«Я тут не ищу персонально, кого надо расстрелять». О чем поспорили на заседании в Третьяковке по поводу «Троицы»

Кремль заявил, что состояние иконы «Троица» в контексте передачи ее церкви предстоит обсудить со специалистами. А в самой церкви допустили, что в храме могут выставить не оригинал, а один из списков. «Фонтанка» знает, что за разговор предшествовал этому всему.

Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков 24 мая прокомментировал обеспокоенность сотрудников Третьяковской галереи состоянием иконы «Троица», которую решено передать из музея церкви. «Будем разговаривать с экспертами, проговаривать эту тему. Тема очень серьезная. И конечно, будем выяснять детали», — заявил он на брифинге и отдельно отметил, что на момент решения о передаче экспертных заключений в Кремль не поступало.

А буквально накануне глава экспертного совета Московского патриархата по церковному искусству, архитектуре и реставрации протоиерей Леонид Калинин сообщил «Интерфаксу», что 4 июня в Храме Христа Спасителя могут выставить не оригинал, а один из чудотворных списков. И только потом, когда для самой иконы подготовят киот, она переедет в Троицкий собор Лавры. Но это зависит от решения патриарха.

Источник «Фонтанки» утверждает: официального документа о передаче «Святой Троицы» Андрея Рублева из Третьяковской галереи РПЦ никто пока так и не видел — ни сам музей, ни даже минкульт. А заседание расширенного реставрационного совета, посвященное состоянию иконы, проходило в поворотный момент — 15 мая: дело в том. что собирались реставраторы и другие музейщики во главе с новым директором галереи по одной повестке, а выйдя из зала, узнали о другой. Изначально патриарх, а вместе с ним и переславший запрос в Третьяковку минкульт говорили о возможности выдачи «Троицы» только на праздник. Но, как говорится, в пути указания успели подрасти: со ссылкой на решение президента страны, сайт РПЦ опубликовал информацию о предстоящей полной передаче иконы в Троицкий собор Свято-Троицкой Сергиевой Лавры (но участие в празднике тоже никто не отменял).

О чем говорится в итоговом решении совета от 15 мая, уже известно: «Не подлежит выдаче за пределы Третьяковской галереи на праздник Троицы 4 июня сего года из-за сложного и нестабильного состояния, а также непредсказуемости продолжающегося процесса негативных изменений». Но показательна не только резолюция, пришли к ней тоже интересными путями. «Фонтанка» восстановила их по протоколу заседания.

Казалось бы, заседание сенсаций не обещало: музейные специалисты встречаются по поводу «Троицы» не в первый раз, и после «61 участка с подвижными отставаниями паволоки и левкаса с позолотой» (фраза, которую процитировали все СМИ после прошлого заседания) уже никого ничем не удивить. Нотку диссонанса, необходимую, чтобы произведение стало искусством, внесли святые отцы.

Но сначала о науке. Тут все понятно: художник-реставратор Третьяковской галереи Дмитрий Суховерков, курирующий произведение десятилетиями, констатировал подвижки основы, их зафиксировали за время, прошедшее со времени возвращения иконы в музей в августе 2022-го из Троице-Сергиевой Лавры. Итог: «В результате вывоза иконы в июле 2022 года произошла дестабилизация состояния сохранности памятника. Несмотря на музейные условия, в которых находится икона в настоящий момент, состояние сохранности иконы до сих пор не стабилизировалось». Вывод: «Икона должна находиться в абсолютном покое».

В общем-то, на этом заседание можно было бы закрывать, утвердив необходимое по повестке: реставрационное задание на консервацию на аварийных участках. Но общественность в лице все того же протоиерея Леонида Калинина «желала знать».

Не сказать, что вопросы, заданные святым отцом, были неуместными: отнюдь, он искренне пытался разобраться в вопросе, что называется, «с яйца». Но и общее направление мысли улавливалось.

«Было ли проведено детальное обследование иконы до перевозки святыни в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и после? — узрел пространство для подвоха Леонид Калинин. — Существует ли соответствующий протокол?»

Главный хранитель Третьяковки Татьяна Городкова взялась разъяснить, что наблюдения, конечно, ведутся и методики используются разные, но главное все равно — это «глаза реставратора», который с ней работает всю жизнь. Стало очевидно, что стороны говорят на разных языках.

Вопросы отца Леонида меж тем прибывали: «Кто отвечал за транспортировку иконы? Обеспечена ли была её стабильность в процессе перевозки? <…> Насколько сильно отличались колебания температурно-влажностного режима от природных?»

Вопросы пролили свет на любопытные моменты: например, что «Троицу» во время ее прошлогодней поездки в храме размещали в «витрине с пассивным климатом». Их используют обычно в пространствах, где свой особый музейный климат и так есть, но не стабильный, и витрина лишь чуть-чуть компенсирует перепады. В то время как в храме, естественно, и музейного климата не было вообще.

Однако на вопрос отца Леонида, почему так вышло и кто несёт за это персональную ответственность, прозвучало: «Ну, это вопрос не к Третьяковской галерее». Из слов завотделом древнерусского искусства Елены Саенковой стало ясно, что сотрудников на переговорах не послушали и даже ответили, что те «ничего не понимают в технологиях» и вообще «есть уникальные способы перевозки различных жидких веществ, не будем говорить, для чего они предназначены».

«Мы говорили о том, что в тот срок, который был представлен, невозможно ни найти, ни создать необходимое оборудование, — продолжала Саенкова. — Мы — государственные сотрудники, поэтому вопрос о персональной ответственности давайте зададим тому, кто сделал этот запрос и кто игнорирует постоянно наши выкладки, наши просьбы».

Диалог вошел в русло эмоций. Со стороны музея прозвучало давно просившееся: «Молиться, простите, можно в стенах Третьяковской галереи». А со стороны отца Леонида — заверение: «Я тут не ищу персонально, кого надо расстрелять, как это делали в определённые годы».

Кульминацией стал диалог Леонида Калинина с Еленой Саенковой насчет того, почему одну икону выдать можно, а другую нельзя: «А в чем принципиальная разница между больным и здоровым человеком?» Дискуссия, как заметили сами участники, стала непродуктивной.

«Рублёвская «Троица» — это же не только предмет религиозного… уникальный чрезвычайно, значимый предмет религиозного культа, — развел стороны директор Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва Михаил Миндлин. — На мой взгляд, сегодня это некий символ России, в определённой степени сопоставимый с флагом России, с гимном России, и является общенациональным достоянием».

Дым Отечества все настойчивее просачивался в зал.

«Мне кажется, мы сейчас должны говорить о том, что любое перемещение этого памятника чрезвычайно нежелательно, но если есть непреодолимая необходимость его перемещения, то мы должны решить, что делать в таком случае», — смиренно рассудил Миндлин.

«Михаил Борисович, вы знаете... мне кажется, вы очень правильно, грамотно поставили вопрос, потому что наше сегодняшнее собрание отнюдь не приведёт к тому, что никогда «Троицу» никуда вывозить не будут, — тут же подхватил Калинин. — Если будет политическое решение принято руководством, то вы сделаете, как говорится, под козырёк и вывезете. И никуда никто не денется».

Дальше святой отец заявил, что музейщики «оказались не подготовлены к такому решению»: «Я вам скажу честно, но Церковь раньше, может быть, воспринималась как какая-то тёмная, отсталая, страшная сила, которая хочет всё разрушить… мракобесие и так далее. Нет, сейчас всё это по-другому, мы имеем такое же образование, как у вас, может быть, иногда где-то и больше».

В научное русло разговор вернула главный хранитель. Она напомнила, как музейщиков перед транспортировкой спрашивали о допустимых для «Троицы» вибрациях — и ответа на него, конечно, у Третьяковки не было. «В реальности же получилось, что на «Троице» мы поставили некий эксперимент», — заметила она.

Ее мысль развил старший научный сотрудник отдела древнерусского искусства Левон Нерсесян: «Поверьте, тех материалов, которые предоставляют реставраторы, в общем достаточно для того, чтобы не ставить эксперимент номер два. Не заставлять сейчас какое-нибудь конструкторское бюро что-нибудь такое изобрести, чтобы убедиться, что есть памятники, которые просто нельзя трогать. Вот нельзя и всё. Каковы бы ни были решения, каковы бы ни были давления».

В итоге реставраторы подвели Леонида Калинина к уже звучавшему на прошлом заседании тезису: необходим реестр памятников, которые нельзя вывозить ни при каких условиях, — есть даже мировая практика. И тот внезапно согласился.

Нотку конкретики внесла представитель Русского музея Ирина Шалина, напомнив: сам же минкульт издавал приказ, что без соглашения с реставрационным советом памятник даже на внутреннюю экспозицию выносить нельзя, — и прошлым летом закон уже был нарушен, чего повторять нельзя.

Из протокола заседания стали известны еще пара интересных деталей — уже касательно страховки «Троицы» в тот ее прошлый вывоз. Во-первых, что страховая оценка составляла более 9 миллиардов рублей. А во-вторых, что потребовать от страховой компании компенсировать ущерб, проявивший себя уже после возвращения в Третьяковку, не выйдет — ее страховали лишь до момента передачи назад.

Среди последних выступала новый директор Третьяковской галереи Елена Проничева. К радости своих подчиненных, опасавшихся нового человека (к тому же не понаслышке знакомого с «системой»), она также подтвердила, что икона «должна находиться в состоянии покоя», а последствия прошлогодних «гастролей» иконы еще нужно изучать.

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»