«Больше такого для меня и моего поколения никогда не будет». История Думской и панихида по ней

В конце марта Следственный комитет опечатал большую часть заведений на Думской, в апреле — «доопечатал» остаток. Причиной стало вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий (распитие алкоголя) — 151-я статья УК. Не надо было быть завсегдатаем улицы, чтобы видеть пьяных подростков, валяющихся в собственной блевотине. Герои этой антологии о «золотых» временах Думской трогательно называют их «обрыганами». А побывав там хоть раз, все резко узнавали о «шариках», наполненных оксидом азота — веселящим газом. Копеечное развлечение, которым тоже не брезговали некоторые посетители. Вопрос о приличности места снят.

Недавно глава Центрального района Елена Федорова рассказала, что Смольный хочет создать на Ломоносова и Думской фуд-кластер. Часть Гостиного двора со стороны Ломоносова уже затянута рекламной пленкой об этом новом проекте Ginza. А Малый Гостиный, видимо, попал под раздачу для продолжения реализации идеи.

«Фонтанка» же вместе с владельцами первых и других приличных кабаков вспоминает, как все начиналось, и пытается понять, почему улица превратилась из гипотетического Рипербана в любимое место нетрезвых пэтэушников.

Первопроходцем стала немка Анна-Кристин Альберс, которая привезла понимание, как надо, с собой из Гамбурга. Она вместе с Антоном Белянкиным из группы «2ва самолета» и открыла первое место на Думской — бар «Дача».

«Я оказалась в России, потому что я не знала, куда я лечу. В Гамбурге я училась русскому языку, но поняла, что никогда не выучу этот прекрасный ужасный язык там. Тогда мой коллега предложил поехать в Санкт-Петербург. Мы прилетели в Питер, я вышла на поле в аэропорту и влюбилась в воздух. Это случилось в 1997 году.

Те старые заведения типа «Грибоедова» и «Фишфабрик» были для меня якорем. Там тусили «2ва самолета», Tequilajazzz, Spitfire, «Ленинград» — со всеми мы познакомились, ведь были дурными немцами, которые хорошо играли в настольный футбол. И я регулярно возвращалась сюда во время учебы.

Я поняла, что хочу жить в Санкт-Петербурге, но баров, к которым я привыкла, здесь не было... И решила попробовать сама. Оказалось, что городу в 2004 году все это было очень нужно. Он был готов к этому проекту, подобного которому не было. Были клубы, пивные бары, концертные площадки, но не то, что я сама любила — пойти в бар и найти все, кроме еды: танцы, хорошую музыку, знакомства. Да, были те старые клубы, плюс открылся клуб «Циник», но когда там в пятый раз начал крутиться диск «Ленинграда», я поняла, что больше не могу. Я искала маленькую площадку без пафоса, бесплатный вход, пиво и хорошую музыку: соул, мотаун, фанк.

Первую «Дачу» спонсировала моя бабушка. Я ей рассказала о своем проекте, она встала из-за стола и вернулась с деньгами, которые, как любая нормальная немецкая пенсионерка, прятала в шкафу. «Дачу» я открыла за 16 тысяч евро — с нуля. Это смешно.

Тогда я жила с Антоном Белянкиным, он тоже верил в эту идею. Это была очень удачная комбинация, что мы открыли «Дачу» вместе: с его местной славой и с моими тараканами у нас вышел очень удачный проект. После того как мы расстались, справа и слева от «Дачи» появились соседние заведения Антона.

Кстати, про место — про Малый Гостиный двор: это была абсолютная случайность — мы думали быть хитрее всех и зашли через КУГИ, в итоге время прошло — и я решила просто смотреть объявления агентств недвижимости. Третьим объявлением как раз была «бывшая студия красоты на Думской» — я даже не знала, где это. Пришла на Думскую и поняла, что соседей здесь нет, жилых домов нет. Район немножко брошенный, хотя недалеко от Невского. Тогда он был в ужасном внешнем состоянии — хозяин только купил все это и ничего не планировал делать. И это все стоило копейки. Все сняли очень дешево, туда никто не хотел. Мы были первыми — только за углом на Ломоносова был студенческий бар.

Главным было, чтобы «Дача» получилась местом без пафоса. Мне хотелось, чтобы обслуживание было веселым и быстрым. До этого были моменты (видимо, людям плохо платили), когда стоишь у стойки бара в заведении, из персонала человек пять, но никто тебя не обслуживает, потому что один ответственен только за кассу, второй за посуду, третий за ее мытье, четвертый — непонятно, чем занимается, а пятый не обращает на тебя внимания. И ты стоишь… Я хотела, чтобы было заведение, где бармен тебе рад, он тебя встретил, общался с тобой и быстро наливал. По гамбургской школе. И люди здесь поняли и оценили, как мы встречаем даже не клиентов — гостей.

Название взялось случайно — в самом начале у нас была стеклянная дверь, которую мы обклеивали пленкой с цветочками. Один знакомый, Никита Жигулев, сказал, что он чувствует себя, как на даче. Это было спонтанно, но в итоге название очень подходило.

К нам ходили наши друзья и знакомые, которым тоже не хватало мест, куда можно сходить. Получилась хорошая смесь — иностранцы не боялись благодаря мне, а местные знали благодаря Антону. Мы предлагали хорошую музыку и приятное времяпрепровождение «без дополнительных услуг» — бизнесмены в поисках развлечений на вечер не приходили, хотя потом это, к сожалению, появилось.

Но постепенно начались эти тенденции, из-за которых к Думской есть вопросы. Нам не удалось договориться с городом. Хотя мы довольно рано пытались поднять флаги и предлагали участковым работать вместе. Мне казалось, что превратить этот район в хороший барный — уникальный шанс. Для города ведь очень удобно, чтобы все было в одном месте, да еще и нежилом, без жалоб от соседей. Я реально считаю, что город профукал момент, когда мог бы держать развлекательный район, не мешая соседям.

Все неприятное началось с 2008 года — финансовый кризис: собственники начали поднимать аренду, пытаться все закрутить, тусовщики сами обозлились — стало больше «случайных». С 2009 было понятно, что все это даунхилл. Мы всегда боролись с ворами и внутри заведения, охрана старалась. Но на улицах грабили — и в первую очередь иностранцев.

Если в первые годы были проблемы с ворами на улицах, то потом были проблемы с наркотиками — как бы ни кричали, что наркотикам бой. Все было настолько очевидно… Все эти шарики — никто ничего не делал. Мы прекрасно понимаем, из-за чего это. Никто и не хотел по-другому. И в итоге мы ушли с Думской и Ломоносова, где у нас был караоке-бар Poison. У улиц уже была плохая репутация.

«Дачу» я должна была закрыть чуть раньше, но из-за ностальгии не смогла — справилась с этим лишь в 2015-м. Мы держали ее как маленький остров в море говна. Было тяжело: в какой-то момент я поняла, что мне уже самой неприятно приехать сюда ночью — что можно тогда ждать от посетителей.

В других местах города начинали открывать бары такого же формата — и они гордились, что они далеко от Думской и здесь не стоит бояться ограбления. У нас же на улице появилась настоящая мафия — тогда органы приходили к нам с заявлениями, что потерпевших ограбили в клубе, а мы объясняли, что это произошло на улице.

Иногда думали: «Ой, мы все это начали…» До нас не было барной культуры города. Думской мы дали идеальный пример, но я не грущу, что Думской больше нет. Ведь во всем городе барная культура такого уровня благодаря тому, что мы ее начали. А то, что «упавшую» Думскую закрыли, — да и наконец-то.

А все случилось потому, что нет поддержки города. Всегда нужно сотрудничество бизнеса и города. А город до сих пор отказывается от этого. Где много людей и денег, начинается криминализация. Город должен заботиться о горячих точках. Санкт-Петербург до сих пор не понял, что надо сотрудничать с бизнесом, а не просто бороться с клиентами на улице. Это ужасно! Они за 20 лет ничего не поняли. Не поняли на Думской, не поняли на Рубинштейна. Проблема не в барах, а в улице. И они допускают то, чего можно было не допускать. Это выбор этого города. Питер до сих пор не смог держать хороший баланс между жильцами, бизнесом и отсутствием воров. Сами подумайте, почему это так».

Старожил Думской и завсегдатай «Дачи» вспоминает: «Там всегда было по-доброму. Все на равных. Менты в форме спокойно, без предъяв, заходили выпить пивка — им там просто нравилось. Помню, так они когда-то зашли после смены, все в форме, и резко весь пол стал усыпан пакетиками — народ «скидывал», что было с собой.

Но это лирика: там правда было здорово, весь город тусил — атмосфера дружбы и счастья».

Антон Белянкин открыл еще два бара на Думской — «Фидель» и «Белград»:

«Дачу» мы открыли, потому что хотелось свой бар и потому, что хотелось сделать что-то, чтобы всем понравилось в Петербурге, — вот и вся концепция: домашняя вечеринка каждый день. Мы тогда пересмотрели много помещений и подсознательно понимали, что нужно — до этого у меня уже был какой-то опыт, «Грибоедов» например. И Малый Гостиный двор подходил — очень удобное пространство, чтобы осуществить идею барной улицы, где каждая новая дверь — бар. «Фидель» с «Белградом» открылись по бокам от «Дачи» именно поэтому, а не из-за каких-то козней.

Как появился «Фидель»? Наша компания всегда была свободной, может, даже анархической. А Фидель Кастро — прекрасный герой кубинской революции. Хотелось добавить кубинского солнца в Петербурге. Делалось очень просто — мы посмотрели фотографии старых кубинских автобусов и воссоздали.

А «Белград»... Два компаньона — гитарист нашей группы Градович и я, Белянкин, одно плюс второе — Белград. «Фидель» был танцевальным баром. А «Белград» планировался маленьким концертным залом, где могли бы выступать альтернативные группы. В «Даче» и «Фиделе» это было делать не совсем удобно.

Слава группы «2ва самолета» была хороша для «Дачи». В Петербурге мы знакомы практически со всеми музыкантами и со всеми художниками. Это была одна большая компания. И сразу все знали о нас, не успели мы открыться. Я же тогда еще и передачу «каМЫши» снимал. В какой-то момент я понял, что на Думской улице два моих маленьких барчика, вся улица забита людьми и половина из них — мои знакомые. Это было круто. Первые лет 8 мы занимались каждый день барами сами.

Кого пускали? Очень просто. Я показывал на себя и говорил: пускайте таких же. Но дело в том, что наша так называемая охрана — это очень условное понятие. Это были те же самые люди, кто приходил к нам — те деятели культуры, у кого не было работы.

Почему у нас было более-менее прилично? Просто наши бары были не так интересны для подростков, сколько интересны для более взрослых людей — мы к тому времени были взрослыми. Хотя были истории, когда французы дрались с англичанами, потому что к нам ходили постоянники — компания африканцев, а однажды французам показалось, что саксы обошлись с ними невежливо.

А потом стало уже не справиться с количеством криминала — с людьми, чья работа — так проводить время. Мы пытались сотрудничать с нашим отделением милиции. Но они нам объясняли, что с карманниками все сложно. Потом появились удивительные таксисты. Не все же были на Рипербане или на барных улицах Лондона. У всех свое представление — кому-то нравится вот так развлекаться. В основном, карманники и жулье — оно очень сильно развращало. Как только мы поняли, что уже невозможно контролировать ситуацию, пришлось все продать и отвалить. Это как вокзал — изначально технологический прорыв и место для концертов. Так и там, много народу, готовых тратить деньги, — вот и появились криминальные элементы».

После выхода Белянкина из расклада на этой улице «Фидель» все-таки продолжил существовать. Спрашиваю, связаны ли два клуба — новый и старый — между собой.

«У нас работал Макс — он и купил «Фидель». Они с друзьями скинулись, заплатив нам какое-то количество денег, чтобы мы больше никому не продавали. «Белград» мы продали той же компании — они хотели, чтобы «Белград» и «Фидель» существовали. Очень хотели, чтобы все продолжалось. Но полиция не помогает — только репрессивные меры: закрыть, отменить, запретить.

А я завязал, потому что надоело… Город небольшой — тусовка одна на всех. Я-то был довольно взрослым человеком, когда всем этим занимался. А потом и наши посетители выросли: ходить в бары трудно — теперь мы все ходим в кафе и сидим за столиками.

Больше такого для меня и моего поколения никогда не будет. Но я очень доволен, что так получилось — до нас в городе не существовало баров. Движение хорошо началось и, очевидно, должно было закончиться. Но Петербургу глобально нужна такая улица — пойти туда, где спокойно, и походить по барам. У наших законодателей раньше не было возможности нас приструнить. А теперь нет минимальной степени свободы предпринимательства, чтобы весело и непринужденно все устраивать».

Поскольку Думская славилась не только танцами, но и мордобоями, то нельзя было обойти стороной разговор с культовым работником службы безопасности одного из заведений.

«Я работал на Думской на фейсконтроле. У друзей, в первых открывшихся там кабаках.

Вся грязь понеслась с того момента, как вслед за приличными «Дачей», «Белградом», «Фиделем», «Кваренги» и «Черт побери!» открылись [неприличные]. Люди шли на Думскую специально за грязью — побить друг другу морду.

В 2000-е «Белград» почему-то оккупировали болельщики — это хулиганье. Постоянные стычки с антифашистами. Хулиганы, красные традиционные скины... Я знаю многих, которые были антифашистами, но стали правыми. Сколько я там работал, всегда добивался, чтобы на Думской был постоянный милицейский пост. К сожалению, он появился только после того, как я оттуда свалил.

Были там и криминальные завсегдатаи: славный глухонемой армянин… Меня все пытались обвинить, что я работаю с ворами в паре. Там не было проституток, а были «честные давалки». Приходили, разводили мужиков на пойло, а потом обслуживали — в основном оральный секс. Человек пять убили на моих глазах на улице: жестокие разборки, но если они происходили не в клубе, мы, вышибалы, не влезали.

Один раз я дрался с чуваками, которых не пустил, они в меня высадили 8 патронов, милиция приехала, они показали ксивы. После этого я поехал к зданию одного ведомства и написал на дверях [нецензурное высказывание] — патруль проезжал мимо, и все показали мне большой палец.

Когда я работал в «Фиделе», то придумал свою систему проверки — отсекал невменяемых шутками. Чтобы понять, ломится ко мне кавказец или иностранец, спрашивал: «Where are you from <...>?» Женщин разделил на три категории: были «креветки» — подруги и подруги друзей, были «парагвайские <...>», и были те, кого я окликивал «слышь, <...> целлюлитная» — это те, которые насосались алкоголя в мясо. Я спрашивал у чувака: «Эта <...> с тобой?» — и, исходя из ответа, пускал или нет.

Всего я проработал на Думской лет 7, поднимая полторы тысячи за ночь. Ушел из идеалистических идей — насмотрелся».

А бармен из быстро закрывшейся «Улитки на склоне» описывает грязь емко: «Выносишь мусор из кабака, заходишь в подворотню, а все друг друга [занимаются сексом]».

Ходящий на Думскую второй десяток лет рокабилльщик делится впечатлениями и воспоминаниями: «Старая Думская была хороша. Атмосфера всеобщего равенства — неважно, кто ты. Там не знакомились — была определенная туса, где примелькались рожи, между ними — ненавязчивые смоллтоки. Это было очень интеллигентное место, несмотря на атмосферу гадюшника. Залетные могли ограбить — сказывалось, что Апрашка рядом. В последние годы я ходил только в «Черт побери!» — рокабилли послушать. Вся остальная улица — в обрыганах и обрыганках понаехавших. Ссут, блюют, перекрываются бухлом и наркотиками, зрелище отталкивающее. Доходило до перестрелок. Однажды всю ночь на улице лежал труп — чувака вытащили из бара, [очень сильно побили], и он умер. Закрыли все это — и слава богу, давно было пора».

Важной частью мифотворчества улицы была «Шаверма у Джамала» — и то, что эта дверь до сих пор открыта, в отличие от всего остального опечатанного, рушит мысль о том, что Смольный специально быстро прикрыл бары, чтобы забрать Малый Гостиный под гастрокластер. Джамала не стало в прошлом году, и тогда, по воспоминаниям причастных, вся улица, от хипстерни до скинхедов, впала в траур: «Без Джамала Думская уже не та… Легенда умерла». «Джамал был таким широкоплечим высоким ближневосточным мужчиной. По-моему, из Ирана. Глупо ужасно умер — прошлым летом пошел купаться и утонул. Его все любили — он был очень позитивным шавермье. Всегда чем-то угощал: закажешь шаверму — нальет пива бесплатно. А еще мы ходили после тусовок на Апрашку — есть шаурму у Красной Шапочки, называлось это так, потому что повар работал в красной феске».

Видимо, и правда, пресечь работу заведений не было целью, а стало средством. На «Носорог баре», где в прошлой жизни проходили шоу, на которых мужчинам предлагалось то «почувствовать вечное противостояние добра и зла и окунуться в небесные чертоги», то «почувствовать себя настоящим султаном среди страстных наложниц» (афиши до сих пор висят), появилось объявление, что бар временно переехал в другое место, подробности — по телефону.

Самым приличным и взрослым на Думской было заведение «Черт побери!», это его реинкарнация — первый клуб был на Апрашке. Оттуда родом и владелец — Александр Никулин, бывший когда-то арт-директором Money Honey. Когда все только случилось, он судорожно швырял трубки при попытке обсудить судьбу Думской, а персонал кабака говорил, что пока идут следственные действия, никаких комментариев не будет. На днях «ЧП» анонсировал переоткрытие в новом месте. На радостях, видимо, Никулин доброжелательно пообщался о случившемся: «Дело в том, что были мы — энтузиасты барного движения, а потом пришли барыги, открыли новые клубы и пускали туда всех, кого отметал наш фейсконтроль. Так все и покатилось». Правда, в последние месяцы работы «энтузиаст» Никулин сдал в субаренду второй зал бара клубу как раз второй руки. Где будет новая площадка, пока молчит, но ремонт уже идет.

И если старожилы, протанцевавшие здесь всю молодость и, видимо, вступившие в орден Золотой Печени (по Великому магистру Степанцову), не жалеют о канувшей в Лету эпохе, то молодняк не понимает, что было не так. Не стесняющийся и недоумевающий студент Максим Кузнецов подробно передает хронику своего первого посещения Думской с гулянием до 6 утра и всеми положенными вехами — от караоке до драки и приезда полиции. «Очень здорово и интересно. Не понимаю, что может не нравиться? Очень круто же!» — удивляется он.

Анастасия Медвецкая, специально для «Фонтанки.ру»