«Убийца "Священный паук"»: Джек-потрошитель по-ирански

В кинотеатрах 11 мая выходит картина режиссера Али Аббаси «Убийца "Священный паук"» о серийном убийце. Обозреватель «Фонтанки» посмотрел фильм, награжденный в Каннах, и рассказывает, почему иранские власти осудили его, уподобив «Сатанинским стихам» Рушди и пообещав наказание членам съемочной группы.

В 2000 году в иранском Мешхеде (это второй по величине город страны, священный для мусульман-шиитов) начинается череда преступлений: кто-то убивает проституток. Новые жертвы, задушенные собственными платками, появляются буквально каждую неделю. Молва дала убийце прозвище «Священный паук», потому что обычно он заворачивал тела в ковры, как в паутину. Полиция бездействует — и не за недостатком улик, а в большей степени оттого, что проституированные женщины в иранском обществе абсолютно презираемы. Всё идёт своим жутким чередом — пока из Тегерана в Мешхед не приезжает журналистка Ареза Рахими для подготовки материала о расследовании. Поняв, что дело не сдвигается с места, она готова даже стать приманкой для Паука — лишь бы поймать его.

Фильм Али Аббаси «Убийца "Священный паук"» основан на реальных событиях. Действительно, в 2000–2001 годах в Мешхеде Саид Ханаеи, строительный рабочий, хороший семьянин, ветеран войны, убил шестнадцать женщин. На суде он и не думал раскаиваться, потому что, по его словам, очищал город от развратниц, и жалел, что не расправился еще с сотней-другой. Консервативная общественность прославляла его как героя. Власти все-таки приговорили Ханаеи к смерти, но казнь, вопреки обычаю, провели не публичную — чтоб избежать волнений. Всё, словом, было так, как показано.

Только Арезы Рахими, которую сыграла актриса Зара Амир Эбрахими (получившая в Каннах приз за лучшую женскую роль), на самом деле не существовало; её придумал Аббаси как проводницу зрителя в мир иранского общества. Особенно важно, конечно, что она женщина: с первых же кадров понятно, как много условностей и ограничений опутывают и её, и любую другую иранку. На каждом шагу ей напоминают, что нужно получше прикрыть волосы. В мешхедской гостинице администратор сначала отказывается заселять её, даже несмотря на бронь: как же это, незамужняя девушка будет жить одна. Только после проверки ей неохотно дают ключи.

В номере Рахими тут же скидывает чадру и оказывается в джинсах и даже, о ужас, с педикюром. Рахими — резкая, решительная, агрессивная; она как бы авансом готова защититься от любого мужчины, не то что от Паука. Из оговорок, разбросанных по фильму, становится понятно, что её прошлое приучило её к такой боевой стойке. А из сюжета самой картины — что такая готовность жизненно важна. Само патриархальное общество становится её потенциальным врагом и полем боя; даже интеллигентный мулла, даже вроде бы дружелюбный коллега-журналист. Осудить здесь можно любую, и даже необязательно за её личные поступки: если тебя домогались, в Иране это уже само по себе основание заподозрить тебя в «разврате». Да, впрочем, и не только в Иране.

Рядом с активной Рахими фильм почти с документальной бесстрастностью показывает и других женщин, пытающихся выжить: несчастных будущих жертв, которых называют «развратными», «наркоманками». Или жену самого Ханаеи, которая считает, что её-то всё это не касается, потому что «порядочные женщины не бродят одни по улице и не соблазняют чужих мужей». Или мать одной из жертв, в сердцах восклицающая: хотите, чтоб мы признались, что дочь проститутка? Я рада, что она мертва. Это такая ужасная жизнь, что лучше смерть.

Камера оператора Надима Карлсена так же бесстрастно фиксирует и семейную жизнь Паука: с самого начала фильма от зрителя ничуть не скрыто, кто убийца. И это усиливает ощущение, что всё происходит практически на виду. Вот Саид (актер Мехди Беджестани) работает на стройке, вот он играет с дочкой, вот обнимает жену, а вот снимает очередную проститутку, везёт её к себе, пока родных нет дома; набрасывается сзади и душит; заворачивает очередной труп в ковёр и выбрасывает на пустыре. Вдобавок он ещё и названивает в редакцию местной газеты, желая прославиться. Ведь не зря же он «очищает город»?

«Лучше бы война вообще не заканчивалась, — жалуется он фронтовому другу. — Зачем сотворил меня Всевышний? Кто-то стал мучеником, а я вернулся, потому что ничего не стою?..»

Его желание исполнено: война для него и не заканчивается.

Всё это очень схоже с тем, что произошло более ста лет назад в Лондоне, — с историей Джека-Потрошителя. Тот тоже убивал проституток и писал хвастливые письма к общественности. Правда, у его преступлений не было религиозной подоплеки. Но странности, окружавшие следствие, и медлительность полиции дали повод для конспирологических теорий, что Джек был чуть ли не членом королевского дома — или, по крайней мере, видным сановником, которого власти покрывали. В замечательном и мрачнейшем графическом романе Алана Мура «Из ада» — и в не такой удачной его экранизации с Джонни Деппом — реконструируется безумие Потрошителя — как «санитара» Лондона, избавляющего город от женской порочности и, более того, утверждающего мужское владычество над миром.

В последней трети «Священного паука», когда преступник уже арестован, фильм раскрывается, может быть, более жутким образом, чем все сцены убийств до этого. Главная претензия властей к Саиду — не сами по себе смерти женщин, а то, что он присвоил себе право на насилие. К тому же жена и сын Саида, его однополчане, друзья и огромная толпа у стен суда, называющая его героем, — всё это пугает правительство; убийца становится почти мессией и до последнего момента, до самой петли, уповает на спасение.

Триумфа не происходит, но и торжества справедливости в этой тёмной, безнадёжной картине как-то не ощущается. Рахими уезжает домой — но вокруг растянуты другие паутины: тоталитарного общества, религиозного радикализма, консервативных традиций — которые душат ничуть не хуже, чем это делал Священный паук.

Матвей Пирогов