Небо, вода и люди

Одна из легенд о Петербурге говорит, что город, на самом деле, не был построен на земле, его сначала сконструировали на небе, а уже потом он опустился на невские берега. В этой истории есть свой смысл и довольно глубокий.

Петербург, основанный 320 лет назад, можно считать первым (и долгое время единственным в России) городом модерна. И, что очень важно, он действительно был построен «на пустом месте». Вы можете возразить, что предшественником Петербурга в качестве торгово-промышленного форпоста Руси в Балтийском регионе был Новгород, это отчасти верно, но…

Как объяснял экономист и историк Михаил Мошиашвили, «Великий Новгород с его транзитным положением испытал существенное влияние городов Ганзейского союза (с точки зрения торговых интересов для последнего город находился в одном ряду с Лондоном и Венецией)… Однако уже к XVI — XVII вв. северные морские пути в целом утратили свое значение в качестве внутриевропейской транзитной артерии, в связи с чем модернистский уклад русского северо-запада в целом лишился устойчивой и самодостаточной материальной основы…». В новых обстоятельствах Новгород не представлял жизненного интереса для европейцев. И, хотя торговля продолжала подпитывать Новгород, позволяя ему сохранять самостоятельность, он, в конечном счете, уступил давлению Московского княжества и более никогда не возвращал себе прежнего положения очага модернизации в Северо-Восточной Руси.

«Новгородская нить», связывавшая Россию и Европу, оказалась прерванной, и столетия спустя именно Петербургу было предназначено стать новой точкой входа для большой европейской цивилизации.

Интересно, что у Петербурга получилось выполнить свою цивилизационную миссию, но на вопрос «почему» — однозначного ответа нет. Существует два ключевых подхода к объяснению причин модернизации (почему у одних стран получается играть «в современное общество», а у других нет).

«Институциональный подход» предполагает, что все дело в человеческом выборе (или в выборе элит) — захотели жить по-человечески — и живут, самое главное «хорошие общественные институты». Пример такого подхода изложен в знаменитой книге «Почему одни страны богатые, а другие нет» экономистов Аджемоглу и Робинсона.

Сторонники «геоклиматического подхода» говорят, что хорошие институты важны, но если у вас нет подходящих природных условий, то никакие институты не помогут, а вернее, и не возникнут. Модернизация — дело долгое, и ее успех зависит от того, где люди живут, какой там климат, как легко им добираться до соседей, и т.д.

Но чем уж так хорош для модернизации петербургский климат? Политолог Кристиан Вельцель выдвигал «Теорию «прохладной воды», которая предполагает, что обилие водных ресурсов в сочетании с умеренно прохладным климатом создает исключительно благоприятные возможности для развития человеческих сообществ. И именно это сочетание стало одной из ключевых причин возвышения Запада в Новое время. В наиболее явном виде «эффект прохладной воды» выражен в Северо-Западной Европе, Северной Америке, части Юго-Восточной Азии (в районе Японии и Кореи), в южной части Южной Америки, части Южной Африки, некоторых областях Австралии, Новой Зеландии и Тасмании

Российский исследователь Мария Кравцова в работе «Sub-national Evidence: The Case of Russia» (совместно с Кристианом Вельцелем) вычислила «индекс прохладной воды» для российских исторических регионов начала ХХ века.

По ее данным, наивысшие значения (около 0,48) ИПВ в Российской империи наблюдаются в Архангельской, Вологодской, Вятской, Ярославской областях (т.н. «Залесская Земля»), на исторических финских землях и в Петербурге…

Для того, чтобы сыграть свою цивилизационную роль, Петербургу предстояло «ногою твердой стать при море», писал поэт, и, действительно, скажет историк экономики, наращивание «морской активности» во всех странах — это и драйвер, и условие, и следствие модернизации. После эпохи великих открытий заморские колониальные завоевания и межконтинентальная морская торговля стали ключевыми элементами индустриализации — в то время (да и сейчас, если уж на то пошло) корабль был технологической вершиной доступной промышленности.

Если вы хотите строить корабли, вам понадобится множество вспомогательных производств, образующих довольно сложные технологические цепочки. Производства же потребуют множества специалистов с самыми разнообразными компетенциями, или, как модно говорить сейчас, накопления человеческого капитала. В этой связи существует другая легенда, связанная уже с попыткой Петра воспроизвести транспортно-логистические технологии Европы.

Петербург любят называть «морской столицей», но город никогда не получалось «обратить лицом к морю» — вся его жизнь в течение первых двух столетий существования ориентировалась на реку и на каналы. И застраиваться город начал по берегам рек, и в гранит одевалась Нева, а не морские набережные, которых, по большому счету не существует до сих пор.

Сегодня можно иронизировать над попытками Петра I «воспроизвести» в невской дельте Амстердам с его сетью каналов, служивших голландцам проспектами. Но для ХVIII века каналы были единственным надежным инструментом доставки больших объемов навалочных грузов. «Промышленная революция» в Европе произошла не раньше, чем была создана сеть каналов, позволившая обеспечить транспортировку угля к доменным печам.

Каналы — а не дороги, которые научились как следует строить только на рубеже ХХ века, — были кровеносной системой рождающейся экономики Нового времени. Для Петербурга, созданного в удалении от сельскохозяйственных центров, вопрос логистики был ключевым. Необходимость решения этого вопроса дала толчок строительству Вышневолоцкой, Тихвинской и Мариинской водных систем, соединивших бассейны Балтийского моря и Волги, главной российской транспортной артерии.

Для экономики России XVIII–XIX веков этот комплекс гидротехнических сооружений имел значение не меньшее, чем Транссиб в веке ХХ. Канал символизировал надежность коммуникаций и гарантированную доставку больших объемов товаров с минимальными издержками. Не случайно все промышленные зоны Петербурга на рубеже ХХ века были выстроены «вдоль воды» — в то время никакой вид транспорта не мог сравниться с водным по дешевизне перемещения тяжелых грузов.

Так вот, одержимый идеей создать в Петербурге транспортно-логистический хаб, Петр пригласил знаменитого голландского строителя каналов, дав ему широчайшие полномочия, и приказав «устроить все, как в Амстердаме». Через некоторое время голландец напросился на аудиенцию, чтобы доложить о возникших проблемах на стройке.

Петр не дал инженеру рта раскрыть. «Я все знаю, — сказал император, — деньги нужны. Увеличиваю жалование твое вдвое, и повелеваю выделять на строительство столько, сколько ты скажешь». «Нет, ваше величество, тут дело не в деньгах, а в людях». «А, — обрадовался Петр, — я так и думал! Вот тебе мой указ; «Оных воров за их великие вины казнить смертью, повесить, быть по сему, Петр». А вот тут, где пустое место, впиши всех, кого хочешь, и завтра же они будут болтаться на виселицах».

«Нет, не надо никого казнить, — испугался голландец. — Мне надо, чтобы на стройку прислали каких-нибудь других рабочих… Не тех, которые работают сейчас, а других…». »Я могу больше рабочих прислать», — задумался Петр. «Нет, ваше величество, больше рабочих не надо, надо других, — развел руками голландец… «Других — у нас нет», — мрачно ответил император. «Значит, — сказал инженер, — и каналов, как в Амстердаме, пока не будет…». («Человеческий капитал» оказался решающим фактором).

Каналы, так или иначе, построили, но эта легенда о другом — о зарождении института профессиональной экспертизы, и — говоря шире — петербургской интеллигенции, способной «говорить истину царям» (другая пушкинская фраза). Концентрация академической и культурной среды на Невских берегах привела к появлению феномена местной интеллигенции не только как носителя социальной миссии, но и как носителей особого типа петербургской (ленинградской) идентичности, сохранившейся на протяжении столетий. Возможно, именно сейчас, когда Петербургу, задуманному и созданному как часть Европы, пришлось столкнуться с вызовом своему положению, «петербургской экспертизе» еще предстоит сказать свое слово…