Исторически больше половины российского экспорта приходилось на Европу и страны Северной Америки, сейчас компаниям приходится переориентироваться на «Большой Юг», включающий Азию, Африку, страны Латинской Америки. О том, как в ускоренном темпе выстраивать новые потоки и какая нужна для этого инфраструктура, в интервью «Фонтанке» на Петербургском международном экономическом форуме рассказал вице-президент АО «Российский экспортный центр» Станислав Георгиевский.
— Как изменился российский экспорт по структуре, географии и номенклатуре за последние полтора года?
— По структуре за последний год каких-то кардинальных изменений не произошло, потому что те отрасли, которые являются основными экспортерами, формировались десятилетия. Но в ряде из них сильнее чувствовался эффект внешнеэкономической и политической конъюнктуры. Не секрет, что у нас сильнее всего пострадал лесопромышленный комплекс, потому что традиционно на Северо-Западе большой объем сбыта был ориентирован на Европу. И, конечно, отказ от продукции нашего ЛПК спровоцировал провальный эффект с точки зрения продаж именно на Северо-Западе, притом что предприятия, расположенные в восточной части России, свои продажи наращивают.
В целом же сейчас идет постепенный восстановительный рост с переориентацией на новые рынки и на новые виды продукции одновременно, потому что в Юго-Восточной Азии нужны несколько иные виды продуктов, которые также производит наш ЛПК. В первую очередь, можно отметить, что вместо круглого леса есть спрос на готовые изделия.
Часть продукции в прошлом году подорожала, поэтому вырос объем продаж, а по ряду позиций — и физические объемы сбыта. Например, если взять сельхозпродукцию, то был хороший урожай зерна, хорошие отгрузки масложировой продукции. Определенные сложности были по мясу, в основном из-за ухода контейнерных линий с рефрижераторными контейнерами. С большим трудом и инвестициями пришлось восстанавливать грузопоток. В этом году мы видим, что логистика выходит на более разумный уровень цен, появляются новые перевозчики, достраиваются складские помещения. Кроме того, за последние год-полтора было сделано космически много всего с точки зрения улучшения сервиса: много где таможня перешла на круглосуточный режим работы, ввели электронные очереди, там, где позволила готовность инфраструктуры и технологий, ввели новые условия физического прохождения границ: с рентгеном, современными технологическими решениями. В результате, например, по Забайкальскому переходу время ожидания в очередях снизилось на несколько десятков дней.
Торговля налаживается, развивается, работа идет, никто не опускает руки, очень активно бизнес ездит в разные страны устанавливать деловые связи. За 2022-й и начало 2023-го с нашей помощью более 3000 компаний установили новые бизнес-связи на выставках и бизнес-миссиях. Так что, я думаю, что экспорт будет расти — это не беспроблемная работа, но мы интегрируемся в мировую экономику. Благодаря нашим предпринимателям, которые делают качественный продукт, и вопреки конкурентам — ведь это, в первую очередь, конкурентная борьба, пусть иногда и недобросовестная.
— Видите ли вы отличия работы с Западом и Востоком?
— Конечно, это и разные правовые системы, и разные ментальности, и разные технологии работы с людьми. Если с той же Европой все продажи проходили в онлайне, то в азиатских странах надо сопровождать работу с бизнесом персонально, иметь хорошие человеческие контакты. Но здесь нет ничего невозможного — ведь неважно, в какой стране ты находишься, ты вправе рассчитывать на уважение со стороны контрагента, и у тебя будет спориться бизнес. В первую очередь надо оставаться людьми.
Многое надо менять с точки зрения технологий и инфраструктуры, потому что за 30 лет были налажены очень тесные связи с Западом: налажена логистика для сборных грузов, выстроена быстрая доставка, заказ мог приехать в течение месяца, как от них к нам, так и от нас к ним. Сейчас с удаленными рынками, конечно, такого нет. И сейчас нам надо создавать эту базу в ускоренном темпе — у нас нет 30 лет, чтобы освоить рынки Азии или Африки, надо пройти этот путь максимум за 10 лет. Сейчас мы с бизнесом над этим как раз работаем — налаживаем каналы продаж, возможности для формирования складских запасов для быстрого обслуживания потребителей, каналы для сборки, досборки, кооперации, в том числе с местными контрагентами.
— На Петербургском экономическом форуме вы представили российский экспорт в виде пяти муз — пяти основных направлений. Какие из них уже достаточно развиты, а какие требуют большей поддержки?
— Нельзя развиться до какого-то уровня и потом почивать на лаврах — в каждом направлении есть конкуренция: технологическая, ценовая, а сейчас и политическая. Конечно, есть те направления, в которых мы традиционно сильны, например в нефтехимии. Сегодня мы здесь конкурентны и по цене, и по качеству, и по сервису, по срокам доставки — то есть занимаем сильные позиции мирового игрока. Но и эта отрасль активно развивается, и, уверен, что в нефтехимии через 20 лет картина будет непохожа на то, что мы видим сегодня.
Однозначно опережающими темпами надо развивать машиностроение. В прошлом году мы увидели, насколько отрасль является уязвимой. Сейчас работа идет над выстраиванием новых производственных цепочек и созданием интеллектуальной собственности. Мы видим много совместных начинаний с Китаем, с другими странами.
У нас сильные компетенции в сфере IT — за последний год мы поняли, что у нас, в России, очень высоко проникновение IT в жизнь человека: интернет-банкинг, получение госуслуг, оплата коммунальных услуг, транспорта и т. п. Цифровой сервис суперразвит, и нам есть что предложить многим странам мира, как с точки зрения решений, так и с точки зрения их адаптации к локальным особенностям. Новая сфера для инвестиций — промышленное программное обеспечение. В прошлом году международные игроки ушли, что открыло огромные возможности для IT-компаний осваивать локальный рынок — но важно не терять этот драйв и на экспорт. Поэтому мы отдельно выделили компании, которые хотят работать на внешнем рынке, понимая, что конкуренты у нас достаточно сильные. Нельзя три года осваивать только российский рынок, а потом вернуться на мировую арену — за это время там всё изменится.
В отрасли АПК во многих аспектах была очень высокая импортозависимость. Помимо решения внутренних проблем, необходимо также оставаться в синергии с векторами глобального развития — население, по мнению экспертов, продолжит расти до конца 21 века, поэтому вопрос продовольственной безопасности и потребления устойчивой пищи будет еще долго актуален. Надо быть конкурентным с точки зрения объема продукции, ее потребительских качеств, доступности — всех параметров, на основе которых потребители будут делать свой выбор.
— В связи с изменением внешнеполитической ситуации изменились ли как-то меры поддержки?
— Мы расширили линейку мер поддержки и услуг. Впервые мы стали работать и с импортными операциями, потому что выстроенные цепочки в прошлом году оказались под ударом. Нужно было запускать новые каналы поставки, закрывать коммерческие и финансовые риски, предоставлять финансирование, чтобы компании не столкнулись с разрывами ликвидности и невозможностью оплатить компоненты или оборудование, — а до этого найти, кто заместит поставщика, который ушел с рынка.
С точки зрения экспорта усилили направление по налаживанию деловых контактов: мы расширили участие в бизнес-миссиях и выставках за рубежом. Компании и их экспортные команды очень активны, ищут новые экспортные контракты. Увеличился портфель поддержки по Латинской Америке, по Африке, мы за неполные полгода по многим направлениям оказали поддержки в два раза больше, чем за аналогичный период прошлого года.
Работаем над новыми инструментами, потому что нам надо создавать товаропроводящую инфраструктуру за рубежом, добавили в свои кредитные инструменты соответствующие цели, т. е. компании могут привлечь деньги на создание промежуточных сборочных производств в странах, где они планируют создать хабы для работы с регионами. В Азии и в Африке логичнее работать из единого хаба, чтобы экономить на издержках, обеспечивать более эффективную логистику, обслуживание, склады запчастей. Сейчас в этом направлении мы прорабатываем возможность ГЧП.
И, конечно, важное направление — работа с потребителями, целевыми аудиториями, продвижение продукции, донесение ее ценности, свойств. Во многих странах наши товары практически не знают и не понимают, что такое «сделано в России». В каком-то смысле, это даже хорошо: нет отрицательного опыта и не придется его «переламывать». Но положительные впечатления еще только предстоит формировать в умах потребителей.
Также сейчас мы много усилий тратим на вопросы по сертификации продукции. Раньше в большинстве стран было достаточно показать европейский сертификат, и этого было достаточно, чтобы подтвердить качество. Сейчас даже у тех, у кого они были, сертификаты по большей части отозваны. Поэтому на новых рынках мы начали работать с национальными требованиями по сертификации и допуску на рынки. Например, в прошлом году около 20 новых рынков было открыто по рынку АПК нашими коллегами из Россельхознадзора.
— Такие меры потребовали расширения финансирования? Насколько оно выросло?
— В этом году бюджет нацпроекта «Международная кооперация и экспорт» вырос примерно на 15–20 %, мы рассчитываем, что и в следующем году бюджет будет расти. В прошлом году только через структуры РЭЦ мерами поддержки воспользовались почти 20 тыс. компаний — для нас это был рекорд. А в этом году мы превзошли показатели сопоставимого периода по количеству компаний на 15 %. С точки зрения объемов финансового вклада в поддержку мы также идем с большим опережением, и по итогам, думаю, превзойдем результаты прошлого года на 30–40 %.