюсь!» А я тоже боюсь, но бежим. Прибежали в другой район — а там как раз волонтеры: вывозят семьи с детьми. Ну как не воспользоваться? Воды нет, связи нет, продуктов тоже. Сухари все уже были погрызаны за месяц. В церкви рядом выдавали жменьку пшенной крупы, но это же ни о чем, — пожимает плечами Светлана. В дорогу она успела взять только сменку для сыновей: шестилетка и школьник все время писались, а в мокрых штанах далеко не уедешь.
На первый месяц беженцев приютили родственники в Сяськелево. Они же и кормили — 10 тысяч единовременного пособия, на которое они подали документы еще 11 апреля, пришли только 29 июля.
Перевод нужных документов на русский растянулся на два месяца, а без них устроиться на периферии на работу ни Света, ни муж не смогли. Но ни с переездом в Петербург, ни с бумагами на руках проще не стало.
Вообще муж у меня — машинист башенного крана. Но когда проходил медкомиссию, выяснилось, что у него высокое давление. Он попробовал, поработал, побыл на больничном и ушел — чтобы работать на кране, надо лечиться, снизить давление. А как, если такая нервотрепка? Устроиться смог только мойщиком посуды. Работа тяжелая, но хотя бы официально, — вздыхает Светлана.
Со своим переломом плеча, полученным на «Азовстали», и инвалидностью 48-летняя Света работодателям неинтересна. Пробовала пристроиться кладовщицей, «где тяжелое не надо тягать», с характерным «г» объясняет Света. Да вот только автобус, который развозил сотрудников на предприятие, никак не хотел дожидаться, пока она к семи утра закинет младшего сына в детсад в Красносельском районе и к 7:40 добежит до «Ломоносовской». Договорились с мужем работать по очереди: когда у одного выходной, другой пашет.
Свекровь забрала в Германию сестра мужа, еще в начале апреля. Если бы в апреле мы знали, что за границей всем сразу обеспечивают и жилье дают, туда бы поехали не раздумывая. А теперь, когда на перевод документов отдали 15 тысяч и родне должны, смысла уже никакого в Европе нет, — говорит Света. — Я бы вернулась в Мариуполь, многие обратно едут. Да некуда — дом наш разрушен, крыша протекает, квартиру полностью заливает, в ванной обвалился потолок. Соседям ключ оставляли — они рассказывали. Все лето да осень дожди шли — вы же понимаете. Не сгорело, так сгниет.
Королева гумсклада
Если какие пятна на одежде, сразу выкидывай. Ну или шерсть кошачья — у многих людей на нее аллергия. Штаны мужские клади в соседней комнате в контейнер, женские — на столе. Шапки и шарфы — дальше по коридору, — распоряжается Лена. На складе гуманитарной помощи, которую приносят сердобольные петербуржцы, она ориентируется не глядя — начиная с сентября сама тут все обустраивала.
В Петербург Лена с мужем и малышами двух и пяти лет приехала из Луганской области в конце апреля. «Говорили всем, что едем на Днепр, а сами рванули сюда», — бросает Лена через плечо, а сама заталкивает на стеллаж новое одеяло.
Через два часа после нашего отъезда позвонили соседи, сказали: «В ваш дом прилетело». Там разворотило кухню, но папа там как-то умудрялся жить, — рассказывает она.
Первый месяц прожили у подруги, потом пришлось съехать — шумных малышей не каждый выдержит. Квартиру нашли с десятой попытки — трешку без мебели и посуды, но зато за 20 тысяч.
Когда узнавали, что мы с Украины, заламывали цену. Семье с детьми жилье тоже сдают неохотно. В конце концов повезло — хозяйка согласилась не брать с нас залог, — Лена говорит, одновременно сметая с пола в совок обрывки бумаги и песок.
Поначалу спали прямо на полу — под голову подкладывали куртки. Первым делом купили две чашки, две ложки и две тарелки — все, что мог позволить бюджет. Устроиться на работу не получалось: разнорабочий и 25-летняя мать двоих детей — не самые желанные кадры, кого ни спроси.
Лена хваталась за все, что предлагали, но даже одновременно вкалывая в трех местах — уборщицей, посудомойкой и официанткой, приносила домой не больше тысячи рублей за день. Бывали дни, когда денег не хватало не только на еду, но даже на проезд в метро. Единовременное пособие Лена получила через четыре месяца после переезда.
Муж пока сидит с детьми — в садик не попасть: мы приехали без медицинской карты, и все прививки нужно делать заново, и не за один месяц. Поэтому пока так, — Лена открывает входную дверь: женщина принесла два куля с одеждой.
Когда Лена узнала, что волонтеры собираются открывать склад гуманитарной помощи, вцепилась в этот шанс руками и ногами. Лихих денег тут не заработать — гонорар складывается из пожертвований добровольцев, но хотя бы теперь все в семье не голые и не босые.
Я поражаюсь, какие добрые люди в Петербурге! Несут абсолютно все — и одежду, и химию. Однажды пришел целый грузовик новой бытовой техники — миксеры, мультиварки. Мигом разобрали, — изумляется девушка.
Звала Лена с собой и отца. Выезжать из страны он не решился, перебрался в глубинку. А потом — пропал:
Последний раз я говорила с ним полтора месяца назад. Снова звала приехать. Он отмахнулся: «Поеду к себе, там уже все тихо», а там как раз через день все и началось. И все. У меня нет с ним ни связи, ничего.
Что дальше будете делать — есть планы?
А что тут делать остается — работать, жить сегодняшним днем.
Гуманитарный склад одел первую волну переселенцев. На очереди — жители Луганской и Херсонской областей, они потянулись в Петербург в начале ноября.
Наталья Вязовкина, «Фонтанка.ру»
Больше новостей в нашем официальном телеграм-канале «Фонтанка SPB online». Подписывайтесь, чтобы первыми узнавать о важном.