«Страшно, конечно, было. А пули, мины — для мальчиков, наоборот, прикольно». На экраны выходит фильм «Живой»

В российских кинотеатрах 16 февраля начнут показывать заслужившую множество призов картину Константина Селина «Живой» — о поисковике, воссоздающем облик солдат, убитых на Невском пятачке. Обозреватель «Фонтанки» рассказывает о фильме и его внутренней проблематичности, которая делает его, быть может, тем интересней.

Фильм «Живой» не стоит путать с одноимённой игровой картиной 2006 года Александра Велединского — там призраки солдат, убитых на чеченской войне, оказывались посреди мирной жизни. В новом документальном «Живом», впрочем, происходит нечто похожее. Главный герой Селина — Дмитрий Поштаренко, руководитель мастерской «Невский баталист», участник поискового движения, что называется — копатель. Ищет останки бойцов, погибших в боях Второй мировой. Как он сам рассказывает в фильме, первого своего солдата он нашёл в пять лет. «Я в детстве просто ходил с лопатой и что-то раскапывал. В пять лет. И находил. Страшно, конечно, было. А пули, мины — для мальчиков, наоборот, прикольно».

Дмитрий идентифицирует личности погибших, ищет их родственников, помогая встретиться мертвым и живым. Но этого ему недостаточно. Он воссоздает внешность убитых солдат и создаёт с ними целые макеты, выставочные панорамы, возвращающие реальность прошлого в настоящую жизнь.

Когда в самом начале фильма, ещё до всякого сюжета и смысла, перед зрителем медленно проплывают, будто под водой, немые и слепые лица скульптур, искаженные эмоциями, успокоенные смертным сном в голубовато-жёлтом тумане, чудится что-то знакомое, поэтическая узнаваемая интонация — конечно, сокуровская. И дальше нет-нет да похожие брейгелевские образы: Дмитрий, готовя экспозицию, куда-то несёт на спине скелет…

Всё это неудивительно, поскольку Александр Сокуров был творческим руководителем Селина, а фильм создан при поддержке его некоммерческого фонда «Пример Интонации». Сейчас имена разных учеников Сокурова звучат всё громче и громче, и у каждого из них чувствуется сложность, объемность, воспитанная мастером. Селину Сокуров, как кажется, ещё и очень созвучен эстетически, в этой интровертной, несколько академической, церемонной манере, которая различает множество нюансов эмоций и аспектов реальности, но всех словно бы кладёт под стекло, погружает вот в эту туманную дымку.

Этот подход дал «Живому» силу и заложил в него проблемы. Герой картины Поштаренко — кажется человеком чутким и эмоциональным, но не то чтобы погружённым в сомнения, без гамлетовых рефлексий. В какой-то момент фильма он показывает: «Здесь в окопе лежали погибшие, потом поверх положили планки, потом эти пришедшие тоже погибли, и их тоже перекрыли планками — всё спрессовалось…» Чудовищная алхимия войны, смешивающая живое с неживым, перекраивающая реальность по-своему, — как будто именно этот энтропийный процесс становится его главным противником, которому он противостоит почти фанатически, из бездны извлекая лица умерших воинов, делая их вновь живыми.

Создатель фильма Селин не появляется в кадре и вслух с позитивной программой Поштаренко не спорит. Но его сомнение, меланхолия, даже скепсис создают ощутимый контрапункт с этой решимостью главного героя. Хотя в главном, в чувстве памяти и смерти, они вроде бы и не расходятся, и отсутствие полного унисона могло бы и остаться незаметным.

Картина задумывалась задолго до 24 февраля 2022 года, и режиссер не мог, конечно, учитывать будущие события. Но тревожным чувством она всё равно уже наводнена, а может, это и мы вчитываем его туда, зная, что происходит прямо сейчас. Не так уж эта причина и важна. Главная драма в другом: даже человечнейшие побуждения людей могут быть применены в противоположных целях. Нет причин сомневаться в искреннем гуманизме и Селина, и Поштаренко. «Я делал этот фильм, шепотом приговаривая: «Никогда, никогда, никогда», — признается Селин в одном из интервью.

Но вот в кадре по готовой огромной экспозиции, среди муляжей руин, идёт группа посетителей, и женщина-экскурсовод то с плачущей интонацией, то с агрессией агитатора вещает про то, как молодой солдат убил сколько-то там фрицев и сам погиб, не дождавшись награды… В кадре ребенок в армейской пилотке, который явно заворожен всей этой увлекательной историей о подвигах, о славе. Так искреннейшие «никогда больше» и «никто не забыт» легко перерождается в «можем повторить».

Нет сомнений, что для самого Константина Селина стечение событий, заставившее выйти его картину именно в это время, — предмет драматических и тяжелых размышлений. Но в то же время здесь есть и некоторое преимущество: «Живой» обрел новое, скорее всего, незапланированное измерение, которое невозможно игнорировать. Независимо от желания режиссера, настоящее ворвалось в картину.

Федор Дубшан, специально для «Фонтанки.ру»