Оптимизм, который внушает бурное развитие и перспективы применения нейросетей, виртуальной и дополненной реальностей, сдерживается рядом нерешенных проблем. Если нейросети распространяются все быстрее, то недавний бум технологий AR и VR как-то затих. Участники круглого стола «Фонтанки» рассказали: возможности всех этих технологий почти безграничны, а освоена лишь малая часть.
В своих направлениях
Технологии двигаются разнонаправленно. Например, нейросети уже стали обыденностью, считает Дмитрий Завалишин, основатель группы компаний DZ-Systems. Да, их пока не везде можно употребить, и они очень зависят от качества входящих данных, но, тем не менее, из сложной, дорогой и редко применимой игрушки они перешли в разряд практически бытового инструмента. AR и VR в противоположной ситуации: по словам эксперта, ожидание от этих технологий в целом пока не оправдалось.
— Подозреваю, что это произошло по двум причинам, — говорит он. — Первое: такие технологии достаточно тяжеловесны и требуют сложной аппаратуры. Я предполагаю, что именно это пока не позволяет проектам в этой сфере выйти в разумный экономический режим. Второе: чтобы сделать AR-систему, нужна качественная привязка к окружающему пространству, а с этим пока есть проблемы — и качество этой привязки довольно низкое.
Дмитрий Завалишин напомнил, что переход программистов на удаленку повысил рентабельность во многих компаниях: поскольку люди стали тратить меньше времени на поездки на работу и обратно, они стали работать эффективнее. Расширив применение технологий, можно вывести в онлайн еще более существенный слой людей, которым не так обязательно ходить на работу.
— По сути, крановщику не обязательно сидеть в самом кране, можно работать из дома в VR-очках, — говорит он. — Водители, операторы и еще огромное количество специальностей могут работать в режиме VR. Пока такому развитию событий мешает ряд ограничений: например, в шлемах нельзя долго работать и требуются обязательные перерывы. А главное — остро стоит проблема с устойчивым гарантированно качественным интернетом.
Что касается нейросетей, то они уже способны управлять автомобилем наравне с водителем, но человек внутри все равно нужен — он следит за движением и предотвращает потенциально опасные ситуации. И сейчас основная задача — работа над алгоритмами, чтобы повысить качество вождения и вообще свести к минимуму даже самые несерьезные аварии.
Андрей Лысенко, генеральный директор VISIONERO, отметил: главное, что дают AR и VR, — это интерактивность исполнения не линейного сценария, а взаимодействия либо с базой данных, либо с игровыми и образовательными сценариями, позволяющими получить отклик на свои действия.
— И здесь программные технологии ушли далеко вперед от «железной» составляющей, — уточнил он. — Получается, мы все пока сидим и ждем, когда на рынок выведут новые устройства, позволяющие решать интерактивные задачи так же легко, как это делается со смартфона.
Отдельно эксперт отметил тренд на удаленку и образование в онлайне. Поскольку детское обучение перешло в онлайн-среду наиболее активно, именно здесь обострилась одна из основных проблем образования в целом — удержания внимания и вовлечения собеседника. Усваиваемость материала упала, удержание внимания почти на нуле — и вот тут интерактивные технологии за счет геймификации и взаимодействия позволяют этот недостаток внимания компенсировать. Поэтому активно развиваются сервисы, устройства и альтернативные способы коммуникации в онлайне, включающие в себя интерактив, в том числе новые среды — такие, как метавселенные.
— Для нас технологии являются производными от нашей работы, а не конечным продуктом, — рассказал Иван Дзержинский, руководитель архитектурного бюро «Конструктив». — В AR и VR мы работаем главным образом с заказчиком и решаем прикладные задачи и задачи общения. Когда показываешь заказчику новый продукт, технологии позволяют воспринимать его иначе. Например, архитектурный проект принято обычно представлять в виде плоской картинки, в которую очень трудно мысленно «переселиться». Ее рассматривают несколько минут на экране компьютера, тогда как в объекте или на территории нужно «пожить». И здесь игровые технологии и моделирование с минимальным использованием кода дают нам более широкие возможности — в том числе в плане коммуникации с заказчиком, презентации процессов. Если мы представляем, например, большое здание, то технологии помогают понять, как все устроено внутри, а если это крупный музейный объект, то это уже настоящая историческая презентация и интересная площадка для работы.
По словам эксперта, проблема в следующем: даже если удастся дождаться улучшенной техники, остается еще вопрос инертности социума и его неготовности к новому. Так что надо работать и с потребителем с точки зрения психологии.
Безграничные возможности
Помимо управления автомобилем зона применения нейросетей — это еще и компьютерное зрение, когда компьютер при анализе изображения идентифицирует объекты и обстановку.
— Мы как раз внедряем компьютерное зрение в образование, — продолжил Андрей Лысенко. — И чем дальше, тем больше мы понимаем, что границ его применения не видно, настолько оно широко. Если взять построение образовательного процесса, то с помощью нейросетей реализуется прокторинг — дистанционный контроль за учеником на предмет списывания, подсказок. Все это делается на анализе картинки от видеокамеры. Более близкое к нам применение — творчество. Нейросети и компьютерное зрение помогают ребятам преодолевать страхи взаимодействия со сложным оборудованием, делают доступным «общение» человека с компьютерной средой, позволяя делать первые проекты: создавать видеопродукты с наложением нейронных технологий, прорисовывать костюмы, переносить объекты в VR — в общем, делать все, что касается виртуального продакшна и генерации контента.
— Нейросети как технический инструмент используют для работы с изображением, — и пока они мало применимы в обосновывающей или нормативной работе архитектора — рассказал Иван Дзержинский. — Мы занимаемся как новыми проектами, так и реставрацией. У заказчика пользуется успехом разработанный нами материал для демонстрации в AR-шлеме — помимо ярких впечатлений это позволяет соотносить себя в масштабе с объектом, в котором ты оказываешься. Например, у нас есть пилотные AR-разработки для музейных проектов. Любой охраняемый памятник несет в себе огромное количество информации, которую пытаются разместить в табличках или «уложить» в голову экскурсоводам. AR позволит не портить памятник или ландшафт, заставив их табличками. Можно совместить задачу с геоинформационными системами и дать человеку представление об объекте или месте, которое не помешает физическому восприятию. Такое виртуальное путешествие дистанционно поможет понять, что он увидит вживую на месте. Так мы воссоздали, например, исторический ландшафт 200-летней давности на Соловецком архипелаге.
Дмитрий Завалишин привел массу примеров безграничных возможностей применения нейросетей. Существенный объем задач, в которых они применяются, — аналитического плана. Нейросети позволяют управлять бизнесом быстрее и точнее, предоставляя четкую картину происходящего в компании. При приеме металлолома на заводе компьютерное зрение помогает находить в вагонах потенциально опасные предметы вроде старых снарядов, которые взрываются в печи при переплавке. Не говоря уже о сборке электронной аппаратуры, которую сегодня делают роботы — приклеивают детали на печатные платы, а камера убеждается, что деталь правильная, и подсказывает, как ее повернуть. В медицине обученная нейросеть выделяет из большого пакета рентгеновских снимков те, где видны признаки болезни.
— Недавно мы сделали систему распознавания для службы заказа такси, — продолжил эксперт. — Дело в том, что операторы колл-центров часто сидят в небольших городах и не знакомы с местными топонимами или названиями города, откуда поступает заказ, — это приводило к большому количеству ошибок оператора при приеме заказа по телефону. Созданная нами система слушает заказчика, распознает слова из местной базы топонимов и подбирает корректное место — качество обслуживания с ее появлением увеличилось в разы.
Что касается AR, то большую ценность эти технологии представляют в музеях, так как дают туристам возможности понять заранее, что они увидят в поездке. Это позволит создать так называемые инструменты предварительного посещения, которые могли бы быть драйвером развития внутреннего туризма — именно познавательного, а не «отдыхательного».
Софт и хард
— Складывается представление о безграничном применении нейросетей. А в случае AR и VR — это узкие точечные кейсы, — говорит Андрей Лысенко. — И связано это с оборудованием. Чтобы нейросеть работала, нужны только процессор и видеокарты, а для взаимодействия с AR и VR — сложные системы. Что касается головных гарнитур, то бытовые очки, которые по цене начинаются от 50 тыс. рублей, не позволяют профессионально и устойчиво работать с крутой графикой и делать сложную вычислительную работу. А стоимость профессиональных гарнитур в России превышает миллион рублей.
По словам Андрея Лысенко, сейчас проблем с оборудованием нет: изменилось ценообразование, появились новые марки для замещения ушедших. В ПО массового сегмента для задач образования и культуры тоже нет ни одного прямого запрета правообладателя на использование продукта в РФ.
— Я говорю про операционные системы и программы общего доступа, — уточнил он. — В узкоспециализированном оборудовании есть проблема в программно-аппаратных комплексах. Точное оборудование поставляется с собственным программным продуктом — оставить его может и можно, но техподдержка будет недоступна. Много сил брошено на решение этой проблемы — субсидии, гранты разработчикам. Мы уже видим впечатляющие темпы развития наших продуктов. Важный момент: в гарантийном обслуживании произошла подмена понятий. Хотя любое оборудование у нас купить можно, но гарантия производителя на территории страны по большинству марок недоступна и заменена на гарантию продавца. Но замена одного слова в договоре — это огромная разница с точки зрения реальных кейсов. Мы как поставщики, на которых возложили гарантийные обязательства, вынуждены самостоятельно решать эти проблемы — как правило, это влечет невозможность ремонта в установленные законом сроки. Если же говорить о полной замене оборудования, то тут вопрос в поиске поиске альтернативных путей — и это приближает нас к опыту Ирана.
Иван Дзержинский выразил опасения относительно импортозамещения. Например, проектирование программного комплекса очень сложно, так как делается на базе некой внутренней индустриальной дисциплины, а с ней у нас все непросто.
— Когда мы столкнулись с запретом одной из ГИС, и наши наработки пришлось отложить, мы попробовали российские аналоги и ощутили колоссальную разницу, — пояснил Дзержинский. — Импортный продукт был мощным и профессиональным инструментом, там были автоматизированы процессы, которые большинство специалистов делают вручную, и получался наглядный продукт для заказчика. Аналогичные отечественные программы либо полностью закрыты для индивидуального подхода, либо очень плохо работают. Сейчас мы получили необходимые ОКВЭДы для разработки информтехнологий, но продукта, отдельного от разработки решений, пока не выпускаем.
Другой тренд, который отметил эксперт, — появление серьезных программных продуктов в бесплатном открытом доступе, и эта тенденция говорит о неком изменении экономического уклада.
Дмитрий Завалишин отметил, что с прикладным ПО, которое используется на домашних компьютерах, проблем нет, как и с широким профессиональным. С чем есть проблемы, так это с узкими программными продуктами, ориентированными на очень специфические отрасли, где мало клиентов и поставщиков. Там легче «перекрыть краник» на территории страны.
— Если на рынке единицы серьезных продуктов, то и заместить их тяжело — как например ПО для создания процессоров. Думаю, у него на всей планете клиентов штук 10. Чем шире рынок, тем замещение легче, а чем он более узкий и вертикальный — тем сложнее.
Тем не менее, эксперт отметил некий оптимизм в плане гарантийной поддержки при локализации программных продуктов.
— У нас был большой проект с массовым ПО Microsoft, где выявилась тяжелая ошибка, — рассказал он. — И хотя наш клиент был золотым партнером Microsoft на высочайшем уровне, нам так и не удалось получить даже среднего уровня техподдержки: сотрудники с плохим английским сами не очень-то разбирались в этом. А когда продукт делается на территории РФ, я понимаю, что найду контакты за 15 минут, а за пару часов выйду на разработчика. Как быстро он это починит — другой вопрос.
Технологии без людей
— Технологии — это не костюм, который надел и все в нем выглядят одинаково, — говорит Иван Дзержинский. — В зависимости от личных ценностей все воспринимают и могут работать с ними по-разному, причем это не связано ни с возрастом, ни с образованием. Путем проб и ошибок получается определять нужные людям компетенции и их развивать. Поскольку у нас продукт производный, и мы не находимся в жестких рыночных обязательства по разработке конкретных приложений, то работаем в рамках коллабораций. Например, мы сотрудничали с партнером, специализирующемся на разработке приложений виртуальной реальности.
Потребность в специалистах огромная, и речь тут не только об открытых вакансиях, а еще и о новых независимых студиях, подтвердил Андрей Лысенко. Если взять креативные индустрии и разработку продукта как ее часть, то тут, по его словам, не хватает конкуренции, новых проектов, независимых взглядов, энтузиастов и наставников. Государство задало четкий вектор на решение этой проблемы, и в это вкладываются ресурсы на всех этапах. Первая составляющая этого комплекса — образование. Прежде всего, это ранняя профориентация с возможностью уже в школе не только прикоснуться к технологиям, но и реализовать и даже коммерциализировать свои первые проекты. На это направлен федеральный проект «Придумано в России» по созданию школ креативных индустрий и центров одаренной молодежи по всей стране. В средне-специальном образовании сейчас запускается обновление колледжей в рамках федеральной программы «Профессионалитет», а на подходе внедрение инновационных программ подготовки специалистов в вузах по проекту «Приоритет-2030». Работа идет по всем направлениям, создаются кластеры не только для обучения специалистов, но и для подтягивания туда потенциальных работодателей.
— В этой большой глобальной работе есть одна главная проблема: а кто будет учить этот новый пул специалистов, которые нам нужны тысячами? — говорит Лысенко. — И у новых образовательных центров, и у тех кто давно работает, у всех проблема одна — преподаватель, его квалификация, мотивация, условия для него. Люди с нужным уровнем компетенций, может, и есть, только они готовы заниматься чем угодно, но не преподаванием. Мы запустили пилотный проект, в котором объединяем ресурсы для привлечения и мотивации талантливой обученной молодежи в наставники в образовательные центры, школы, колледжи. Первых результатов ожидаем к осени. Параллельно ведем площадку, чтобы собрать опыт и ресурсы, которые готово предоставить государство для мотивации молодых специалистов на работу в наставничестве в наших подшефных образовательных центрах.
В творческой работе, как считает Завалишин, нейросеть тоже не заменит человека. Да, нейросеть рисует если не лучше, то точно на том же уровне, что художники — но автор произведения не нейросеть, а тот, кто сидит и нажимает на кнопку, направляя ее. То есть эти технологии не заменят, а освободят художников от огромного количества рутинной работы по непосредственно «нарисованию» и превратят их в реальных творцов. От стадии «придумал идею в голове и потом несколько дней ее вырисовываю» перейдет в стадию «придумал и потом объясняю нейросети». По мнению эксперта, это сократит время на производство креативной продукции, что и есть то самое повышение производительности.
— При этом в кадровой картине есть еще одна проблема, — продолжил Завалишин. — Всем нужны обученные готовые кадры с 10-летним опытом и никому не нужны студенты. которые только вышли на рынок. А где они возьмут опыт, если никто их не берет? Беда в том, что даже бесплатно включить студента в проект для серьезной компании — это замедлить работу по проекту: специалисты должны будут отвлекаться на его обучение и контроль его работы. Хороших решений этой проблемы я пока не вижу, хотя сейчас ее пытаются решить через наставничество.
Сознание и готовность
Проблема развития новых технологий не в системе, а в людях и культурно-управленческом барьере, который пока присутствует, считает Иван Дзержинский.
— Поэтому это развитие пока сложно прогнозировать, — говорит он. — Точку роста можно найти при пересмотре отношения к начинающим специалистам на рынке труда.
Технологии вошли в нашу жизнь и назад дороги нет — видно, как меняется сознание потребителей и заказчиков. Более того, спрос на технологии растет и будет расти, считает Андрей Лысенко. Оборудование тоже не стоит на месте: новые устройства появляются постоянно, как и новые компании по разработке — в том числе и программных продуктов.
— Клиенты, которым мы года четыре назад назад рассказывали про эти технологии, сегодня сами приходят к нам, — пояснил он. — Они понимают, что нужные задачи уже не решить привычными средствами и просят снова рассказать, как работать с технологиями. Также я допускаю, что в нашем секторе количество специалистов будет увеличиваться. Во-первых, не секрет, что уровень зарплат здесь высок, во-вторых, образование становится все более доступным — помимо платных курсов, позволяющих получить практическую возможность работы с новыми процессами, подтягиваются и бесплатные инструменты.