Тупая езда: Юра Борисов и Анастасия Талызина в романтическом психотриллере «Кентавр»

В прокат выходит «Кентавр» Кирилла Кемница — камерный триллер, действие которого разворачивается по большей части в такси. Герой Юрия Борисова возит по ночному городу эскортницу (Анастасия Талызина), у которой много дел, а самое опасное — участие в поисках маньяка, зверски разрезавшего на кусочки нескольких девушек.

С очаровательным простодушием авторы «Кентавра» выдают маньяка с головой уже в экспозиции, вероятно, считая свою аудиторию туповатой и не владеющей дедуктивным методом. Выбор кандидатур в маньяки сразу сужается до двух человек: странноватый пассажир, который корчит нервические гримасы и всем своим видом как бы говорит: «Обратите внимание, это я, я — психический!» — и сам таксист Саша.

Герой Борисова в светской болтовне с пассажирами подбрасывает в костерок подозрений многозначительные намеки, например такие: «Мне батя ничего не говорил — его мать убила». «Ага! Психопатическая наследственность», — смекает догадливый зритель, и он, в общем-то, близок к истине, как выяснится к финалу, когда ему действительно покажут и мать маньяка для полноты клинической картины. Зловещая мамаша (Ксения Кутепова) в конце апреля ходит в шубе (выгодно выделяясь на фоне остальных, легко одетых персонажей) и желает сыну: «Лучше бы ты инвалидом родился». Мама, безусловно, один из самых эффектных персонажей фильма, но ей, увы, отведено мизерное экранное время.

Но до этого Саша будет старательно окутывать себя туманом, подпуская философских рассуждений о том, что «ночью совсем другая жизнь» (это рекламный слоган фильма), потому что «ночью сложнее притворяться» и «люди открываются с другой стороны». Поначалу возникает робкая надежда, что и сам таксист откроется с неожиданной стороны: например, окажется не страдальцем, который с трудом может доковылять до пассажирской двери, чтобы открыть ее капризной клиентке, а симулянтом, с которым поди побегай наперегонки. Подозрения крепнут, когда таксист по очереди озвучивает три причины своей инвалидности: в одной версии он неудачливый автогонщик, в другой — контрактник, в которого попал осколок, в третьей — все детство безрезультатно таскался по врачам.

То, что Саша путается в показаниях, быстро замечает очередная пассажирка — густо накрашенная блондинка Лиза в мини-юбке, которая выходит из «такого дома», что проницательному таксисту не составляет труда вычислить ее род занятий. Тут «Кентавр» из производственной драмы о необычном мужчине с интересной работой превращается во что-то вроде мелодрамы «Купе номер шесть» — недавнего фестивального хита Юхо Куосманена о светлом чувстве между русским мужиком и финской интеллигенткой, возникающем в поезде «Москва — Мурманск». Видимо, впечатлившись успехами «Купе…», авторы «Кентавра» резонно рассудили, что драматургическая схема вполне рабочая: если взять Юру Борисова и поместить в замкнутом пространстве с девушкой, то химической реакции не может не произойти.

Но тут сближение между «двумя одиночествами» происходит не на контрасте, а наоборот, на том, что у героев очень много общего. Сначала они хвастаются друг перед другом жизненным опытом. «Я всегда знаю, кому куда надо», — веско говорит Саша. На что Лиза выкладывает свой козырь: «Я сразу вижу опасного мужика». А вскоре их прочно объединяет и ощущение классового родства в жестоком мире эксплуататоров: в одном из диалогов Саша с Лизой не только проводят аналогии между работой таксиста и проститутки («общение за бабки»), но строят предположение, что их крышуют одни и те же люди.

Несомненный плюс «Кентавра» в том, что героиня гораздо красивее, чем в «Купе номер 6». Поэтому, когда на 45-й минуте фильма внутриавтомобильная мизансцена наконец меняется и Лиза задирает ноги на окно, глаз радуется и отдыхает, как и во время ее эротичного танца на краю пропасти в темном заброшенном паркинге. Но было бы неправильно думать, что этот танцевальный номер затеян исключительно для того, чтобы показать, какого цвета трусы на героине. Танец вполне отражает и душевную красоту этой типичной «проститутки с золотым сердцем», которая посылает деньги родителям-пенсионерам и стремится поднять свой профессиональный уровень настолько, чтобы ей платили за одну лишь возможность с ней поужинать. «Я не мясо», — гордо подчеркивает героиня, которая позже сравнит себя и Сашу с другой пищей: «Мы как две креветки в одной раковине, а снаружи океан и твари, которые хотят нас сожрать». Герой усугубляет печаль социальной обреченности: «А мне кажется, что мы планктон, который даже если сожрут, то не заметят, потому что не знают, что он существует».

Будь у авторов такого жанрового гибрида, как «Кентавр», побольше культурных амбиций, они могли бы показать кинематографическую эрудицию и немного разнообразить свое зрелище, сделав ненавязчивые отсылки, скажем, к такой социально сердитой классике, как «Таксист» Мартина Скорсезе, или хотя бы к «Пятому элементу» Люка Бессона, но они предпочитают оперировать развлекательным отечественным кинематографом.

В одном из эпизодов «Кентавра» герои заезжают в автомобильный кинотеатр, где показывают «Невероятные приключения итальянцев в России». Саша с Лизой в этот момент уже слишком поглощены друг другом, на экран почти не смотрят, и рязановская комедия не рождает никаких оригинальных аллюзий с сюжетом и идеями «Кентавра». А ведь как лихо могло получиться, если б в этот момент на экране драйв-ина демонстрировалась «Операция Ы», а конкретно эпизод, где Евгений Моргунов в ответ на наезд («Где этот чертов инвалид?») произносит знаменитую фразу: «Не шуми, я — инвалид!»

Лидия Маслова, специально для «Фонтанки.ру»