ПоделитьсяУход западных поставщиков комплектующих с российского рынка машиностроения дал шанс небольшим производителям, которые многие годы были в тени. Кингисеппский машиностроительный завод за 2022 год сумел не только на 40% нарастить выручку до 5 млрд рублей, но и нашел новых клиентов, чтобы поднять доходы еще на 20%.
О том, каких усилий это стоило предприятию, «Фонтанке» рассказал 100%-ный собственник и управляющий директор Кингисеппского машиностроительного завода Михаил Даниленко.
Поделиться— В мае Кингисеппскому заводу одобрили кредит на 160 миллионов, которые он намерен направить на расширение производства. В частности, отмечается, что это позволит приобрести станки и развивать производство судовых двигателей НВД-48 и НВД-36, а также тепловозных 2Д100. Речь идет о расширении под какой-то новый крупный заказ?
— Кредит одобрил ФРП — Фонд развития промышленности. Мы активно наращиваем производственную базу постоянно. Помимо ФРП, где мы претендуем на льготный кредит, у них 1 % годовых, у нас помимо этого есть кредитная нагрузка и с банками. Мы докупаем оборудование постоянно, здесь мы претендуем на покупку дополнительных станков. Эту номенклатуру мы и так производим, рассчитываем на увеличение пополнения станочного парка. Когда мы кредитуемся сами, стараемся поэкономнее станки купить, чуть-чуть подержанные. В случае, когда идем через Фонд, они кредитуют только новое оборудование, поэтому приходится покупать новое, обновляя парк.
— Речь идет о производстве тех же двигателей, или вы планируете запускать производство новых?
— Номенклатуру мы расширяем каждый день. Мы поставляем сегодня втулки цилиндровые, поршни и крышки цилиндровые практически для всего парка судовых двигателей, которые выпускались в советский период, — это и наши предприятия российские, и Германия, которая тогда еще была ГДР. Сейчас в рамках импортозамещения пошли новые судовые двигатели — по Wärtsilä. Номенклатура постоянно пополняется именно в этой части — там, где мы производим однотипную продукцию, но для разных производителей.
— Кроме Wärtsilä, что вы еще намерены импортозамещать?
— Помимо Wärtsilä по двигателям внутреннего сгорания и газово-поршневым дизельным, мы еще делаем втулки для компрессоров. Один из заказчиков — «Кинеф», у них очень сложное зарубежное оборудование, поддержка закончилась. Мы делаем прямо по образцу: наш отдел реинжиниринга — группа конструкторов предприятия внутри холдинга «КМЗ-Инжиниринг» — разбирает, смотрит, как устроено, проверяет химсостав, твердость, вязкость и т.д. Для «Кинеф» делаем разработку и изготовление, для ряда предприятий, таких как «Сибур», большой объем заказов только по реинжинирингу — разрабатываем для них документацию.
— Как себя зарекомендовали двигатели, которые вы делаете на основе оригиналов?
— Мы делаем на замену комплектующих для этих двигателей, работают они ничем не хуже. То есть мы понимаем прекрасно, как они сделаны у них, может быть, какие-то нюансы не видим, но мы делаем их, опираясь на технологии и российские, и советские, и качество не хуже, а местами может быть даже чуть лучше, чем они задумывали.
— У пользователей какие отзывы? Были рекламации?
— Замечаний нет, все работает.
— За какой период времени вы поставили это на поток?
— Скажем так: освоение этой номенклатуры идет уже лет пять.
— Вы предвидели, что это будет востребовано?
— Оперативно внедрялись во все возможные ниши, давно осваивали тепловозную тематику, номенклатуру завода имени Малышева в Харькове. А сейчас, учитывая, что поставки оттуда прекратились, мы эту нишу активно полностью закрываем.
— Вы собираетесь расширять производственные комплексы. Будете расширять площадь в том числе? Какие площади у вас сейчас и какая планка — насколько вы хотите увеличить и площади, и мощности?
— У нас большое количество производственных площадок. Одна из них — на Большом Смоленском проспекте, вторая на Коломяжском, это частично территории Северного завода, недавно приобретенные вместе с предприятием «Норма-Энергоатом», две площадки в Назии — бывший завод «ЛСР», который мы перевели полностью под машиностроение, площадью 16 гектаров, 24 тысячи квадратных метров площадей крытых, вторая там же — бывший Опытный механический завод — 6 гектаров, 10 тысяч квадратных метров [крытых], и площадка под Кингисеппом — 10 гектаров и порядка 20 тысяч квадратных метров.
— А насколько вы еще хотите расширить?
— Мы сейчас покупаем площадку там же, под Кингисеппом, 7 гектаров, 7 тысяч квадратов, уже внесли аванс. И дальше по мере необходимости. Мы понимаем, что площадей не хватает. Дополнительно мы строим слип-док на площадке в Назии, это крытый большой бассейн для спуска теплоходов длиной до 30 метров, которые мы же строим, для того чтобы проводить швартовные испытания, кренования, испытания всех механизмов, одновременно [сможет обслуживать] четыре штуки.
— То оборудование, на приобретение которого вы получаете кредит, вы установите на новую площадку или замените имеющееся?
— Поскольку ФРП — петербургский, поэтому условие, что они [станки] будут работать в Петербурге.
— То есть вы будете здесь заменять станки, которые отработали ресурс?
— Нет, здесь мы выкупили одно здание дополнительно, вот оно, за окошком, у Завода турбинных лопаток, к нему организовали дополнительную пристройку площадью 2 тысячи квадратных метров, и ее насыщаем этими пятью станками.
— Достаточно ли будет 160 миллионов для задуманной вами модернизации? Или это только первый шаг?
— Мы достаточно долго проходили этот шаг с ФРП, заняло месяцев 8, как все пройдем, наверное, будем еще что-то планировать с ними.
— То есть будут еще какие-то вливания, но сумму вы пока не раскрываете?
— Да, будут. Сумма не секрет — мы ее еще не спрогнозировали. Мы понимаем, что рынок так динамично растет, что развиваться можно без остановки. И второй момент — всю чистую прибыль мы полностью возвращаем в развитие, у нас нет никаких внешних источников госпотребления.
— На сайте завода — вакансии ведущих инженеров-конструкторов, в чьи обязанности входит «разработка отечественных аналогов агрегатов и устройств, узлов и деталей широкого спектра направлений», в том числе колесно-гусеничной техники. Где она будет востребована? Для каких целей?
— Сейчас мы разрабатываем по субсидии модуль разведки на резиновых гусеницах, образцы сравнения привезены, полностью их реинжинирят, дальше нужно будет собрать испытательный стенд, провести опытную эксплуатацию. Что касается реинжиниринга в целом, мы интенсивно наращиваем штат, выделили дополнительные площади — целый этаж.
— Чтобы они работали над импортозамещением?
— Да. Сейчас огромный спрос на этих специалистов. Приходится их вытаскивать со всей страны. Значительно выросли их заработные платы, но деваться некуда — обучаем, расширяем. Сейчас первый специалист из Китая приехал — приходится даже таким путем идти.
— Гусеничная техника — это все-таки для гражданских проектов или военных?
— По гусеничной тематике: мы делаем только двигатели для них — для БМП, танков, ракетовозов, всех абсолютно. Порядка 500–600 моторов в год — ремонт и изготовление комплектующих.
— В 2020 году среди ваших заказчиков были Росгвардия, МЧС. Кто сейчас стоит в очередь, чтобы покупать вашу продукцию?
— Здесь несколько ниш одновременно. Что касается ремонта двигателей — это Минобороны и все, что касается их наземной техники, которая участвует в СВО. Что касается корабельной тематики — быстроходные двигатели на всех флотах страны стоят после нашего ремонта, процентов 90 этой ниши мы занимаем, по тихоходным, так называемым малооборотистым, это порядка 50% двигателей проходят сервис у нас. Что касается изготовления: мы изготавливаем двигатели преимущественно для «Газпрома» — для геологоразведки, газопроводов Сибири, поставляем также двигатели на закрытые военные объекты.
— Какова доля вашей продукции на рынке? Есть у вас конкуренты?
— У нас много рынков, и везде она будет отличаться. По сервису танковых двигателей, наверное, процентов 30, по сервису корабельных — 80 %. По поставке двигателей для «Газпрома» в своей нише — мощности 500–600 киловатт — мы единственный поставщик. Для военных объектов подземного размещения в мощности такого же диапазона мы, наверное, одни или двое нас. То есть кто-то еще, наверное, есть, кого мы не видим. У нас номенклатура очень широкая: помимо этого мы делаем большое количество резервуаров, судовых охладителей — по ним мы являемся единственным поставщиком для Минобороны. Средства спасения, жилеты. Большая швейная фабрика своя — мы шьем боновые заграждения, в том числе для Минобороны по прямым контрактам.
— Насколько вы зависимы сейчас от импорта?
— Достаточно мало, потому как даже там, где какие-то препятствия возникают — это, скажем, товары широкого потребления, — всегда находится другой поставщик из другой страны.
— Что имеется в виду под товарами широкого потребления?
— Допустим, контроллеры управления: их производят как европейские страны, так и Индия, Китай, Тайвань, мы за них не переживаем, поскольку большое количество поставщиков.
— Станки, которые вы планируете покупать, — у кого вы будете их брать?
— Станки берем у отечественных поставщиков. Эту проблему для себя мы достаточно широко решили: организовали большой отдел АСУ — автоматизированных систем управления, переводим много станков своих на систему программного управления, разработанную самостоятельно, берем российские контроллеры, преимущественно питерских предприятий, их приводы, и дальше полностью модернизируем станки и переделываем систему управления. Любых станков, в том числе импортных, каких угодно, на российскую стойку.
— Вы так рассказываете, как будто у вас, как по сценарию, гладко развивается.
— Мы проблем в этом не видим сейчас вообще никаких.
— А какие проблемы есть?
— Проблемы? Нехватка оборотных средств, высокий кредитный процент, залоговые кредиты, в том числе и ФРП. Большие залоги, которые, учитывая масштаб предприятия... Не хватает столько залогов.
— Я правильно понимаю, что вы свои мощности в залог отдаете?
— Да, мощности и территории все.
— У вас все в залоге?
— Много. Почему столько денег в обороте крутится — большие отсрочки платежей, все заказчики хотят сегодня с отсрочкой. Они прекрасно понимают, что иного, кроме российского, рынка у них нет.
— Как вы видите решение этих проблем?
— СМП Банк предлагал такой путь: они выделяют сумму кредитования, на половину суммы мы даем в залог, а вторая половина обеспечивается за счет фонда поддержки промышленности. А сейчас на 160 миллионов ФРП мы даем полноценный залог, еще и с запасом — миллионов на 200 с копейками. Плюс на любой договор, особенно с государственным заказчиком, везде нужна банковская гарантия, это тоже затраты. К тому же заказчики очень долго рассчитываются, мы об этом много где говорим — что от государственных заказчиков деньги мы выбиваем только через арбитраж. Они понимают, что, пока мы находимся в арбитражном производстве, у них есть люфт, и это, по сути, для них — почти бесплатный кредит. А мы кредитуемся за 16% годовых и даем залог при этом. Они будут тянуть сколько угодно долго.
— Нет никакого рычага, чтобы это изменить?
— Рычаг — суд. Это же долгий процесс, суды идут годами. Решение есть — снижение ставок, уменьшение залогов, субсидирование, залог за счёт государства или фонда страхового. Почему должен быть залог в таком объёме, учитывая, что предприятие имеет контактную базу в 15 млрд и численность персонала почти 2,2 тысячи человек? Почему мы должны обеспечивать и залог, и банковскую гарантию на любой контракт, даже на 3 млн? Хотя прекрасно понимают все, что мы могли бы здесь дополнительно не финансировать банк, поскольку, даже если мы не выполним все обязательства, 3 млн с нас снимут по суду, мы даже не заметим.
— Как-то государство же участвует в этом, выдает субсидии?
— Мы получили субсидии по разработке подобной механизации. Большое количество субсидии взято, но там достаточно тяжёлые условия предложены, потому что нужно, помимо того что все разработать, еще и быстро-быстро успевать эту номенклатуру продать в объеме субсидии. Нет заградительных мер для китайских поставщиков, и когда проектант, допустим корабля, или судостроитель выбирает, что ему выгоднее — Китай или российское...
— Наверное, склоняются в пользу Китая.
— У Китая есть свои преимущества. Во-первых, как-то приятнее работать с зарубежным поставщиком. Они приглашают себе в гости, устраивают красивые выезды. Возможно, дарят подарки, мы не можем утверждать, но по крайней мере с Германией было именно так: для покупателей немецкого оборудования и двигателей был выезд на 2 недели с большими экскурсиями, всякими представлениями. А мы можем предложить только экскурсию по заводу и кафетерии. Не тот масштаб.
— То есть Китай — серьёзный конкурент?
— Китай — серьезнейший конкурент. Это первое. Второе. Если мы с Германией и другими странами могли конкурировать по стоимости рабочей силы, у нас, как мы считаем, она все-таки ниже, то в случае с Китаем, безусловно, ниже у них. Это важный вопрос формирования стоимости изделия. Мы себестоимость считаем по трудоемкости: наш сотрудник зарабатывает примерно 100 тысяч рублей, мы его должны обеспечить отпуском раз в год, больничные. Потом у нас праздники бесконечные.
У них зарплата изначально ниже, нет такого количества праздников. И себестоимость у них тоже ниже.
— Можно как-то бороться с этим?
— Да, заградительными мерами. То есть это со стороны государства в нашем случае. Со своей стороны мы ищем, как ускорить производство, как его сделать легче, как уменьшить трудоёмкость. Где-то мы можем сэкономить на материалах, облегчить конструкцию, упростить обработку.
— Не может ли случиться так, что у Китая будут настолько совершенные двигатели, что ваши просто не будут востребованы?
— Без ограничительных мер ничего не получится, мы же понимаем, что влияет на развитие промышленности. Здесь и в Китае факторы одинаковые. У нас сегодня средняя кредитная ставка, доступная промышленнику, 16%. Какая в Китае — я не могу сказать, но когда мы говорим про европейские поставщиков, мы точно знаем, что у них она ниже. И им купить новое оборудование гораздо проще. Поэтому, когда мы покупаем оборудование, стремимся брать подержанное, отработавшее первые 5 лет. Понятно, что по качеству оно хуже. Здесь, на мой взгляд, нужна ввозная пошлина, как в случае автопрома.
— То есть надо какой-то рычаг, который сделал бы заведомо дороже китайское, чтобы покупатель шел к вам.
— Да, чтобы выровнять условия.
— Месяц назад НПО «Теханалитика» вышло из состава учредителей, их доля была 70 %. Насколько их уход был для вашего предприятия болезненным?
— Абсолютно не болезненным. Предприятие создавал изначально я. В 2019 году в состав учредителей вошли «Энексел Групп» Александра Борисова с 17 % процентами и с оставшейся частью «Теханалитики». К 2022 году мы сошлись на мнении, что у нас разные цели. У «Энексел Групп» целью были исключительно инвестирование и заработок, у «Теханалитики», скажем так, 50 на 50 инвестирование, заработок и чуть-чуть компетенции, они рассматривали вариант, что часть компетенций мы с Коломенского завода забирали по военной тематике, то есть там, где им не очень хотелось взаимодействовать по оборонзаказу, — они, как я понял, не хотели попасть в санкционный список, но, по-моему, в итоге так всё равно и попали. У меня же задача была расширить производство.
— От вашего совместного сотрудничества какой-то результат был?
— Мы плотно обменивались компетенциями, получили за счёт них дополнительную номенклатуру по Коломенскому заводу, забрав часть их компетенций по военным двигателям. Они помогли деньгами на этапе входа, когда выкупили долю у меня, эти деньги я тут же реинвестировал. А сейчас мы спокойно разошлись. Нам так легче управляться, всё быстрее идет, никаких дополнительных согласований. Это было обоюдное решение, наверное, даже больше с нашей стороны.
— То есть какого-то совместного проекта не родилось?
— Совместный проект изначально и не сильно планировался. Мы мягко и комфортно разошлись. Все остались друг другом довольны.
— Насколько 2022 год был успешным для вашего предприятия в плане финансовых показателей? Там же лихорадило всех абсолютно.
— В 2019 году, когда мы продали свою долю предприятия, у нас был пут-опцион — мы должны были подтвердить финансовые показатели перед пришедшим инвестором, и 2020 год мы работали на износ, вообще не спали. В 2021-й мы зашли, выполнив все показатели, и весь год прошли на этой волне, превысив их в 1,5 раза. Когда шли в 2022 год, предполагали, что дело двигается к разводу и компании нужно нарабатывать ещё больше и больше средств и компетенций, поэтому в 2022-м мы работали еще интенсивнее.
— Так ведь, как сейчас говорят, известные события произошли — как-то же они на вашу деятельность повлияли?
— По этой инерции мы почти каждый год увеличиваем выручку на 40 % в среднем. По итогам 2022 года мы вышли на сумму в 5 миллиардов чистой выручки без НДС. Никогда таких цифр не было.
— Как вам это удалось? Это тот запал, который вы на старте взяли?
— Здесь большущий темп. У нас тут все живут, все работают. Вчера (8 июня. — Прим. ред.) была делегация S7 — 19 человек, перед этим приезжал собственник, а сейчас уже команда производства. Почему в таком количестве? Собственник просил показать темп работы, как все выстраивается, потому что с таким темпом, как мы двигаемся, растем, набираем скорости, так никто не может. Мы активно ищем номенклатуру, активно смотрим, где какие ниши еще не заполнены, наша номенклатура представлена начиная от подводных лодок, частей двигателей до комплектующих надводных кораблей, танковой тематики, газотурбинных двигателей.
— Теперь вот еще самолеты S7.
— Частично обсуждаем размещение заказов на определенную номенклатуру.
— Вы плавно подходите к заключению контракта?
— Да. Номенклатура каждый день расширяется. Один наш крупный заказчик к нам пришел, с тем чтобы делать «Уран-14», «Уран-6» — это роботы для разминирования, поскольку все предыдущие предприятия-исполнители завалили вопрос. Мы развернули эту программу, там десятки машин, буквально за 4 месяца — добрали людей, добрали оборудование, выделили цех на Коломяжском проспекте. Объем поставки не секрет — порядка миллиарда рублей. Рассчитываем, что в ближайший год увеличится до 3–4 миллиардов.
— А если мы говорим об S7?
— Там цифр пока нет. Пока обсуждаем, в какую номенклатуру мы можем войти. Они хотят поршневые моторы для малой авиации — тема интересная, ее в России вообще не существует.
— У нас не занята эта ниша?
— У нас с Советского Союза ничего не производилось. Все жили импортными моторами, которые закончились. В авиации все строго с учетом, и обходить параллельным импортом не получается — есть проблемы с поставкой комплектующих, сервисом, поэтому наши компетенции очень важны.
— А как [по финансовым показателям] первый квартал 2023 года?
— Пока традиционно с замедлением — предприятия раскачиваются, платят плохо, отгрузки замедляются. К концу года мы рассчитываем, что как минимум повторим прошлый год, надеюсь, что сможем перевыполнить прошлый год хотя бы до 6 миллиардов. 2022-й нас не тряхнул, наоборот, у нас гораздо выше была интенсивность, особенно по наземной технике: двигатели — танковые, БМП, БТР — десятками шли, если не сотнями.
— Какие планы на ближайшее будущее?
— Если все будет получаться, как получалось, мы мечтаем о самореализации в части большого холдинга с десятками тысяч сотрудников. Две недели назад мы получили статус стратегического предприятия России.
— Сколько у вас рабочих во всем объединении?
— Суммарно 2–2,4 тысячи человек — основной штат, у нас работают еще порядка 120–130 заключенных — это исправительные центры и колонии-поселения.
— На какую еще номенклатуру вы хотели бы замахнуться и реализовать?
— Мы активно развивали маломерное судостроение. За последние два года поставили порядка 100 катеров — большие заказы Ространснадзора, МЧС, Росгвардии. Оснащение полностью, от и до, делали мы — у нас большой сварочный цех, швейная фабрика, но наверху было решено, что эта ниша отойдет к ОСК. Я думаю, что придет день, когда это будет отыграно обратно, поскольку должны быть средний бизнес и конкуренция.
Наталья Вязовкина, «Фонтанка.ру»
