Концептуалист для народа: каким художником был Илья Кабаков

Поздним вечером по московскому времени и ранним — по нью-йоркскому 27 мая 2023 года на странице фонда Ильи и Эмилии Кабаковых в соцсети, материнская корпорация которой признана в России экстремистской, появилось сообщение о смерти Ильи Кабакова. Под постом — соболезнования на разных языках. Кабакова называют московским концептуалистом, но, судя по размаху деятельности, можно и народным художником. И не только в России.

Илья Кабаков был идеальным современным художником: имея бэкграунд советского «неофициального» мастера, он не считал себя диссидентом. Отучившись в советском художественном вузе (то есть освоив традиционные техники), придумал тотальную инсталляцию. Занимаясь детской иллюстрацией, он параллельно создавал в знаменитой московской мастерской на Сретенском бульваре крупноформатные работы, у которых не было шанса дойти до широкой публики в СССР или покинуть страну — это были вещи с прицелом в будущее. Которое для Ильи Кабакова наступило в желаемом виде.

Его традиционно помещают в контекст московского концептуализма, подчеркивая «неофициальный» генезис, приобщая мастера к этой подернутой романтизмом страте советского художнического сообщества. Однако деление на официальных и неофициальных не совсем корректно, как и романтизированное представление о вторых (и видение их неким монолитным сообществом). Сам Илья Кабаков признавался, что «ни с кем и ни с чем не сражался». И это так: работ Кабакова не было на выставке в московском Манеже, где в декабре 1962 года Никита Хрущев сказал: «Мой внук и то лучше рисует», назвал работы «говном», а также предположил, что авторы — «педерасты». Не было Кабакова и среди участников «бульдозерной выставки» 1974 года.

Кабаков поддерживал связи с глобальным арт-сообществом, его работы были, например, на выставках в Италии. Это не было фантастикой, как может показаться из мифа о «неофициальном» искусстве — художник искал возможности выйти на мировой рынок. Павел Пепперштейн в интервью 2019 года сказал, что мысль Кабакова была во многом барочной — и это интересная отсылка. Для Кабакова ключевое значение имела арт-карьера, самореализация в насколько можно большем масштабе. Это был очень работоспособный и целеустремленный художник, подход к творчеству и роднит Кабакова с мастером барокко Питером Паулем Рубенсом. И, конечно, он мечтал о масштабных музейных проектах, а не о «неофициальном» загончике. Художник признавался в интервью, что для него мучителен вопрос «что будет, когда работа уйдет в будущее», в инсталляциях он иллюстрировал в том числе этот художнический комплекс — страх не попасть в будущее. Живя в СССР, Кабаков переживал: вдруг его труды окажутся на помойке — и сделал всё, чтобы этого не произошло. Это одна из причин, по которым Кабаков состоялся на международном уровне.

С чем он вышел на этот уровень — отдельный разговор. Концептуализм — явление, которое сложно «потрогать», в нем, что называется, надо быть. В московскую мастерскую Кабакова нужно было подниматься по лестнице из двора до чердака, на нее выходили двери коммунальных квартир, был, соответственно, мусор. По воспоминаниям современников, она сама по себе уже была похожа на инсталляцию. В 80-е Кабаков создал инсталляцию «Десять персонажей», которая представляла собой «комнаты» обитателей коммуналки, затем использовал мотив коммунальной кухни, много работал с темой мусора. Может казаться, что таким проектам место в сатирической ленте о мире современного искусства «Квадрат», однако бытовуха стала точкой отсчета «народности» Кабакова. Для кого-то в ней было тепло и очарование узнавания (концептуализм — звучит сложно, а комнату в коммуналке можно оценить и без смысловых перегрузок), для кого-то (очевидно, для западных зрителей) — экзотика. Тема «тесной» жизни, мусорной абсурдности, мушиного копошения и одиночества на этом фоне (инсталляция «Человек, улетевший в космос из своей квартиры» с катапультой в комнате и дырой в крыше дома) касалась общих струн социума. Это не был виток маргинальной самодеятельности тусовки.

Впрочем, недооценивать тусовку тоже не стоит. В мастерской Ильи Кабакова собирались поэты и философы, слушали лекции и дискутировали, происходили своеобразные мистерии: приглашая несколько человек, художник показывал им альбомы и читал тексты оттуда (текст — важное медиа концептуализма, тут советские «неофициальные» художники неожиданно близки к передвижникам). В альбомах были реплики персонажа, который жил в коммуналке, затем начиналось обсуждение-комментирование. Жанр, условно похожий на нынешние посты в соцсетях про разговоры с таксистами и комментарии к ним, разве что с ограниченным числом участников. Эффектное сочетание мистики и абсурда. На таких встречах, по воспоминаниям того же Пепперштейна, Кабаков держал себя со «жреческой серьезностью», хотя по жизни был человеком очень ироничным — но как будто хотел, чтобы все относились к процессу серьезно, а он мог улыбаться несколько со стороны.

В общем, в случае Ильи Кабакова звезды сошлись: он получил признание по обе стороны Атлантики и коммерческий успех. Да и московский концептуализм удалось «упаковать», осмыслить, презентовать — в отличие от петербургской Новой Академии, так и не ставшей стержневым явлением для новейшей истории российского искусства.

На рубеже 80-х–90-х годов и в 90-е история давала советским «неофициальным» художникам шанс — Илья Кабаков его ждал и воспользовался им. Художники, вспоминая то время, говорят, что можно было, продав одну картину в Европе, чуть ли не купить квартиру в Петербурге. Про Москву однозначно утверждать не будем, но реакция арт-рынка на развал СССР была бурной. Немецкий художник Герхард Рихтер, в начале карьеры перебравшийся из ГДР в ФРГ, и то был «экзотикой», а вокруг выходцев из СССР в 90-е был настоящий ажиотаж. Именно тогда Кабаков получил множество международных наград. Кроме того, очевидно, что Илья и Эмилия Кабаковы не достигли бы такого успеха, не будь у них деятельного интереса к работе в самых разных регионах и форматах. В интервью Эмилии Кабаковой 2021 года сквозит эта кипучесть, устремленная в будущее. Она рассказывает, как они с мужем работали в Египте и ОАЭ и как ее тронуло, что кабаковская работа с мусором была первым произведением современного искусства, которое купил шейх Шарджи.

Многие помнят выставку 2018 года «Илья и Эмилия Кабаковы. В будущее возьмут не всех» — ретроспективу Ильи и Эмилии Кабаковых, совместный проект Tate Modern, Эрмитажа и Третьяковской галереи. Пожалуй, это та проектная мощность, на которую художник планировал выйти, выставка всех совершенно очаровала. Размах был невиданный: работы собирали со всего мира, на каждой из площадок была своя версия. Переехав в 1988 году в Нью-Йорк, Кабаков активно выставлялся в России, участвовал и в зарубежных выставках, где его работы показывали рядом и с русскими художниками XIX века, и в контексте авангарда начиная от Казимира Малевича. В воображении мастера, кажется, не было границ и комплексов, его труд — перманентная экспансия арт-пространства.

При этом Кабаков с доверительной улыбкой относится к зрителю (и это часть очарования его работ): он говорил, что что «зритель — такой же художник». Эта легкость без мнительности, которая порой свойственна художникам, подкупает. Кабаков сравнивал продукт своего воображения с курицей, которая должна «появиться сразу с перьями», и говорил, что не пользуется эскизами. Слушая речь художника с образами, родившимися в моменте, легко поверить в постоянную интенсивную работу воображения, в освоение мира путем, как бы иронично это ни звучало, хоть бы и переработки мусора. Некогда московский концептуалист, а ныне крайне успешный современный художник Илья Кабаков благодаря энергии, работоспособности, обаянию души и четкому целеполаганию стал фигурой достаточно объемной, чтобы его в будущее — взяли.

Анастасия Семенович, специально для «Фонтанки.ру»